– Хорошее. Только вообще-то я пиво не очень люблю. – И погода нас тут балует. – Да, дождя уже нет… – Груня, взбодрись! Ты – как старая бабка! Ну, да! Вилли еще в больнице и без сознания, но ведь состояние у него стабильное. А это уже хорошо. Значит, в любой момент он может прийти в себя. Ну, Дебрен на больничном, если можно так выразиться, но это тоже не смертельно. – Человек не поедет в отпуск, которого так ждал, жена на него обижена, – словно пожаловалась ей Груша. – Какой там отпуск? Десять ребер сломано. А здорово ты его «припечатала»! Ему бы научиться заново дышать… Ха-ха! Извини. А жена простит – он же не виноват. – Совершенно не смешно! – хмуро произнесла Аграфена, сидя на самом кончике стула. Вся ее спина и, так сказать, мягкая нижняя часть пестрели мелкими шрамами, после того как из них в больнице вынули все осколки стекла, крупные и мелкие. – Ты мне сейчас напоминаешь героя Этуша из «Кавказской пленницы», – продолжала смеяться Татьяна. – Только в него солью выстрелили, а на тебя витраж упал. – Сидеть действительно больно. Да и сплю теперь лицом вниз, то есть в подушку, что крайне неудобно. – Это временно, Груня! Все заживет, как на собаке! – отмахнулась актриса. – Спасибо на добром слове. Только я буду вся в шрамах, словно в меня метали дротики. А Вилли, вообще неизвестно, придет ли до конца в себя… Вот ведь парочка получилась! – Вижу в тебе положительную тенденцию, – неожиданно отметила Ветрова. – Ты свое будущее видишь рядом с Вилли, пусть и с покалеченным. Может, ты специально его крестом припечатала? Вот теперь и согласна взять себе не успешного красавца бизнесмена, а так, покалеченного и насмерть перепуганного. Ха-ха-ха! Он теперь без тебя и не сможет, знает: если что – спасти его можешь только ты. – Таня, прекрати! Я о том и толкую, что несу всем только беды. – Стечение обстоятельств, больше ничего! – После очередного глотка Таня снова наградила себя пивными усами. – А что ты натворила на премьере? Мне рассказали… Твоя душенька довольна? – спросила у нее Аграфена. – Очень! Жалко, что ты не видела самую удачную мою роль за всю жизнь – роль несломленной зрительницы. – Ты и правда считаешь себя отомщенной? По-моему, все это ужасно. – А что такого-то? Я ничего не делала. Меня уволили, но я, относясь к своим бывшим коллегам с большой симпатией, пришла посмотреть на них и поддержать. – Актриса невинно посмотрела на Груню. – Меня не проведешь: ты сыграла свою главную, хоть и немую, роль. А Николай Еремеевич хорош, ничего не скажешь! Он так сделал для тебя. Это потрясающе… и одновременно пугающе. – Я знаю. Без Николая план мести, конечно, не удался бы! – Ты оценила? – Не знаю, что ты имеешь в виду, но вместе с ним я все равно не буду, – ответила Таня. – Несмотря на его сильную любовь, которую он продемонстрировал, рискуя вылететь из театра? – удивилась Груня. – Его любовь, не мою… Я не женщина-жертва, как ты, я разрушительница, и мне не жалко никого и ничего. Меня в свое время тоже не пожалели, – грустно улыбнулась Татьяна. – Да, Коля пострадал, но он знал, на что шел. – Пострадал? А что случилось? – спросила Груня. – Эдуард после спектакля лютовал. – Лю-то-вал? – Сердился в квадрате, орал, негодовал, брызгал слюной. Красным был настолько, что я думала, его хватит удар. И он, конечно же, уволил Николая, как ты и предположила. – Как?! На самом деле уволил?! – Так же, как и меня. А что тебя удивляет? Эдик меняет «старую гвардию» на «молодых и задорных». Он так и сказал Коле: «Отправляйся за своей Танькой! Не ожидал я от старого артиста и своего друга такого предательства!» Да Колобов много чего кричал, чего уж там… На красивом лице Ветровой появилась скорбная гримаса и разом проступили морщинки. Видимо, все-таки месть не так сладка, как Таня расписывала. – Значит, и Николай Еремеевич теперь без работы? – грустно вздохнула Груня. – Ага! Мы – я, ты и Коля – свободная троица. – Таня, надеюсь, ты остановишься? Уже все сделано… Хотелось бы, чтобы больше никто не пострадал. – А что я могу? Второй спектакль без Коли не сорвать. – Он сегодня? – Да, через два часа. – А кто за Николая? – Влад Супрунов. – Татьяна закурила тонкую сигаретку. – Что?! Он же – полный ноль, всегда только в массовке! К тому же с памятью у него проблемы. Так… подай, принеси… – Эдуард другого мнения. Да и надо же ему было кого-то вводить в спектакль. А Влад сам вызвался, сказал, что знает роль. – Ужас! Не труппа, а сплошной