Помяни черта лысого, вот и он. Только вместо черта на пороге стоял Кроули… – Вас что, не учили стучаться? – взвизгнула я, пытаясь прикрыться руками и спрятаться в лохани поглубже. – А вас – закрывать двери? – нимало не смущаясь, ответил он, заходя в комнату и закрывая за собой на этот раз щеколду. – Стоять! А нет, лучше немедленно убирайтесь! – вспылила я, наблюдая за тем, как мужчина проходит вглубь комнаты. – И не подумаю. Лучше отвернусь, мне и самому не очень хочется смотреть на обвислые чресла, – усмехнулся наглец, и вправду отворачиваясь. – Вылезайте уже из ванной, нужно поговорить! – Говорите за свои чресла, обвислые или не обвислые… – буркнула я, неохотно поднимаясь из ванной. – Мои вот очень даже нормальные. – Бурчите тише, аббатиса. А то мне захочется повернуться и посмотреть, – все в том же насмешливом тоне ответил Кроули. – Ну что вы там возитесь, оделись уже? – Нет еще. – Я поспешно натягивала на себя нижнюю рубаху, чьи рукава неудачно запутались. – Говорите уже, зачем пришли. – Не поверите, но посоветоваться. Примкнуть, так сказать, к мудрости старшего поколения. – Ну так примыкайте быстрее и уходите, – раздраженно произнесла я, наконец заныривая в рубашку. – Мне не дает покоя дочь де Сента. – Все так же не оборачиваясь, Кроули дошел до кровати и уселся на нее ко мне спиной. – Точнее информация о ней. Если девушка и вправду существует, тогда мне не совсем понятно, зачем де Сент так много вложил в меня. Время, деньги – куда логичнее было бы заниматься истинной наследницей. – Возможно, страховался, – озвучила я версию Дорроти. – Вдруг бы она не выжила в младенчестве. Либо де Сент в какой-то момент привязался к вам. Кроули усмехнулся. Даже по звуку смешок вышел горьким. – Де Сент и сентиментальность – несовместимые понятия. Вы не знали его, но это был жесточайший человек, без малейшего сожаления избавляющийся от всех, кто ему неугоден. Этот человек всегда руководствовался исключительно холодным расчетом. Я недовольно поджала губы. Слушать такое об отце было неприятно, для меня он всегда был самым добрым и любящим, а еще заботящимся о моей безопасности. – Возможно, вы предвзяты к покойному, – предположила я. – Вы были с ним не в ладах – это очевидно. – Нет, тут определенно что-то еще, – задумчиво протянул Кроули. – Я ведь не говорил вам, с кем именно был на источниках правды, но я расскажу сейчас. С де Сентом – он отвез меня туда через неделю после моего возвращения из университета и заставил испить их воды. – И о чем спрашивал? – О верности ему. Готов ли я служить ему и выполнять все, что он просит, при условии, если однажды все его состояние станет моим. Мое сердце пропустило удар! Как так? Отец серьезно хотел отдать мое наследство другому? Невозможно, но Кроули врать не было никакого смысла… – И что вы ответили? – похолодевшим голосом произнесла я. – А вы догадайтесь? – вопросом на вопрос отозвался мужчина. – Я ответил правду, что нет – не готов. Мне хотелось жить собственной жизнью, а не подчиняться за призрак богатства. Считайте это юношеским самомнением, но я собирался добиться всего сам. – И вы не понимаете, как в эту схему увязывается потенциальная дочь де Сента? – догадалась я. – Ведь в то время ей было примерно десять лет… Достаточно для того, чтобы определиться с наследником. – Именно, – согласился Кроули. – На ум приходит только одно. Вот и мне тоже пришло на ум «только одно», и я неуютно поежилась. Неужели мой отец действительно был настолько «расчетлив»? – Считаете, что де Сент выращивал из вас преемника не в привычном плане, как вы думали изначально, – нашла в себе силы озвучить предположение я, – а жениха для дочери? – Теперь я в этом почти уверен, – мрачно отозвался Кроули. – И в этом свете все успехи, которые я присваивал себе, уже не выглядят настолько моими. Похоже, де Сент просто позволял мне расти самому, до поры до времени подготавливая благоприятную почву. Я много раз задавал себе вопрос, почему он не уничтожил мой банк в зачатке, хотя мог. И вот ответ. Это бы даже объяснило его ярость, когда я приобрел самостоятельный титул, и полное бешенство – когда стало известно о моих планах обвенчаться с Иолантой. Де Сент не мог не понимать, что без влиятельного мужа его дочь сожрут, стоит ей только появиться на арене. А вот это сейчас прозвучало особенно обидно. Все же я появилась на арене вот уже как пару дней, и меня все еще не сожрали… Другой вопрос, благодаря ли собственным талантам или одежде аббатисы у меня это вышло? Я гневно просверлила взглядом затылок Кроули, пока тот все еще сидел ко мне спиной и оборачиваться не спешил. – Даже если все так, – не скрывая раздражения, произнесла я, – зачем вы пришли ко мне? Рассказать это все? Думаете, сойдет за внеочередное покаяние? Де Сент мертв, палки в колеса вам больше никто