— Ты не… — шепчет она. — Нет, я не верю в это! Неужели власть и тебя ослепила? Как ты не можешь все оставить? Сколько раз ты повторял, что любишь меня, что мы будем вместе. Что изменилось?.. Неужели это из-за… — Нора снова смотрит на мой значок с рангом и всхлипывает. — Она тебя если не сегодня, то завтра променяет на кого-нибудь другого! Прекрати быть разменной монетой. Ты ей не нужен, ты нужен мне. Мне! Ты мой, и точка! В этом их различие. Для Норы я трофей, ради которого она готова пожертвовать честью и жизнью. Она хочет обладать мной и не спрашивает, хочу ли я ей принадлежать. А Ларрэт уважает мой выбор несмотря на то, что у нее хватит власти принудить меня к чему угодно. Она тоже готова на жертву, но на бескорыстную. Слезы льются из глаз Норы рекой, и мне с трудом хватает выдержки, чтобы казаться равнодушным. Я виноват перед ней, безусловно. Я сам верил в свою ложь и в мыслях строил с ней будущее. Я мерзкий человек, моя душа никогда упокоится. Но не могу же я и дальше метаться между ними? Пока есть повод, я должен это сделать. Если Нора покинет Дворец и забудет меня, нам обоим лучше. Из-за ночных смен на посту охраны главы Совета про нее и без того ходят непристойные слухи. Теперь, когда она лишилась своего покровителя, их станет еще больше. Хотя бы поэтому ей лучше уйти. — Надеюсь, у тебя в жизни все сложится, — говорю. — Я могу посодействовать, если нужно. — Ах ты! Мне не нужны твои подачки. И знаешь что? Ты пожалеешь об этом! — Ее глаза, совсем недавно полные преданной нежности, вдруг загораются пламенем. — Ты поплатишься за свою ложь! — Она нависает над столом. — Знаешь, Нора, людям свойственно переосмысливать свою жизнь, когда они при смерти. Я понял, что долг перед королевой для меня выше любого другого долга. — Нет, ты врешь! Ты не можешь уйти, потому что тебя повысили, ты стал сильнее. Ты мнишь себя властелином мира. Власть поглотила тебя, и ты не можешь от нее отказаться. Что дальше-то? Я не удивлюсь, если и ты когда-нибудь покусишься на трон. — Будь это моей целью, я бы давно попытался. — Ты так же болен, как… — Не сравнивай меня с ним. — Я вас обоих знаю достаточно хорошо, — она смеется. — Я имею право судить. Когда будешь смотреть на казнь, помни, что на его месте мог быть ты. Ты заслуживаешь такой же позорной смерти! Когда она уходит, я закрываю дверь на ключ и где-то час сижу в тишине и одиночестве, пока не прихожу в себя и не выхожу с каменными лицом, будто ничего не случилось. *** Прошел день. Все, кто помогал преступникам, наказаны и отправлены в Тэсс — провинцию, где содержатся все заключенные. Там им найдут применение. Лайсэна и его сына Нэрриса казнят сегодня на площади после народного суда. — Смотри, кого мы нашли. — В неожиданно приподнятом настроении Айрон заходит в кабинет. Он приводит к ней Джэна. Бычок выглядит изнеможденным, но при виде Ларрэт издает радостный визг, вешает язык. Правая задняя лапа у него повреждена и перевязана, и он плетется к госпоже на своих троих. Ларрэт с утра сама не своя, но при виде бычка, которого уже успела полюбить, меняется в лице. — Ах, Джэн! — Она кидается его обнимать. — Стрела попала ему в бедро, — говорит Айрон. — Он потерял много крови и еле-еле дополз до границы. — И что с ним будет? — Мне сказали, что, возможно, он останется без лапы. Придется ему исполнить последний долг. — Нет, он слишком молод! Их у нас не так много — пятьсот голов на тридцать тысяч жителей. Одним бычком можно накормить несколько семей, но обычно они идут на мясо во взрослом возрасте, когда уже не способны помогать в хозяйстве. Они умирают, чтобы мы жили. — Я распоряжусь, — говорит Ларрэт, — чтобы во Дворце ему обеспечили крышу. Пусть доживает свой век и оставит потомство. — Я поэтому и привел его к