— Навсегда? — спрашивает один из советников. — Неужели мы потеряли его безвозвратно? Вы возлагали на него большие надежды! — Нам нужно время, чтобы проверить все досконально и дать более точный прогноз. А на данный момент мы не можем сказать ничего утешительного. Надеемся, в будущем мы сможем эксплуатировать Цейдан хоть в каких-то масштабах. — И почему же это случилось? — спрашивает другой. — Неизвестно, — отвечает Цвэн. — Скорее всего, виновник оказался под землей, и мы уже не узнаем. — А что насчет Вермы? — спрашивает отец Кэрол, управляющий вторым крупнейшим месторождением. — Мы продолжаем работу в том же режиме? — Как нам всем известно, на сегодняшний день, вернее, на позавчерашний, Верма обеспечивала нас почти половиной водного запаса, но мы вынуждены ослабить нагрузку, чтобы не случилось еще одной трагедии, чтобы запасов воды хватило до того момента, как мы найдем новый источник. Разведка предлагает уменьшить количество добываемой воды на Верме на треть, пока это возможно. Предложение вызывает шквал недовольства: видите ли, люди только-только научились жить без нужды, а не выживать, а тут — снова. — Господа и дамы! — Цвэн стучит пальцами по столу и встает, когда обсуждение перерастает в конфликт. — Кажется, вы не все поняли серьезность ситуации. Я повторяю: мы вынуждены ограничить себя в воде, это необходимая мера. — Я так понимаю, Вы отрицаете виновность разведки в случившемся? — спрашивает глава Вермы, поднимая брови. — Мы не снимаем с себя ответственности. Пока управляющий Вермы спорит с Цвэном, глава Цейдана — уже бывший — сидит возле него с поникшей головой и с видом человека, который винит в трагедии только себя. Тем временем Ларрэт молчит практически с самого начала конгресса — только слушает. — Ваше Величество, — обращается к ней управляющий, — скажите, я не прав? Разве мы не должны обвинить во всем разведку? — Сейчас это имеет мало значения. Вы бы лучше послушали, что мы делаем дальше, — встает она на защиту Цвэна. — Вы вчера говорили про разведку новых каналов? — обращается она к нему. — Да, госпожа. Если разрешите, я доложу об этом. — Разрешаю. Цвэн отдает приказ своему помощнику представить конгрессу карту, и большое полотно занимает весь стол. Он рассказывает про пять баз, где мы планируем искать воду. — Большинство участков уже использованы в прошлом или используются на сегодняшний день для добычи других ресурсов, поэтому копать придется не так много, — добавляет он. — Но все же нам нужно большое количество рабочей силы, ориентировочно по четыре сотни пар рук на каждую зону… После доклада на лице Эмаймона появляется хитрая полуулыбка, и все мы понимаем, на что он теперь возложит все свои надежды. Глава 6. Распутье Нехватка воды с каждым днем ощущается все сильнее. Мне страшно представить, каково жителям городов и окраин, ведь даже нам, людям с рангом, приходится беречь каждую каплю. На зонах начались первые работы. Вместе с этим Цвэн не теряет надежду когда-нибудь возродить Цейдан — дело всей его жизни. Айрон говорит, случившееся стало для отца большим ударом, но он еще держится. Через сорок дней после конгресса скончался Вэррилэс: ветряная лихорадка болезнь опасная, он долго боролся. Восток осиротел, а Запад горюет вместе со своей наместницей. Королева навестила ее сегодня, в день окончания траура. Я всегда считал Заэллу насквозь фальшивой, но сегодня мне показалось, что она оплакивала мужа искренне. Остаться в двадцать лет вдовой — незавидная участь. Ларрэт восприняла ее горе слишком близко к сердцу, и я с трудом уговорил ее вернуться в замок. — Вам нужно подумать, кого назначить на место Вэррилэса, — говорю я, когда мы оказываемся в кабинете. — Я уже решила. Назначу Айрона. — Но почему?.. — Он сам говорил, что обожает Восток и знает каждую его песчинку. Что именно тебя смущает? — То, что он Ваш будущий муж. Вы хотите, чтобы он половину жизни проводил за стенами Дворца, не с Вами? — Именно этого я и добиваюсь. Кажется, я тебе уже объяснила, что это брак по расчету, ради наследников. Мне совершенно ни к чему, чтобы Айрон путался у меня под ногами. Он и без того слишком навязчив. — Лучше доверить Восток более опытному человеку. — Думаю, он справится. Разве ты сомневаешься? — Это может разрушить ваш брак. — Ну с чего бы? Не все люди выбирают одну крайность, как ты. Айрон вполне может совместить службу и супружеский