не ставит. Женитесь на Иоланте – и дело с концом. – Не вы ли сегодня сказали, что де Сент не мог быть идиотом, аббатиса? – Голос Кроули прозвучал глухо и мрачно. – Да, и что? – Было еще кое-что… – договорил Кроули. – Обязательства, которые я подписал перед началом обучения в Виленгорском университете, прежде чем туда уехать. – Что еще за обязательства? – напряглась я, нервно закусывая губы и натыкаясь взглядом на зеркальный трельяж в углу, через который на меня все это время пялился Кроули. Он и СЕЙЧАС через стекло СМОТРЕЛ НА МЕНЯ, произнося: – Похоже, я согласился тогда с кем-то на помолвку по возвращении. Графа с именем девушки была пустой. И я был уверен, что бумаги недействительны, когда мы разругались с де Сентом… Но эта фраза прошла мимо меня, я бросилась на Кроули через кровать и принялась колотить его в спину: – Бесчестный человек! Подглядывать за женщиной! Извращенец! Пошли вон! Отсюда! Мудрость ему мою подавай! Во-о-о-он!!!! Еще никогда в своей жизни я не кричала так сильно, казалось, даже хрусталь на люстре звенел от моего голоса! Да и сам Кроули из грустного, побитого жизнью и несчастного человека мгновенно стал бодрым и наглым хамом. – Прошу прощения, аббатиса! – вскочил с кровати он, мгновенно подбираясь к двери. – Но не я туда это зеркало ставил, оно само вас отражало, и я был не в силах ему запретить это делать. Зато теперь с ответственностью могу заявить: чресла у вас – то что надо. Ого-го, я бы даже сказал. – Он обрисовал полукругом мои бедра. – И грудь – ну, вы поняли!.. – Во-о-о-о-он! – еще раз проорала я, швыряя в него подушкой. Глава 12 Кроули Прости меня, Господи, ибо я согрешил! Слова сами по себе крутились в голове, потому что иначе я своего поведения объяснить не мог. Я откровенно разглядывал в зеркало почти двухсотлетнюю тетку, которая старше меня, и испытывал при этом странное ощущение – взгляд не отвести. Ну не извращение ли? Аббатиса была прекрасна – милейшее лицо, голубые глаза и полные губы алого цвета, и все это в обрамлении вьющихся темных волос до самой талии. Точеной талии, я бы отметил, которая, словно перевязь песочных часов, подчеркивала и полную грудь, и шикарные бедра. Подумать только, что все это богатство она прятала под своей монашеской хламидой и когда-то решилась уйти в монастырь… Удивляло и другое: на каком же хорошем счету в ордене находилась эта женщина, если Верховный отец разрешал ей омолаживать не просто лицо, а все тело полностью – огромные затраты, не всегда граничащие с разумностью… Я и прежде слышал, что высшие чины духовенства выпрашивали подобную честь за особые заслуги, но речь, как правило, касалась лишь лица и общего состояния здоровья. Все же прихожанам куда более нравилось общаться с моложавыми женщинами и мужчинами, а не стариками, чьи мешки морщин могли бы подметать пол. А уж для простых смертных омоложение и вовсе было недоступным. Церковь считала, что вмешиваться в дела Божьи, а тем более в продолжительность жизни простых смертных – огромный грех. А посему даже королю не дозволялось продлевать срок собственной жизни в отличие от «представителей» Бога на земле. При взгляде на аббатису у меня бы в жизни не повернулся язык назвать ее представителем Бога, скорее уж – самого дьявола. Чистое искушение во плоти. А уж этот дерзкий язык, который постоянно хотелось заткнуть. Если бы не источники правды, я был бы полностью уверен, что ее подослали ко мне специально, чтобы расстроить свадьбу. Но эта чертовка полностью отрицала заговор и по какой-то причине куда больше интересовалась де Сентом. Я не мог этого не заметить, вот только мотивы пока не понимал. Быть может, аббатиса имела какие-то неведомые мне связи со старым хрычом? Хотя вряд ли, ходили слухи, что лет тридцать пять назад его грозились даже отлучить от церкви за какие-то неведомые мне прегрешения. Но слухи всегда лишь слухи, если нет доказательств. Или, быть может, их связывало что-то более личное? Я усмехнулся этой мысли и отмел ее в сторону. Де Сента всегда забавляла моя нелюбовь к духовенству, он считал ее правильной, называя всех представителей церкви шарлатанами в рясах, спекулирующими на людском доверии. Поэтому о личном между лордом и аббатисой и речи быть не могло, максимум о знакомстве. Тут определенно было что-то еще… Чего я пока не очень понимал. Может, нужно копать с иной стороны? Аббатисе сто семьдесят, и она вполне могла являться какой-нибудь дальней родственницей де Сента – скажем, кузиной бабушки. Это бы объяснило некоторые странности в ее поведении, такие как плохо прикрытые переживания и волнения, когда речь заходила о градовладельце Локшера. В этом и других отношениях аббатиса плохо умела скрывать свои чувства. Старалась, и все же реакции были заметны. Будто она не опытная двухвековая тетка, а юная дебютантка на балу.