тебе. — Айрон пожимает плечом. — Иначе он не избежал бы бычьей участи. Так что, ты готова к сегодняшнему? — Да, более чем. — Есть все-таки в этой истории кое-что хорошее, — вставляю я свое слово. — Теперь у нас только один враг. — Но есть и кое-что плохое. Когда я только стала королевой, я была уверена, что не смогу отнять чужую жизнь. Это не так трудно, как мне казалось. — Они заслуживают. — Айрон обнимает жену за плечи. — Я боюсь стать такой же хладнокровной, как мой отец. Боюсь, что когда-нибудь я не испытаю ровным счетом ничего, проливая кровь. Сейчас я чувствую хотя бы ненависть. Почему мы называем место королевского покоя алтарем? Алтарь — место жертвоприношения, а король неизбежно становится жертвой собственной власти. Грани личности стираются, если просидеть на троне половину жизни. Интересно, какой будет Ларрэт в старости? Увижу ли я в ней своего старого врага? *** Лайсэн и Нэррис должны вот-вот вернуться с обхода и предстать перед королевой. Они по шею обмотаны цепями и окружены десятком стражников. Им некуда бежать, их судьбы предопределены, если народ не выразит свою волю открытым протестом, что маловероятно. Придворные собрались перед площадью. Людей больше, чем я ожидал, — половина Дворца. Вот же народ жаден до зрелищ! Ворота открываются, по прямой дороге к замку ведут пленников. Люди начинают перешептываться. — Я требую тишины, — говорит Ларрэт громко с балкона, и народ покорно замолкает. — Я напомню вам, зачем мы здесь. Мой дядя, брат моего отца, короля Эдриана, так же известный вам как господин Лайсэн, в пару со своим старшим сыном, Нэррисом, совершили измену. Они организовали покушение, в результате которого погибло семнадцать человек. — Она называет всех поименно и выражает соболезнования их семьям. Дело не в количестве жертв, а в самом факте покушения на королеву, но госпожа посчитала важным упомянуть убитых. — Они сделали это, чтобы расправиться со мной и незаконным путем занять трон. Нэррис смиренно опускает голову, а глава Совета — уже бывший — вырывается изо всех сил и кричит: — Это Вы предали династию! — Он весь красный, будто его достали из горящей печи. — Сдали Адас! Вы обрекаете людей на жажду и голод, но смеете обвинять меня! — Мы не настолько беспомощны, чтобы не справиться в одиночку. — Она дает слово Айрону, который сообщает о находке на третьей базе. Мы посчитали, что будет правильным сказать это именно сейчас. По площади разносится радостный лепет, и королева вновь просит тишины. — Мне жаль, что я сообщаю эту замечательную новость при таких обстоятельствах. — Делает паузу. — Что ж, перед тем как исполнить приговор, я даю вам, господин Лайсэн и господин Нэррис, право на последнее слово. — Это не ее желание, этого требует обряд суда. Старший сын бывшего главы Совета отрицательно качает головой, прислонив подбородок к груди. Могу предположить, он пошел на это ради родительского одобрения: Лайсэн всегда был с ним холоден. — Конечно, мне есть что сказать! — вопит Лайсэн. — Вы, госпожа, строите из себя святую, а сами стоите на костях! На костях тех несчастных, которые погибли двести лет назад в битве на власть. А Вы получили трон так просто, по счастливой случайности… Вам слишком повезло, Вам не понять, каково быть обделенным! Вы обвиняете меня в измене? Но позвольте напомнить Вам и всем собравшимся. Когда то же самое сделал Ваш любимый брат, Вы возвели его на престол и поклонялись ему шесть лет! У меня подкашиваются ноги. Рана вновь дает о себе знать сильной болью. Этого придурка нужно как-то остановить, но меня хватает только на то, чтобы стоять на ногах и сохранять спокойствие. Впрочем, мне слова не давали, и я молчу. — Что сделал мой брат?.. — спрашивает она растерянно. — То же, что и я. Только господин