долг. Мне от него не так уж много и надо… Не понимаю, почему ты против. — Вы сами только что признались, что хотите видеть его пореже. — Не без этого. — А если закрыть на это глаза, Вы уверены, что это хорошее решение? Ларрэт делает вид, что не слышит меня. — Похоже на то, — продолжаю, — будто Вы пытаетесь решить личные проблемы с риском для королевства. — Это не так. Я все взвесила. — В ее голосе нотка раздражения. — Вы не спросили моего мнения. — Разве должна была? На этот вопрос мне ответить нечего, поэтому я виновато опускаю голову. — Вы уже выбрали дату бракосочетания? — спрашиваю. Разговор той ночи мы почти не обсуждали. Иногда Ларрэт делала шаг навстречу, смотрела на меня порой чуть дольше обычного, а я был с ней более сдержан, чем тогда, в пустыне. Теперь я стараюсь беречь дистанцию даже в тех случаях, при которых раньше бы не задумался, необходимо ли это. — Мы заключим клятву через десять дней. — Она встает. — Но без торжества и гостей. — Еще ни один династийный брак не заключался без свидетелей. — Значит, мы будем первыми. Ты сам говорил, это слишком расточительно. Тем более теперь, когда мир на грани. *** Вечером того же дня Айрон приходит к королеве, а я решаю повидаться со своим старым учителем, однако не нахожу его дома. Он часто задерживается в Ордене, это в порядке вещей. Его дом небольшой и скромный: кухня, подвал, две комнаты и уборная. Лишнего шагу не сделаешь. Одна из комнат когда-то была моей. Я жил в ней с восьми до двенадцати лет, и она сохранилась в том же виде, в каком я ее оставил. Я помню тот день… Меня, в дырявой рубахе, немытого, огрызающегося на всех подряд, прямо из темницы, где я провел последние дни, привели сюда, в чистый дом. Меня притащили с согнутыми на спине руками и бросили на пол. Я поднял глаза — и увидел с другого конца коридора старика с густыми седыми усами и коротко стриженой головой. Он сделал шаг мне навстречу, я в ответ отполз к двери и что-то прошипел. Я сопротивлялся, но Крэйн отвел меня в уборную, где я привел себя в порядок и надел чистую рубашку. Потом он показал, где я могу разместиться. Что чувствует в такую минуту человек, который всю жизнь спал на полу, а последние ночи и вовсе провел в холодной и грязной темнице? Я испугался. Мне — и отдают целую комнату, по моим тогдашним представлениям огромную, с кроватью, столиком. Мне казалось странным, что ко мне относятся по-человечески. В тот день я не сразу лег, но проспал мертвым сном больше суток. И следующие три дня тоже не вставал. А может и не три, а больше — я тогда потерял счет времени. Мне приносили еду и воду. Я ел, пил и отсыпался. Крэйн пытался со мной заговорить, но я ни в какую. Спустя несколько дней я наконец вышел и спросил, в чем заключаются мои обязанности. Как-никак я оставался прислужником и должен был подчиняться своему хозяину. И Крэйн рассказал о себе, о том, что недавно похоронил жену, а теперь живет один. Он говорил про Орден, про своих учеников. Говорил, что уже стар, но не может оставить работу, ведь дома его никто не ждет. Он приучил меня к тренировкам и удивлялся, что у меня все получается с первого раза. Я тогда был тощим до ужаса, но привыкшим к тяжелой работе, потому поднять штангу или отжаться для меня было тем еще пустяком. Так я попал в Орден и стал свободным человеком, получив седьмой ранг. Мне не забыть это чувство, когда прикрепляют на грудь треугольный значок с семью полосками веером… Моя комната всегда обнажает одни и те же воспоминания. Одни и те же сцены из прошлой жизни встают перед глазами: смерть Мерт, знакомство с учителем, посвящение в Орден, первый разговор с господином. Я прожил здесь четыре года — наверное, лучшее время в моей жизни. Странно так думать, ведь совсем недавно я потерял сестру, я горевал, я грезил о мести, но жизнь преподнесла мне тогда шанс измениться. Я этого не оценил, не прочувствовал, не заметил, но в те годы у меня могло быть будущее — светлое, чистое, без колких камней на душе. Теперь мне восемнадцать: уже не молод, пока не старик. За спиною половина жизни и гора сожалений. — Что-то случилось? — слышу я голос Крэйна на пороге своей комнаты. — Нет. — Но ты пришел. — Без повода, просто так. — И ты выглядишь неважно. Я сажусь на кровать, закрываю глаза и спрашиваю: — А что у тебя нового? Как там Рэм? — Я про того мальчишку из прислужников, которого Крэйн хотел пристроить в Орден.