– Мари, поторопись! Вставай и накинь что-нибудь! – сказал отец Мари. Мари словно громом поразило, она с места не сдвинулась. Все задержали дыхание. – Так ты встанешь или нет? – настаивал он. – Думаешь, тебя будут ждать? Сегодня твой счастливый день. Еще есть надежда. Или вызвать подъемный кран? Я улыбнулся, потому что мой папа тоже так часто говорил. Можно было подумать, что отец Мари вот-вот расплачется, у него всё лицо перекосило. Его жена всхлипывала, стоя у него за спиной. – Ты выглядишь лучше! Невероятно! – заметил он. – Она готова к финальной гонке, – сказал Счастливчик Люк. Мой взгляд упал на висевшее на стене приглашение. – А сколько сейчас времени? – спросил я. – Почти десять тридцать, – ответил папа. – БЕГОМ! – завопили все разом. Папа схватил виолончель, а Мари нащупала мою руку. Друг за дружкой мы направились по тропинке к выходу из леса. Счастливчик Люк держал в руках вешалку с элегантным платьем Мари, и я подумал, что мы похожи на банду браконьеров. И в этом была доля правды, потому что мы пытались обмануть саму судьбу. «Панар» и огромный БМВ были припаркованы на опушке. За ними Счастливчик Люк оставил свой велосипед. Мари переоделась, спрятавшись за дверцами «панара». В белом воздушном платье она походила на светящуюся лесную фею. – Я поеду с Виктором, – сказала она, – я не могу отпустить свою нить. Дарт Вейдер залез в БМВ с родителями Мари. Хайсам сел рядом со мной на заднем сиденье «панара», а Мари и папа – впереди. – Я за вами! – закричал Счастливчик Люк, седлая своего коня. – И даже не пытайтесь обогнать, не получится! Папа вел машину и поглядывал на меня в зеркало заднего вида с тревогой и любопытством. – Что такое, папа? Почему ты так на меня смотришь? – Ты уже неделю не брился. Выглядишь неряшливо. Хайсам заполнил собой весь «панар». Он был очень спокоен и не осознавал, какое чудо только что сотворил. – Что ты им такого сказал, что они согласились? Как у тебя получилось? Мой благородный египтянин лишь глубоко вздохнул, словно я ему порядком надоел. Я понял, что он ничего не расскажет. – Ты правда мастер. Вот что я тебе скажу. Позади, пригибаясь на поворотах, Счастливчик Люк крутил педали изо всех сил, нахмурившись и опустив голову. Он не отставал от нас. * * * Когда мы приехали, первых кандидатов уже прослушали, но, к счастью для Мари, ее выступление поставили во второе отделение, так что у нас еще было немного времени. Мы оставили ее в классе, чтобы она поиграла и разогрелась. – Виктор, возвращайся через пять минут! Мне нужен мой переворачиватель страниц! – В таком виде? Я похож на дикого кабана. – Я жду тебя через пять минут. Приходи хоть голым! – сказала она, перед тем как исчезнуть в классе. Мы недоуменно переглянулись. Обычно Мари так не разговаривала. Я начал подумывать, что препараты Счастливчика Люка влияют на речь. – Вот видишь, – сказал папа, – тебе стоило побриться. Но ты же сам лучше знаешь! Зрители первого отделения вышли из зала. В этот момент нас пригласили войти. Хайсам выглядел грустным. Он сделал шаг назад. – Ты не идешь посмотреть на Мари? – спросил я его. – Браво, маэстро, – просто ответил египтянин и направился к выходу. Я остановил его, схватив за край клетчатой рубашки. – Ты не можешь уйти просто так! Не сегодня! – Конечно могу! Сегодня… шаббат. – Ты опять выдумал шаббат, чтобы сбежать от нас! Послушай, ты же даже в машину сел и провел на улице весь день, а может так случиться, что сегодня вечером ты будешь смотреть телевизор и есть сосиски! – Вот именно. Я и так уже натворил дел. Ты знаешь, что Решевский отказывался играть по субботам и все тридцать лет карьеры это мешало ему на турнирах? Я пожал плечами. – Да плевать на твоего