Дэмьен оказался умнее и довел желаемое до конца, — Лайсэн усмехается. — И все сделали вид, будто ничего не заметили, побоялись пасть жертвой его гнева. Мой брат не умер своей смертью, его отравили!.. И всех тех, кого он якобы заразил желтой болячкой, тоже отравили. — Я не верю. Это клевета и ложь. — Ах, не верите! Что ж, спросите у своего любимого раба. Он его сообщник! — Лайсэн злорадно усмехается, наконец добравшись до сути своих речей. Нет смысла обвинять мертвого, зато он может напоследок меня втоптать в грязь. Мне кажется, будто все слышат стук моего сердца. Люди уставились на меня… Сотни любопытных глаз жаждут правды, и каждое движение может меня выдать. Я нахожу в толпе Крэйна: он напуган, держит руку на груди. Я не могу подвести его. Наверняка Лайсэн ожидает, что я в растерянности невольно во всем сознаюсь, но нет, я не дам ему разрушить свою жизнь. — Если Вы верите собственным словам, — говорю я, собравшись, — почему Вы вспомнили об этом только сейчас? Почему не огласили свои подозрения раньше, не предоставили свидетелей и доказательства? У Вас хватило бы влияния, чтобы их раздобыть, если это все правда. — И Вы ему верите?! — Верю, — отвечает Ларрэт уверенно и громко, чтобы все слышали. — Он обманывает Вас долгие годы, а Вы возносите его на небеса! Где это видано, чтобы жалкий прислужник занимал мое место?! Как Вы смеете дарить ему второй ранг, мой ранг?! — Довольно, — говорит Ларрэт сердито. — Я не вижу ни одной причины слушать того, который сгорает от зависти. Стража! Приказываю исполнить наказание! На последнем дыхании Лайсэн кричит о том, какая же я тварь и что я не заслуживаю ни капли того, что имею. Нет бы раскаяться или хотя бы обменяться парой слов с сыном, который стоит на коленях совсем рядом и вынужден смотреть, как убивают родного отца прямо на его глазах. Печальное зрелище. Еще печальнее узнавать в нем Дэмьена. Перед лицом смерти они поразительно похожи друг на друга. Вместо того, чтобы прожить последнее мгновение с честью, они жалеют об утраченной власти. Неужели Нора думает, что и я умру таким же? Я думал, Ларрэт отвернется, чтобы не видеть кровь, но она не двигается места до момента, пока не унесут тела пораженных. Она не замечает меня, все ее внимание приковано к площади. Сердце все так же лежит в груди тяжелым камнем и бьется так сильно, будто хочет покинуть бренное тело. История, которая почти забылась, вновь всплыла наружу. Да, госпожа мне поверила (по крайней мере, поддержала меня прилюдно, что очень важно), но что подумала она на самом деле? Кому поверили другие? Неужели мне жить с этим грузом до конца своих дней?.. Глава 11. Выбор Я запираюсь у себя и прокручиваю в мыслях сегодняшний день. От предсмертных откровений Лайсэна до сих пор мурашки по коже. На самом деле, бояться нечего. Пока Ларрэт на моей стороне, меня никто не осудит. Разговоры о моей причастности к смертям в замке стихнут достаточно быстро, даже если бездействовать. Проблема не в этом, а в том, что мне в очередной раз напомнили: между мной и Ларрэт — стена. Мне придется из раза в раз переступать через себя, чтобы не признаться ей. И с каждым годом будет труднее молчать. Кто-то стучит в мою дверь. — Да? — спрашиваю, сделав перед этим пару глубоких вдохов. — Это я. — Я узнаю голос Айрона и открываю. — Она уснула, решил к тебе зайти. Ты как? — Так себе, если честно. — Думаешь о том, что сказал Лайсэн? — А как не думать. — Знаешь, посплетничают и забудут. Если слушать все, что о нас говорят, с ума сойти можно. — Он садится у порога. — Людям не угодишь. Они всегда найдут способ оправдать чужие заслуги кровью или удачей… У меня второй случай. Много ли хорошего ты слышал обо мне, пока я не вернулся во Дворец? Называли пьяницей, бездельником. Кем еще?