С удовольствием свершили. Колобок же покатился В направленье Фудзиямы. Встретив Кицунэ-лисичку, Он сказал лисичке прямо: – Хочешь, расскажу я хайку Иль про сакуру спою я? – Ну конечно, аригато, Только слушать не хочу я. Ведь побеги из окошка Аморальны и бесчестны! — Это Кицунэ сказала Своим ротиком прелестным. Колобок же от жестоких Слов таких не заслонился, Тоже совершил сеппуку — На две части развалился. Совершать ли ей сеппуку, Кицунэ засомневалась, И она на всякий случай Тоже с жизнию рассталась. Потому что самураю Честь дороже жизни тленной На окраине Киото, На окраине Вселенной… Закончил, обвёл всех торжествующим взглядом и сказал: – Это я её нашёл. Талант. Инну обнимали, хлопали по плечу, дёргали за волосы: – Ну ты крута безмерно! – То, что надо! Ребята, основной текст читает, конечно, Сашка, его с самого дальнего ряда расслышат, остальные изображают героев. – Чур, я Кицунэ! – Занавес натягиваем, сразу репетировать будем. – Сеппуку изобразим, уронив голову деда в зал. Будто он сам себе голову отрезал. – У Колобка так же сделаем. Я буду Колобок, у меня фигура похожая. – Фигуру за занавесом не видно, а голос у тебя точно колобковый. – Ну и девка! Пушкин отдыхает. Причем давно. – Может, отдохнул уже и переродился этой вот… как тебя зовут? – Сашка, ты её в каком Голливуде нашёл? – Это моя сестра, – растолкала всех Ксюха с нагинатой в руках. Оказалось, что нагината – это почти то же, что и катана, только на длинной палке. По крайней мере, так показалось Инне. А на швабру нагината вблизи вообще не похожа. – И ты молчала, что у тебя такая сестра? – возмутился белобрысый Сашка. – Ну, знаешь! – Она моя сестра только на шесть дней, – объяснила Ксюха. – В понедельник прилетела, в субботу улетит. – На Луну? – В Питер. – Красивые в Питере девчонки родятся, – грустно сказал белобрысый почти тихо. – Это от сырости, у них там от Балтики влажность высокая. Ладно, у нас есть сегодня и завтра. Ну-ка повернись, сестра сестры моей сестры. На кукольный театр такую красоту тратить грех, кукловодов не видно за занавеской. Волосы – прямо серебро. Сражаться-то совсем не умеешь? – Нет, – виновато признала Инна, ошалевшая от похвал и комплиментов. – Жаль. Так и вижу: ты мечешься по сцене с катаной, а волосы серебристыми прядями вьются по ветру, повторяя движения клинка… вентилятор за сценой можно поставить. Главный злодей тебя рубит катаной, ты падаешь, серебряные волосы взметнулись в последний раз… здорово. – Санечка, зачем такую красивую девушку рубить на кусочки? – заметил подошедший Брамс. – Её надо использовать в мирных целях. Посмотри, она тебе таки никого и не напоминает? Вся секция уставилась на Инну. Та аж бордовая сделалась от смущения. – Такая расцветка тоже ничего, но лучше верни прежнюю окраску, – приказал белобрысый. – Брамс, ты прав, как всегда, аж противно. Это же вылитая кицунэ! – Причём кюби-но кицунэ, девятихвостая и серебряная, – уточнил Брамс. – Конечно, я прав. – Хвост серебристо-чёрной лисы у меня есть, – сказал белобрысый. – У матери на воротнике. Ничего, сейчас уже не зима, авось мама не заметит. Итого один хвост имеется. Ещё восемь надо где-то брать. – Обойдёмся одним, – сказал подошедший сенсей. Он всё это время тренировал шестерых с мечами, не отвлекаясь на происходящее. – Сашка, продумай сюжет. Кицунэ может и спокойно сидеть на дереве, не обязательно ей мечом махать. А вы вокруг устраиваете показательный бой. Инна сразу вспомнила ту псевдояпонскую гравюру с сидящей на ветке девушкой-лисой. – Всё! За работу! – приказал сенсей. – Борис, за тобой музыкальное сопровождение согласно фамилии. Аля и Катя делают цветы сакуры из туалетной бумаги, я как раз розовую купил. За ветку отвечает Алекс. Ваня, ты… – Да знаю, знаю, – проворчал худощавый брюнет с хищной улыбкой, слегка похожий на японца и совсем не похожий на Ваню. – Опять делать сямисэ́н из балалайки. – Ксенечка, детка, ты таки собираешься сражаться нагинатой или ты собираешься любоваться на свою бесспорно прекрасную сестру до тех пор, пока не зацветёт сакура? – спросил Брамс. Ксюха тут же встала в стойку, задрав нагинату в небо совершенно неканонически. В левом углу зала уже натягивали занавес – репетировать кукольный спектакль про Колобка. Белобрысый Сашка учил наизусть воодушевлённо и очень громко: «Жили-были дед да баба на окраине Кио-о-о-о-ото!» Оконные стёкла резонировали в такт со строчками. – Ужас как орёт, – прошептала Инна. – Хуже, чем О-Цюру. – У него брат почти глухой, он привык дома кричать, чтоб тот услышал, – тоже шёпотом пояснила та девочка, которая Пушкина. – Ничего, это только по первости раздражает, а мы уже и не замечаем. Он красиво читает, с выражением. Мне нравится. – Мне тоже нравится, – согласилась Инна. Ей всё тут нравилось, особенно когда её хвалили. – А ещё я могу помогать делать цветы сакуры.