Ивана забавлял этот разговор. Он для себя всё решил, и потуги профессора отговорить были напрасны. Молодой максимализм побеждал стариковскую осторожность. — Всё равно…верх беспечности, — у Чакрабати не осталось аргументов, и он понуро качал головой. — И главное, дорогой вы мой профессор, — уже серьёзно произнёс Иван, — не забывайте, в их руках Питер. Что они с ним хотят сделать? Что уже сделали? Вам его не жалко? — Мне всех жалко, — тихо ответил индус. По его щекам текли слёзы. Следующие несколько дней прошли в будничной суете. Иван разрабатывал выздоравливающую ногу. Самостоятельно прикладывал листья к заживающим ранам. Он похудел. Щёки его ввалились, над впалым животом нависали выпирающие рёбра. Из упругой лозы Чакрабати сплёл ему лапти, а из мягких тянущихся как резина листьев смастерил шорты и панаму от солнца. Теперь они оба были одеты одинаково — тысячелетнее племенное однообразие. Иван не терял времени. Он приготовил восемь плоских дощечек коры шириной две на две ладони и на четырёх из них выковырял начальные английские буквы по названию сторон света: S — юг; N — север; W — запад; E — восток. Четыре других обозначил двумя буквами: SW — юго-запад, и далее соответственно — юго-восток, северо-запад и северо-восток. Закончив приготовления, он семь бессонных ночей наносил острым камнем на дощечки расположение звёзд, а на очищенной палочке отмечал движение луны. Затем он привязал к подходящей дугообразной ветке две другие так, чтобы вышел треугольник, а посредине приладил бамбуковую трубку со свободным движением по дуге от угла к углу. Получился кое какой, но вполне рабочий астрономический квадрант[17]. Всё это Иван упаковал в большой лопух, плотно обвязал кокосовой пенькой и прикрепил к шлангу на поясе — тому, что нашёл в садовническом сарайчике в Виртуконе — единственной на нём вещи, пережившей падение. Далее он смастерил полутораметровую полую бамбуковую трубку. Промучился с ней два дня и сломал три заготовки — выковырять сердцевину, то ещё удовольствие. Чакрабати пришёл на помощь. В одно утро онположил перед Иваном идеальный бамбуковый стебель с полностью удалённой сердцевиной. — Не сумпитан[18], но всё же, — с гордостью сказал профессор, — Калимантанские даяки многому меня научили. К обоим концам трубки Иван привязал длинную плетёную пеньку — и снова Чакрабати помог сплести кокосовые нити в прочную верёвку — так, чтобы можно было носить трубку на плече. На этом основные приготовления были завершены. Оставалось ждать часа Х. Дни текли за днями, и при каждом возвращении старика из джунглей Иван задавал один и тот же вопрос: — Ну что? На который профессор отрицательно махал головой. И вот в один из вечеров старик повёл себя не как всегда. — Почему они не ищут вас всё это время? — спросил он, и Иван не сразу понял, в чём вопрос. — Вы видите здесь хоть одну проложенную дорогу? — ответил он вопросом. — Из кратера нет выхода, вы же сами мне это сказали. Думаю, никто из них ни разу и не покидали Виртукон с самого сорок пятого. Но к чему вы клоните? — Вы мне рассказали про их эксперименты… с обезьянами. — И что? — Вы слышали что-либо об Алистере Харди? — Какой-нибудь болливудский актёр? — Ах да, — профессор покачал головой, — вы же из другого… мира. В 1960-м году известный биолог сэр Алистер Харди впервые опубликовал в академическом научном журнале свою водную теорию происхождения человека. По его мнению, дарвиновская теория упускает один немаловажный момент, так сказать — пропущенное звено в эволюции человека. То есть, дарвинисты убеждают нас, что наш предок обезьяна, но умалчивают какая именно. Так вот, Харди утверждал, что ею была большая обезьяна миоцена из семейства проконсул, которая перед тем как выйти на сушу, много миллионов лет обитала в океане. — Ну и? — Следовательно, в вашем рассказе есть определённая логика. И то, что вы их называете сумасшедшими фанатиками, это не совсем так… — Профессор, о чём вы? Там, в кратере настоящие фашисты. — Это да… — профессор замялся. — Но мне как учёному не даёт покоя ваш рассказ. Хотел бы я побывать на вашем месте. — И это случится, если мы не «сделаем