Чердынцев оказался у подъезда домработницы Горецкой почти в одно время с полицейским уазиком. Видел, как мигнули задние фары на повороте к пятиэтажке. Собственно, Макар и не был уверен поначалу, что это оперативная машина, а просто свернул следом за ней. Отъезжая от гостиницы, он взглянул на часы и осознал, что время-то еще, по сути, детское — начало одиннадцатого. Получается, Ерохин имел полное право подтрунивать над Чердынцевым, будто дворовый пацан над домашним мальчиком, которого мама загоняет спать после передачи «Спокойной ночи, малыши». Но сейчас отдохнувший Макар был полон решимости и уж точно выглядел лучше прокуренного язвительного следователя. Ерохина он узнал сразу, когда тот, спрыгнув с подножки, раскрыл перед собой папку, а его напарники столпились около него. Чердынцев демонстративно хлопнул дверью и щелкнул сигналкой. Ерохин и остальные — двое крепких парней — повернули головы в его сторону. — Что, не спится? — скривился Ерохин, ежась в своем довольно куцем полупальто от порывов морозного ветра. — Так вы же мне сон и перебили, господин следователь, — усмехнулся Макар. — Вот, решил, так сказать, посодействовать органам в поимке опасного преступника. Выполнить долг гражданина. Мужчины переглянулись. Ерохин звучно сплюнул в сугроб и сунул папку под мышку: — Вы, Макар Дмитриевич, как бы лицо заинтересованное. А потому, не имеете права присутствовать на следственных мероприятиях. Чердынцев молча признал очевидное. Разумеется, Ерохин был прав, и спорить с ним не было никакого смысла. Кивнув, Макар остался стоять, наблюдая за тем, как мужчины во главе со следователем звонят в домофон, а затем заходят в подъезд. — На мероприятия меня, конечно, не приглашали, но на площадке-то я могу постоять, в конце концов? — пробормотал Чердынцев и кинулся следом, чтобы успеть придержать дверь. Поднявшись на один пролет, он остановился у почтовых ящиков и, вытянув шею, стал наблюдать за происходящим. Один из оперативников позвонил в соседскую дверь. Через несколько минут из квартиры выглянул пожилой мужчина с седой бородкой, одетый в толстый махровый халат и шерстяные носки. — Будете понятым, — ткнул в растерянного соседа Ерохин. — С кем-то живете еще? Совершеннолетние есть? Нам второй свидетель нужен. Высунулась женщина, на ходу снимая из-под нижних век зеленые патчи. Чердынцев оценил супружескую пару — такие скандалить не будут, подпишут все, что скажут. Однако, мужчина вдруг заявил дребезжащим "профессорским" голосом: — Вы к нашей Симочке, что ли? А что случилось? — Да! На каком основании вы хотите войти в ее квартиру? — бойко присоединилась супруга. — На основании ордера с целью обнаружения разыскиваемых лиц, — монотонно ответил следователь. — О, господи! — всплеснула руками женщина. — Да как же так? Пропала? А как же ее мальчик? Где он? — На ваших глазах сейчас мы откроем квартиру гражданки Ждановой. Просьба ничего не трогать, слушать внимательно и не задавать лишних вопросов. Это понятно? — спросил Ерохин. — Понятно, — хором ответили супруги. — Ой, я только на минуточку, — вдруг встрепенулась женщина. — У меня там на плите бульон… — Бульон? — озадаченно переспросил муж. — А… — Бульон, куриный, — многозначительно дернула бровью женщина и скрылась в квартире. Дверь в квартиру Ждановой вскрыли, и оперативники протопали внутрь, попутно включая свет и громко переговариваясь. Чердынцев отлип от стены и в два счета оказался рядом. Он остался за порогом, дабы не вызывать излишнего внимания со стороны Ерохина и остальных. Макар и так все прекрасно видел, и слышал. Через пару минут мимо него прошествовала женщина, но запаха куриного бульона Чердынцев не учуял. Позвав мужа, соседка вцепилась в его локоть, и оба они остались стоять на входе в гостиную, не решаясь сдвинуться с места. Макар же разглядывал маленькую прихожую, вязаный половичок, который сейчас оказался сдвинут и топорщился гармошкой у стены, скромную вешалку и две пары домашних тапок — побольше и совсем маленьких. Не выдержав, Чердынцев прикрыл за собой дверь и прошел дальше. Стало понятно, что в квартире совсем недавно что-то произошло. Как и в апартаментах Горецкой, из шифоньера были вывалены вещи. Макара передернуло от вида скомканных детских маечек и трусиков. Дверца холодильника на кухне тоже была открыта, и на полу, в лужицах воды, валялась какая-то заморозка в полиэтиленовых пакетах. Когда Ерохин вышел из комнаты и направился на кухню, они пересеклись с Чердынцевым взглядами. Следователь ничего не сказал, но Макар знаком показал ему, что не собирается мешать процессу. Где-то в подъезде хлопнула дверь — Чердынцев почувствовал, как срезонировал воздушный поток. Через некоторое время он услышал быстрые