фарс! И спектакль опять провалится, – покачала головой Груня. – Ага. Но даже и хорошо, что мы к этому не будем иметь никакого отношения. Я бы тоже не захотела позориться с новым партнером. Николай талантище был! – Почему – был? Не говори о нем в прошедшем времени! – забеспокоилась Груня. Подошедшая официантка спросила, будут ли клиентки еще что-то заказывать. – Спасибо, ничего не надо, – ответила Татьяна за себя, объевшуюся, и за вяло жующую Аграфену. – Думаю, Николай теперь совсем сопьется. Он хоть и талантливый, но уже в возрасте да еще пьющий, так что в другом театре ему работу не найти. Если только роль какого-нибудь дворецкого дадут. С его харизмой и после главных ролей! За несколько лет до пенсии! Эдик просто убийца! – в сердцах сказала Ветрова, выпуская дым. – А ты что будешь делать? Ты ведь тоже осталась без работы. – Думаешь, не устроюсь никуда? – Внимательно посмотрела на Грушу актриса. – Я не про возраст, просто ведь тебя никто не знает особо… – смутилась окончательно художница. – То есть вот ты какого обо мне мнения? Ну, что ж… Я всегда знала, что люди говорят, – мол, актриса я не ахти и держусь на главных ролях только благодаря близким отношениям с режиссером. Значит, и ты так думала? Прекрасно! И все-таки, Груня, устроюсь, пусть и не на главные роли. Даже на «кушать подано» пойду! Ничего страшного! Главное, чтобы куда-то ходить и работать. А потом, у меня же есть и другая перспектива… – с лукавством в глазах посмотрела на Аграфену Татьяна. – Ты дождешься выхода Вилли из больницы, останешься с ним в его шикарной гостинице, или он тебе новый дом купит, где скажешь. Что тебе в Москве делать? Тоже работы нет. Заберешь своих и переедешь в Европу. Вилли – человек надежный, ему можно довериться. Будешь ты здесь работать или нет, время покажет. А может, вы будете в связке? Вилли станет писать сценарии с условием, что оформлять спектакли будет только его жена. Вот тогда-то ты и развернешься на все «сто», причем на лучших сценах мира. А через год-два ты забеременеешь – возраст-то в этом смысле у тебя критический, – посему тебе понадобится помощница. Тут-то я и подсуечусь – стану помогать тебе с карапузом, жить за границей и забывать Эдуарда. Что скажешь? Возьмешь? – С удовольствием возьму! – с энтузиазмом ответила Груня. – Сама-то согласна на такое безмятежное домашнее существование? На роль няньки? – А у меня в жизни достаточно уже страстей было, можно и «попридержать коней». Да, такая жизнь, тем более с тобой, меня устроит. – Я буду рада, – честно сказала Груня. Таня промокнула уголки глаз бумажной салфеткой. – Спасибо, Груня, я тронута. Но я пошутила. – Мне надо было это предвидеть. Вы, актеры, все время… шутите. Хотя тебе уже можно было бы и поменьше шутить, чай, не ребенок. – Не сердись. Я не буду никому обузой! И у тебя на шее тоже сидеть не собираюсь. Да и детей не особо люблю. Какая из меня нянька? Смех, да и только! – спокойно отмахнулась Татьяна. – Ничего, найду себе место под солнцем, за меня не беспокойся. Я не из тех, кто пропадет в этой жизни! Давай доедай быстрее, спешить уже надо. – Куда? – не поняла Аграфена. – Как – куда? В театр! Мы же должны посмотреть на сегодняшний цирк! – подмигнула ей Ветрова. – Ты серьезно? Зачем нам это надо? Таня, давай, не пойдем! Не будем ни унижаться, ни злорадствовать. Уже все свое получили! – Если ты не хочешь, я одна пойду. Таково мое решение, – спокойно заявила Татьяна, изрядно заряженная алкоголем. – Ладно, пошли вместе, я тебя не брошу, – вздохнула Груня, которой больше всего хотелось пойти в номер гостиницы, лечь на живот и в таком положении ждать вестей из больницы. Но почему-то ей страшно было отпускать Таню в театр одну. Не нравилось ей все происходящее в ее когда-то родной труппе. Глава 23 Они снова оказались на милом, зеленом острове, у старого театра. Удивление вызвало у Груни то, что перед ним стоял народ, и толпа была не маленькая… Татьяна рассмеялась. – А ты говорила, будто мы с Колей что-то испортили нашим бывшим товарищам! Да кто бы смотрел на эту крашеную куклу Настю? Да Николаю Еремеевичу надо памятник поставить! Он один спектакль сделал, превратил в шоу, в комедию, и зрители потянулись в театр. Ты смотри, сколько их здесь! Наверное, думают, что и сегодня нечто подобное будет! Только сегодня на сцене не будет ни одного человека, который смог бы не то чтобы пустить волну энергетики, а даже пукнуть ею! – Таня… – смутилась Груня.