ноги», — жёстко отрезал Иван. Чакрабати долго молчал, а затем произнёс: — Я на вашей стороне, господин Иван. Я обещал и сдержу слово. Сегодня я слышал звуки погребального рога. * * * Утро выдалось облачным. Береговой бриз гнал мелкую пенную волну, и серая полоска неба над горизонтом предвещала дождь. Иван вошёл в море за полмили от стоянки туземных лодок. Плыл он неспешно, временами останавливаясь для передышки. Слабое тело не так хорошо слушалось, как прежде. Увидав чернеющие лодки на берегу, он поравнялся с ними и, определив направление ветра, растянулся на спине в положение «звёздочка», покачиваясь на ласковых утренних волнах. Теперь предстояло ждать. Несколько раз он погружался на метр-два, оценивая подводный ландшафт и направление течения. Здесь на глубине, вдалеке от берега, вода была кристально чистой. В ультрамариновой толще бледными пятнами парили диски медуз. Над гладким в тонких наплывах дном носились стайки разноцветных рыбёшек. Испуганные Ивановой тенью одни прятались в островках ярко-зелёных водорослей, другие в поисках укрытия шныряли меж коралловых отростков, некоторые ложились на мелкозернистый песок, и их яркая окраска блекла на глазах. Подбирая уровень погружения, Иван временами снимал с плеча бамбуковую трубку и примерялся, как будет через неё дышать. Один конец трубки он брал в рот, второй выставлял из воды. Стоило приноровиться, чтобы трубка не очень высоко торчала над поверхностью, но и не так низко, чтобы её не заливали волны. Та ещё задачка. Когда солнце поднялось на одну треть и на берегу показались чёрные силуэты дикарей, стало понятно — сценарий прощального ритуала вышел на финишную прямую. Теперь важно правильно определить направление движения лодки-катафалка. На этот раз действо на берегу продолжалось довольно долго. Глядя на дикарей, Иван строил разные догадки, чем коротал ожидание и тешил свои дедуктивные способности. Вероятно, думал он, сегодня племя хоронит какого-то знатного «вельможу». А может и самого шамана. Или какого-нибудь отца многочисленного семейства. Или старуху, родившую добрую половину племени. Чакрабати утверждал, что молодыми туземцы практически не умирают. Разве что, на охоте при стычке с диким зверем и от змеиного яда. Или несчастный случай на рыбалке. Болезней аборигены не знали. Туземцев Иван опасался меньше всего. Бояться стоило появления «водяных обезьян» — так Иван прозвал наглых аквахомо. Эти мерзкие твари, словно нюхом чуяли его. А может так оно и было. От такой мысли Ивана передернуло, и он по-настоящему перепугался, как бы от нервов судорога не свела его больную ногу. Хотя судорог у него отродясь не случалось. Почему-то эти плавучие пращники наполняли его душу панической брезгливостью, начиная от своего первого появления при «артобстреле» хижины. Создавалось впечатление, что эти твари достаточно умны, изворотливы и организованны когда им того требуется. Животные повадки, руководимые человеческой рефлексией — если вспомнить газетные строчки, что они сделали с «терминатором». Но судя по тому, как с ними обращался Кунц, они достаточно хорошо поддаются дрессировке и выполнению простейших команд. А это означает, что они вполне способны исполнять и более сложные задачи, в достижении поставленных перед ними целей. Вероятно, среди них есть главари и какая-никакая иерархия. Может даже Эммо их вожак. И если люди не могут, или не хотят, покидать Виртукон, то водяные обезьяны вполне могут быть их «бойцами на внешнем контуре». Они уж точно имеют какой-то способ выхода из кратера и вполне свободно передвигаются от острова к острову, а это значит, что в любую минуту не исключено их нежданное-негаданное и крайне нежелательное появление. От невесёлых мыслей Ивана отвлекло действо на берегу. Шум прекратился, и чёрные фигуры стали готовить тримаран к отплытию. Остальное племя выстроилось вдоль берега в длинную рваную цепь. «Работники местной фирмы ритуальных услуг» — так Иван окрестил тех, кто сопровождал мертвеца — погрузились в лодку, отчалили от берега и подняли парус. Иван сделал с десяток сильных гребков, остановился и вернулся на полметра