шаги. Входная дверь открылась и в квартиру ворвалась соседка с первого этажа, с которой он познакомился несколько часов назад. Не глядя на Макара, она кинулась к оперативникам и срывающимся голосом начала требовать объяснений происходящему. Ерохин отвел ее в сторону, что-то коротко сказал, и Валентина, внезапно побледнев, закрыла лицо руками. Затем медленно опустила их и замерла, глядя на то, как здоровые мужики расхаживают по комнатам и суют носы во все углы. Чердынцев прекрасно понимал, что этой Вале сейчас очень плохо. Еще бы! Узнать, что человек, в котором ты был уверен и защищал, жестоко обманул и оказался преступником, — это вам не в магазине обсчитаться… А если учесть, что тут еще и ребенок замешан, то… Валентина вдруг вскрикнула и, вдруг упав на колени, нагнулась и достала какую-то тряпку, лежавшую у ножки кровати. — Это же… Это же Илюшина любимая игрушка! — воскликнула она, разворачивая непонятный цветной лоскут. Вниз полетели хлопья то ли ваты, то ли синтепона, и Макару показалось, что у этой тряпки есть лицо. Ну точно — розовый нос и борода… дед Мороз, что ли? — Гражданочка, не надо ничего трогать руками, — устало попросил Ерохин. — Вы не понимаете, — всхлипнула Валя. — Это его любимая игрушка, гном! Что с ней такое случилось? — она стала крутить ее в руках. — Да ее просто выпотрошили как… как… — положив останки гнома на кровать, Валентина медленно двинулась в сторону Чердынцева. Он посторонился, пропуская ее, но она, кажется, его даже не видела. Макар осторожно обошел коврик в прихожей и провел рукой по стене. Спальня, она же детская, выглядела гораздо лучше, чем «большая» комната и кухня. Здесь был сделан ремонт, побелен потолок. И оконная рама была новой в отличие от остальных окон. Казалось бы, ну поменяй ты все сразу, за один день! И грязь из дома вывезешь, и кпд от полной смены почувствуешь быстрее. А вот это вот все — из серии "тут пришьем, там залатаем"… Белье в кроватке было не заправлено, подушка вообще валялась у батареи. Макар не выдержал и поднял ее. В носу защекотало от сладковатого запаха детского шампуня, и Чердынцев вздрогнул, испытав странное волнение. Положив подушку в кровать, он развернулся, сделал шаг и вдруг замер, пораженный и обескураженный. На стене, слева от входа, в простой рамочке, висела увеличенная любительская фотография. На переднем плане стоял маленький мальчик и гордо держал перед собой рисунок с изображением какого-то фантастического животного. А за ним, обхватив его за плечи и чуть склонив голову, улыбалась девушка. Она смотрела прямо на Макара, и от ее взгляда у него закружилась голова и подкосились ноги. — Этого не может быть… — сдавленно прохрипел он. Когда перед глазами стало темнеть, а сердечная мышца вдруг напряглась, сбивая дыхание, Макар практически выполз из квартиры, жадно хватая ртом холодный воздух. Форточка подъездного окна была открыта, и сквозь нее, медленно кружась, на подоконник падали снежинки. Обхватив себя за плечи, спиной к Макару стояла Валентина. Шерстяная бахрома на вязаной шали трепыхалась от сквозняка, отчего казалось, что женщина дрожит всем телом. Но Валя даже не шелохнулась, когда он появился, просто стояла и смотрела в одну точку перед собой. Чердынцев видел в темном стекле отражение ее бледного, будто окаменевшего, лица. Макар замер на верхней ступеньке, вцепившись в пластиковые перила. Сейчас он не чувствовал ничего, кроме ритмичного шума в ушах, в котором смешались голоса оперативников и соседей, скрип половиц под тяжелыми ботинками и звук капающей воды в холодильнике. — Ну что, добились своего? — тихо сказала Валентина, наконец отреагировав на его появление. Чердынцев открыл было рот, но смог лишь коротко выдохнуть. — Сима не могла… — твердо проговорила соседка. — Это все ложь. Вы хотите посадить ее в тюрьму? — она обернулась и обожгла Макара ненавидящим взглядом. — Хотите оставить ребенка без матери?! Чердынцев сглотнул и с силой провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть все, что он только что видел в квартире. За дверями ходили, переговаривались, хлопали чем-то. Возможно, рылись в кроватях и перетрясали детские книжки, надеясь найти улики и доказательства. Макар спустился еще на две ступеньки и снова замер, словно не решаясь пройти мимо Вали из-за ее воинственного вида. Но она была всего лишь маленькой хрупкой женщиной с покрасневшими глазами и натруженными руками без следов маникюра. Валентина куталась в серую шаль, с трудом сдерживая слезы. — Скажите, а у нее есть какие-то родственники? — выдавил из себя Чердынцев, не решаясь назвать имя девушки. — Может, она сейчас у них? Губы Валентины задергались, складываясь в кривую усмешку. Женщина вздрогнула, словно