— Если только об изготовлении корпуса реактора идет речь, — снова влезла Таня, — то можно и за год справиться. В крайнем случае я попинаю кого надо… за год управимся. — Меня всегда восхищал ваш безудержный оптимизм, — усмехнулся Берия. — Вы готовы взяться за руководство модернизацией завода Орджоникидзе? — Вот еще, глупости какие. Я всего лишь врач… впрочем, давайте поруковожу. Но только в части раздачи пинков. — Я бы попросил тогда ваши пинки раздать, — Николай Антонович на секунду задумался, — сотрудникам Дубненского отделения ВНИПИ. Она обещали еще в ноябре предоставить систему автоматики для управления реактором, но мы эту систему так и не увидели. — Лаврентий Павлович, а ведь товарищ Доллежаль вас обидеть хочет. — Это как? — А кто мне весной не выделил два десятка математиков? У меня вся аппаратура управления готова, а вот программы… Ими занимались пять молодых женщин, всего пять! И вот трое из них сейчас в декрете. Что делать будем? Можно у Королева математиков отобрать, но тогда у нас с ракетами будет очень грустно. — В феврале будет выпуск в Московском механическом, мы тебе из него… десять математиков дадим. Ну что смотришь хитрыми глазами? Нет у нас больше специалистов! — Ну нету так нету. Кстати, в ММИ сейчас тоже вроде реактор строится, исследовательский. Надо там и кафедру управляющей автоматики организовать, пусть и студенты свой посильный вклад внесут. — А я против, — улыбнулся Доллежаль, — я думаю, никакой кафедры там организовывать не нужно. А нужно организовывать целый факультет! — Ну хорошо, перейдем к остальным вопросам… Когда все мероприятия закончились, Берия с Таней отправился на аэродром: он уже привык «нарушать собственные распоряжения», а на претензию Сталина по этому поводу когда-то сказал «если она разобьется, ты все равно меня расстреляешь и будешь прав, так уж лучше я вместе с ней. Но она точно не разобьется» — и Иосиф Виссарионович его по этому поводу больше не пилил. А в самолете Лаврентий Павлович спросил: — Фея, ты чего такая злая сегодня? — Да ничего не злая… просто сердитая. На себя сердитая: не учла, что когда у человека новая нога отрастает, она жутко чешется. А человек теперь мучается… — Ну почешется и переста… ты что, человеку отрастила новую ногу⁈ — Ну я же обещала… а удивляться тут нечего, это как раз моя специальность. Я же регенератор… —…второй категории… вот, значит, чем регенераторы занимаются… Сколько у нас в стране инвалидов? — Полтора примерно миллиона. И надо починить всех. А до появления нужной техники еще лет пятнадцать-двадцать работать придется… — А ты как это сделала? — Ручками… и русскими бабами. Вам точно неинтересно будет. — Ну… ладно. Сталину сама расскажешь? — Не о чем еще рассказывать. Пока что-то могу сделать только я — это не повод хвастаться. Вы же не считаете нужным хвастаться, что у вас есть две руки? Вы таким родились, а я такой здесь появилась. Вот когда хотя бы десяток других врачей это делать научатся… — У тебя есть в доступности тормозуха для хирургов? А то я сегодня ночью после такой новости, боюсь, не засну. — Я вам пришлю… пристегивайтесь, садимся уже… Глава 23 Пятьдесят третий год в стране начался в общем-то обыкновенно. В четверг начался, и страна в очередной раз (уже шестой с принятия постановления о выходном дне первого января) просачковала будний день. А в пятницу уже приступила к работе, и магазины тоже заработали все. Включая и магазины электротоваров — в которых начали продавать населению электрические лампочки по семнадцать рублей за штуку. То есть «старые», традиционные лампы накаливания по цене от двух-сорока до трех с полтиной продавать не перестали, а добавили «новые», которые вызвали в народе взрыв энтузиазма. В первый же день их продаж в народе возник слух, что скоро «старых дешевых» ламп в магазинах не будет — и их стали