обратно. Огляделся. Так и есть. Лодка быстро приближалась к тому месту, какое он удачно выбрал. Ветер был хорош. Мелкая беспокойная рябь как раз кстати. Иван ушёл под воду и стал выжидать. Через минуту на морской глади показалась тёмная тень тримарана — чёрная по центру и расплывчатая по краям и у кормы. Иван приготовил сплетённую профессором верёвку-лассо и с силой ударил ногами о воду. Дно тримарана прошло прямо над головой, и он едва не врезался в него темечком. Сразу обозначилась ещё одна тень — меньше и светлее. Несколько движений и Иван оказался под брёвнами с мертвецом. Он быстро и умело, как заправский швартовщик, накинул петлю на одно из брёвен, а свободной рукой схватился за первое, что подвернулось — за ногу покойника. Ход лодки подхватил Ивана и понёс вперёд. Хвала Кришне, у него получилось! Теперь из-за его хотя и полегчавшего за время, но всё-таки веса, брёвна с мертвецом притопились, но не так глубоко, чтобы это заметили сидящие в лодке. Покойником оказался худой старик, чья нога, за какую держался Иван, была тоньше ножки семилетнего ребёнка. Иссохший от старости труп был лёгок и весил, вероятно, как семилетка. Под парусом ход был быстрый и несколько дёрганный. У «гроба» бурлила и пенилась вода, превосходно скрывая «зайца-безбилетника». Временами Иван прикладывался к трубке, и вдыхал воздух. Дабы не заглотнуть воды, приём требовал некой осторожности и сноровки, и вскоре ему удалось приноровиться, пристроив верхний конец трубки к голове покойного выступающей над поверхностью и замаскировав её в длинных седых его волосах. Минуты сменяли минуты, а Ивана всё несло за «похоронной процессией». Коль скоро слова Чакрабати об одной-двух морских милях были верны, и, учитывая скорость хода и прошедшее время, пора было готовиться к экстренному «десантированию». Миля, две — в любом случае переход должен был быть коротким, если даже для кота Бисмарка он оказался под силу. Не каждый кот доплывёт «до середины Днепра», а уж от Сентинела к островку «скелетов»… Сарказм помогал не сойти с ума. «Ведь кому рассказать — когда останешься жив и если (!) останешься жив — как прижимаясь к мёртвому дикарю и дыша через бамбуковую трубку, ты плыл чёрти куда и неведомо зачем» — Иван сам офигевал от происходящего. Чтобы быть начеку он чутко прислушивался к изменению температуры воды. У берегов она теплее. Теперь он чаще дышал через трубку и старался разобрать сквозь пену над головой, не убрали ли парус. Когда скорость стала гаснуть, а вода теплеть, какое-то глубинное чувство подсказало — пора, и в тот же миг о воду ударили вёсла. Иван обхватил труп, подтянулся, дёрнул за конец верёвки и распустил петлю. Лодка с буксируемой поклажей устремилась дальше, а он, не мешкая, поплыл следом. Выждав минуту, когда вода впереди посветлеет, наконец, решился вынырнуть. «Yes!» — мысленно прокричал Иван. Всё удалось лучше не придумать! Впереди виднелась полоска суши — бледно-жёлтая снизу и тёмно-зелёная вверху. Тримаран причаливал к берегу. Похвалив себя за умелость, смекалку и выносливость, Иван поплыл параллельно береговой линии, подальше от высаживающихся там дикарей. Свою роль они исполнили на сто процентов. Когда место высадки скрылось из виду, Иван решился плыть к берегу. В этой части острова он был сплошь песчаный, без намёка на глину и Ивану на миг показалось, а не другой ли это остров? Таких мелких островков здесь может оказаться с десяток, и все как две капли воды похожи друг на друга. Определив по солнцу, что находится на южной части, и, вспоминая, как они с Гарретом держали курс на юго-восток, Иван предположил, что место экстренной посадки «хонды» может находиться чуть ли не на противоположной стороне. Над буйными зарослями не просматривалось ни холмов, ни какой-либо возвышенности. Вполне возможно это самая низкая точка острова. К дьяволу всё! Только сейчас Иван почувствовал, как сильно бьётся его сердце, выравнивая давление. Он чертовски устал. Ноги едва держали. Руки тряслись. Тело знобило. Добравшись до ближайшего куста, он упал на горячий песок головою в тень и забылся нервным беспокойным забвением. Глава 26