Решевского и его странности. Он делал то, что хотел! Может, ему было весело пропускать турниры по субботам!.. Ты сам-то, Хайсам, хочешь уйти? Он смутился и, мне кажется, первый раз в жизни оказался не в ладах с собственной совестью. – Хочу? Нет, конечно. Напротив, мне очень хочется остаться. Ты даже не представляешь насколько! Наступил долгожданный момент. Позвали Мари и ее переворачивателя страниц. Я думал, что у меня задрожат колени, а зубы будут отбивать каждый такт, но наоборот, меня переполняло космическое спокойствие, словно само время протекало через мое тело. В зале я увидел папу рядом с Хайсамом и Счастливчиком Люком, а еще Дарта Вейдера, сидевшего между родителями Мари. Жюри разместилось чуть дальше, справа. Казалось, что Мари далеко: она широко открыла глаза, словно ее загипнотизировали. Тишина расстелилась, как скатерть. Мгновенье пустоты. Мари держала смычок в нескольких сантиметрах от струн. У меня перехватило дыхание. Я мельком глянул на папу, затем на Хайсама, который расплылся в кресле, и заметил, как он поднял руку, совсем невысоко, – это был его фирменный жест, неуловимым образом понятный только нам двоим. И за эти секунды пустоты, прежде чем смычок рванет струны, в моей голове пролетели воспоминания, смешиваясь и сталкиваясь между собой. Мари идет в одиночестве по дороге в деревню. Мари в поезде с призраками. Карамельное «яблоко любви». Мари в пыли с сердцем, полным печали. Глаза Мари. Счет шагов Мари. Музыка поднималась над головами, парила в зале, такая насыщенная, неосязаемая и прозрачная. Время от времени я с серьезным видом переворачивал страницы. Хотя мне и не хватало музыкальных знаний, я осознавал, что сегодня Мари играла как-то по-особенному, опасно, будто скользила по краю пропасти. И за этот год мы тоже перешагнули пропасть, прошли сквозь мглу. Иногда смычок замедлялся, и казалось, что музыка карабкается в гору, с трудом, с одышкой, а мгновение спустя ноты водопадом лились с другой стороны перевала, словно бешеная кавалькада. Сердце мое билось изо всех сил – я знал, что от малейшего дуновения Мари упадет. Я видел ее в профиль. Ее лицо блестело, а волосы развевались во все стороны. И вдруг она трижды резко провела смычком по струнам. В зале снова повисла тишина. Свет в конце тоннеля. Очень медленно, очень нежно Мари отвела смычок от виолончели. Мелодия всё еще скользила и змеилась между нами. И мне показалось, что последнее музыкальное эхо исчезало вместе с нашим детством под оглушительный гром аплодисментов. Пока мы ждали результатов в маленькой гостиной, Счастливчик Люк сказал, что Мари напомнила ему Бернара Ино на спуске с Лотаре во время его последнего «Тур де Франс». Он несся так стремительно, что это было похоже на падение. Такое сравнение мне ни о чём не говорило, но я понимал, что он имел в виду. Мари сидела рядом совершенно без сил. Препараты Счастливчика Люка явно перестали действовать. Она сказала: – Ты был бесподобен. И я подумал, что ей уже не так плохо, раз еще остались силы на шуточки. – Да говорю тебе, без шуток, я понятия не имею, как ты справился… – О чём ты? – Ты перевернул пятнадцать страниц в нужный момент, невероятно точно. Ты был великолепен! И да, после того как жюри огласило результаты и пообещало Мари блестящее будущее, я сел в «панар» и подумал, что она права: на самом деле мы и сами не знаем, насколько великолепны. Затем «панар» тронулся. – А теперь тебе точно пора побриться, – сказал папа. Благодарности Я хотел бы поблагодарить всю команду издательства «Дидье Жёнесс» за энтузиазм, с которым они восприняли мою книгу. Благодаря упорному труду этой талантливой команды с улицы Ассас, 8 мой текст превратился в настоящий роман.