массово скупать «впрок». Что представителей этой самой торговли «низового звена» сильно радовало: планы же перевыполняются, премии уже на подходе! Представителям же торговли рангом повыше этот ажиотаж ни малейшего волнения не доставил, так как «старыми» лампочками в предыдущие два месяца все склады были заполнены под крышу (ну, были в минторге и люди не самые глупые, которые могли просчитать «реакцию толпы»). А в центральной прессе появились «разъяснительные статьи» о том, что новые лампочки электричества жрут в десять раз меньше старых, но — главное — они лет по десять не перегорают. В теории не перегорают, а на практике гарантия на лампочку давалась на три года (а на старые гарантии вообще не было). И эти статьи ажиотаж мгновенно погасили: каждый знал, что лампочки менять приходится раза по два-три в год, а кое-где и чаще, а обязательное семилетнее образование позволило любому дремучему мужику прикинуть, что даже за три «гарантированных» года новая лампочка себя окупит… Ажиотаж перевернулся, и народ стал уже новые лампочки с прилавков сметать, правда никто особо их «в запас» уже не брал. Но все равно уже через неделю в магазинах эти лампочки почти пропали: выпускали-то их всего три завода в стране, причем не очень больших завода… И по этому поводу Станислав Густавович в очередной раз «бурно побеседовал» с Таней: — Ты же говорила, что страну обеспечишь этими диодными лампами, а что мы наблюдаем? — Слава, я очень тронута тем, что ты считаешь меня великой волшебницей. Но позволь и мне задать встречный вопрос: где обещанная Госпланом серная кислота? — Сама знаешь: кислоты не хватает. Это же с твоей подачи понастроено суперфосфатных заводов, а они эту кислоту…у нас планы по выпуску удобрений не выполняются! — И не выполнятся. Я, между прочим, схему очистки газа и нефти от сероводорода когда еще расписала, а где нефтеперерабатывающие заводы, эшелонами отправляющие серу на переработку? — Но там такие затраты на производство аминных поглотителей… — И Госплан искренне считает, что ВНИПИ за свой счет их выпуск наладит? А ВНИПИ, между прочим, называется «Фармацевтика», а вовсе не «Все хотелки Госплана». Так что пока смирись с тем, что артели по выпуску диодных ламп больше трех миллионов в год их не сделают. Причем учти, и три миллиона сделают если поставки олова не сорвутся… Ладно, с лампочками закончили. — Нет не закончили! — Закончили-закончили. Еще вопросы есть или ты только про лампочки ругаться пришел? — Есть еще пара вопросов. Иосиф Виссарионович к моим предложениям прислушивается… не всегда, а тебя он все же слушает более внимательно. Сейчас бы Кржижановского к серьезной работе привлечь, у него очень неплохие идеи по поводу объединения электростанций в единую систему… — А он что сам думает? Я по поводу серьезной работы? — Ну, ему все же уже за восемьдесят… — Ладно, я поняла, отдельно займусь им. А ты — изыщи мелкую копеечку для ЭНИНа, миллионов так тридцать-сорок. Я слышала, там всерьез уже работы идут по ЛЭП на пятьсот киловольт, но пока как-то уж слишком теоретически. И поговори с ним на предмет отдохнуть в санатории Четвертого Ковровского госпиталя: его, конечно, я чем нужно подкормила, но по-хорошему надо бы Глеба Максимилиановича по той же программе, что и Сталина, прогнать. Но для этого сначала было бы неплохо ему у меня обследоваться. Ты же с ним в очень хороших отношениях, пусть он добровольно у меня отдохнет, а не под конвоем. — После того, как ты человеку новую ногу отрастила, он, я думаю… — Не напоминай лучше, самой противно. Я, конечно, инженеров как могу, подгоняю, но вряд ли они до весны автомассажер сделать успеют — а парень мучается… Так что просто уговори. И ты говорил «пара вопросов», а какой второй? — Сейчас заканчивается проектирование моста через Обь… — Я похожа на инженера-строителя? — Мост в