тело ее прошила болезненная судорога. — Даже если бы и были, от меня вы ничего не узнаете, понятно? — А отец мальчика? — не отставал Макар. — Отец… Такая же сволочь, как… Валентина сдержалась, сжимая кулаки, но Чердынцев понял, что именно она хотела этим сказать. Нет, конечно же соседка не знала, что когда-то он был с Симой. Не могла знать. Он ведь и сам не мог даже подумать, что это была именно она — Серафима Жданова. Не раскрывая губ, Макар попробовал редкое имя на вкус. Оно отозвалось теплой тягучей волной, и Чердынцев вдруг с горечью осознал, что вот-вот потеряет нечто такое, что, как оказалось, было самым дорогим в его жизни. — Простите меня, — проговорил он и быстро прошел мимо Вали, старательно отворачивая лицо. Сев в машину, он двумя пальцами с силой сжал основание переносицы, а через несколько минут выехал со двора. Кружа по опустевшему заснеженному городу, Макар перебирал и вновь складывал в голове уравнение. Еще недавно оно было уравнением со всеми неизвестными, и вот, икс превратился в Макара Чердынцева, а игрек — в Серафиму Жданову. Существовало ли вообще решение у этой задачки, он не знал. Как и не знал того, сколько же еще участников было в этом гребаном неравенстве. Внимание Макара привлекла вывеска с тусклыми фонариками по периметру. Вероятно, он уже проезжал мимо нее, но заметил только сейчас. Припарковавшись, Чердынцев зашел в ночное заведение, которое на поверку оказалось чем-то средним между пивнушкой и третьесортным баром. Окинув взглядом местную публику, направился к стойке. Пить не хотелось, но он все-таки заказал «беленькой», чтобы хоть как-то усмирить голоса в своей голове. За первой рюмкой появилась вторая, следом третья. Макара замутило, и в какой-то момент он резко развернулся, неудачно вписавшись в проходившего мимо бугая. Тот, как будто только этого и ждал — прихватил Чердынцева за грудки и, перекатывая во рту жвачку, стал теснить обратно к стойке, явно нарываясь на драку. Макар извинился, выставив ладони, и вознамерился уйти. Но в планах разгоряченного спиртным амбала, вероятно, было совсем иное. Осклабившись, он пер на Чердынцева, будто танк, и увеличенные зрачки его, казалось, при этом смотрели в разные стороны. Макар оттолкнул его, стараясь избежать скандала, но бугай вдруг зажал его шею локтем и совершенно спокойно стал душить. Публика радостно заулюлюкала, с восторгом наблюдая за происходящим. Музыка, казалось, стала громче, а воздух удушливей и плотнее. Чердынцев зарычал, пытаясь вырваться из захвата, но бугай был тяжелее и пьянее его раза в три. Пара ударов по ребрам, которые удалось нанести, только раззадорили соперника. К тому же, перед глазами Чердынцева вдруг оказался кулак, который принадлежал совсем другому человеку, вероятно, товарищу бугая. Кулак встретился с челюстью Чердынцева, и теперь в голове зазвенело по-настоящему. Макар понимал, что силы не равны. Удары посыпались на него со всех сторон, и дела его были бы совсем плохи, если бы надо всем этим пьяным хохотом и визгом вдруг не прозвучал отчетливый голос: — А ну, все по углам, мать вашу! Захват ослаб, Чердынцев взбрыкнул, посылая удар. Но кулак его прошел вскользь по потной шее душителя, и Макар по инерции дернулся вперед, а затем и вовсе рухнул на грязный пол. Сгруппировавшись, он тут же поднялся, но со стоном схватился за голову. — Да ты просто возмутитель спокойствия, Чердынцев! — придерживая его за локоть, процедил Ерохин. — Из всех самых поганых мест нашего города ты выбрал именно это. Решил гульнуть по полной программе? А я думал, ты интеллигент… — Интеллигент — этот тот, кто думает о людях лучше, чем они о нем… — сплюнул кровь из рассеченной губы Макар. Ерохин усмехнулся и сделал знак бармену. Забрав из его рук бутылку, следователь оглядел Чердынцева: — Ладно, пошли. Я тут недалеко живу. Покалякаем. — А есть о чем? — Макар потер шею, восстанавливая дыхание. — Слушай, я тебе хочу сказать одну вещь… — просипел он. — Тебе же, наверное, интересно, что мы нашли? — прищурился Ерохин. Сунув бутылку в карман пальто, он направился к выходу. — Нашли?! — Чердынцев сжал челюсти и мотнул головой, глядя ему в спину. — Нет, Ерохин, ты все врешь. Она не могла… Глава 17 Серафима К четырем стало темнеть. Небо заволокло снеговыми тучами, которые висели так низко, что, казалось, еще немного, и они раздавят и поселок, и старую дачу, спрятанную между сосен и сугробов. Пока сияло зимнее солнце, в доме было светло и радостно, но теперь тьма сгущалась не только на улице, но и на душе у Симы. Чтобы занять Илюшу, она дала ему веник и попросила вымести пол. Вот только они с Чихуном устроили турнир по вытягиванию прутьев из связки, и скоро от веника осталась только палка.