Салехарде. И дальше дорогу аж до Норильска будут строить. — Страшно интересно. — А там — холодно, народ замерзает, болеть начинает. Да и мошки всякой летом… ты на тему повышения иммунитета или борьбы с мошкой ничего предложить не можешь? — С мошкой… давай миллионов сорок, к лету запущу производство жидкости, любую мошку отпугивающую и для людей невредную. А с морозами… ну сам подумай, какие морозы в Австралии были? Я, конечно, тоже подумаю, но быстрого результата не обещаю. У тебя всё? В марте началось строительство новых подстанций на Ярославской железной дороге, и все оборудование для этих подстанций поставлялось из еще не до конца выстроенного завода в Сердобске. Но трансформаторы там выпускались очень хорошие, претензий к ним у железнодорожников не было. Но и сами подстанции все же не были чем-то выдающимся: так, обычный трансформатор, превращающий двести двадцать киловольт в двадцать пять и устройства защиты. Так что здесь работа была несложной — а вот с линейной частью… Все же товарищ Бещев товарищу Сталину немного поднаврал. Не со зла или из корысти, ему самому так доложили, но теперь внезапно выяснилось, что довольно много где и подвеску силового провода менять надо. Потому что поближе к Москве ее прокладывали «как надо», а подальше — уже «как получится»… Ковровская фармацевтическая фабрика модернизировалась непрерывно, и в середине января там заработала первая полностью автоматизированная линия по выпуску двух основных «зелий», первая, где технологическими процессами управляли вычислительные машины. Люди, конечно, за этими процессами наблюдали очень внимательно (как и за работой автоматики), но пока все работало «правильно» и продукции завода теперь должно было хватить уже на двенадцать миллионов человек. То есть на очень много рабочих — но все равно ее не хватало. Почему-то советский гражданин, узнав, что он совершенно спокойно может выспаться за четыре часа, а в сэкономленное ото сна время заработать еще минимум ползарплаты, очень даже не против лишние денежки получить. И таких «желающих» в стране набралось чуть больше пятидесяти пяти миллионов человек. А к ним еще добавилось пятнадцать миллионов «пенсионеров»… так что Ковровская фабрика едва семнадцать процентов от потребности покрывала. И это если не считать особо шустрых старшеклассников, но Таня их не считала, и запросы московских железнодорожников удовлетворяла, искренне считая, что перестройка железнодорожного транспорта — дело безусловно нужное и очень срочное. Но ведь таких «срочных» дел в стране было очень много… Таня постоянно носилась между тремя новыми строящимися фармфабриками, своим головным институтом-лабораторией и двумя госпиталями — и везде «опаздывала». Хорошо еще Лаврентий Павлович ей усиленно помогал решать «бытовые вопросы», ведь все эти фабрики считались «предприятиями высшей степени секретности», так что и подбор персонала, и охрана отнимали очень много сил и времени. Но все же отнимали у Берии, а не у Тани, хотя и он, и она уже который месяц спали даже по четыре часа в сутки не каждый день. Но оба считали, что это оправданно: все же «бодрячок» сильно поддерживал жизнеспособность организмов. Организмы других людей, а «свои» организмы Таня попозже восстановит… А еще Тане удалось, наконец, синтезировать «регенерат-альфа»: препарат, замедляющий старение у пожилых людей. Просто замедляющий, а не «возвращающий молодость», но и он, по подсчетам Славы Струмилина, должен был «дотянуть» до серийного производства основного препарата под десяток миллионов человек. Так что цена завода по его производству Славу в состояние ужаса не вогнало: всего-то по тысяче рублей на будущего не умершего до срока советского гражданина. А двести с небольшим миллионов, которые Таня затребовала для запуска лаборатории, которая будет делать по тысяче доз препарата в сутки, он вообще счел «мелочью, не заслуживающей внимания». Ну, в данном проекте счел, а вообще… Вообще страна одновременно вела многие сотни проектов, каждый из которых требовал денег. Причем отнюдь не копеек, а миллионов и миллионов рублей. Поэтому когда страна вплотную подошла к очередному рубежу, Иосиф Виссарионович счел необходимым собрать по этому поводу специальное совещание. — Советский Союз сейчас уже получил определенное превосходство над Соединенными штатами в ядерном оружии, и мы некоторое время можем не опасаться того, что они решатся на войну с нами. Поэтому некоторые средства из атомного проекта можно было бы и изъять… — Я не считаю это целесообразным, — флегматично заявил Лаврентий Павлович, — и готов это мнение обосновать. — Ты можешь это обоснование засунуть… — начал Сталин было по-грузински, но спохватился и вернулся к русскому, — я думаю, что мы должны обсудить направление вложения сэкономленных таким образом средств. Просто прекращать какие-то работы в атомной промышленности мы не будем, но есть довольно интересные предложения по использованию наработок наших атомщиков в народном хозяйстве. В частности, товарищ Доллежаль предлагает запустить строительство атомных электростанций в относительно массовых масштабах. — Я — за, — отреагировала Таня, — если мы говорим о его проекте водо-водяного реактора. — А товарищ Курчатов предлагает направить сэкономленные средства на разработку электростанций уже термоядерных, и у него есть интересные, как говорит большинство специалистов, идеи. — А тут я категорически против. Если… — Таня оглядела собравшихся, встретила очень злой взгляд Курчатова, вздохнула и продолжила: — В любом случае сейчас гораздо важнее нам получить работающие электростанции, а термояд, как не обещающий результатов в ближайшее время, мы отложим до тех пор, когда просто ядерные электростанции дадут достаточно энергии. — То есть вы считаете… ясно, пока не будем больше об этом. Вернемся к реактору товарища Доллежаля. Ему потребуется, — Сталин поглядел на листок бумаги, лежащий у него на столе, — чуть меньше трехсот тонн природного урана на одну заправку. Эту заправку, как я понимаю, нужно проделывать раз в три года. Сейчас германские товарищи поставляют нам около двух тысяч тонн урана в год, другие дружеские страны поставляют примерно столько же, а на желтоводском месторождении мы планируем добывать еще тысячу. Имеет ли смысл при таких условиях нам ориентироваться на массовое строительство атомных электростанций? Ведь потребность в оружейном… материале тоже необходимо учитывать, а эти электростанции нам его не дадут. — Тут арифметика простая, — ответил Струмилин, — в любом случае мы должны считать, что один месяц в году, а скорее даже два — по крайней мере на этапе опытной эксплуатации, реактор выводится из работы на перегрузку и профилактику. Но потребители электричества — я имею в виду промышленность — останавливаться при этом не могут. Так что остаются два варианта. Первый — ставить станцию неподалеку от крупной ГЭС и эту профилактику-перегрузку осуществлять во время половодья, когда ГЭС сможет компенсировать выпадающую мощность. А второй — строить минимум шесть реакторов одновременно и отключать их строго по очереди. Вариант строительства угольных электростанций подобной мощности, работающих пару месяцев в году мы, я надеюсь, рассматривать вообще не будем. А для шести реакторов нам с запасом должно хватить поставок из одной Германии. — Ну, с экономическим вопросом мы позже разберемся, а что нам говорит атомная наука? Хватит ли остающегося урана на производство… специзделий? — Наука говорит, что урана в мире, в том числе и в Советском Союзе, более чем достаточно для любого числа атомных станций, — улыбнулась Таня. — Весь вопрос лишь в том, по какой цене мы готовы его приобретать.