Погруженный в свои мысли, Чердынцев лишь кивал, когда Ерохин указывал направление. Они ничего не обсуждали. Макар вполуха слышал, как следователь говорит по телефону, отдает какие-то распоряжения и время от времени бормочет: "Твою же дивизию…" "Моя дивизия уже сложила оружие и до чертиков хочет мирной жизни…" — вздыхал Чердынцев. Ему не хватало простого теплого счастья — того самого, которое он ощутил рядом с Симой и Илюшей. Это чувство накрепко привязало и тянуло сейчас к ним, в заснеженный дом среди сосен. Там он мог быть самим собой и даже чуть больше — ведь все мы становимся лучше, сильнее и красивее в глазах любящих нас людей. Буквально через пару поворотов автомобиль оказался в частном секторе. Довольно широкая дорога была вычищена, но Чердынцев на автомате сбавил скорость до минимума, как только увидел юркнувшую под забор пятнистую кошку. — Наша Санта-Барбара, — пояснил Ерохин. — Приют для местной элиты… Чердынцев оценил шутку, но снова лишь кивнул, без интереса разглядывая кичливые постройки. "Этот парень, Кирилл, почему он вообще ввязался в это дело? Из мести? Возомнил себя мафиози? Но мстить старой женщине, которая была лишь свидетелем, по меньшей мере, странно. Тем более, когда лично ее не знал. Он же почти мой ровесник, — поразился Макар. — Зачем гробить свою жизнь и будущее? Ради чего? Конечно, у него может быть алиби. У каждого есть алиби, — он горько усмехнулся, — кроме Симы. Но она говорит правду. Все ее поступки просто кричат о том, что она не виновата. И мне стыдно за то, что я усомнился в ней. Стыдно, хоть я ничего и не знал. Впредь следует быть жестче прежде всего в отношении себя. И не навешивать ярлыки направо и налево, как говорит Ерохин. И все же, если виноват этот Кирилл Околышев, значит, Сима окажется вне подозрений, и ей не придется больше прятаться. Господи, хоть бы это было так!" Странно было думать о человеке, которого не видел в глаза, и желать того, чтобы именно он оказался тем самым преступником. Но человеческая природа такова — цепляться за любую возможность, чтобы сделать свою жизнь счастливой. От напряжения пальцы на руле свело судорогой. Макар открыл окно, чтобы немного освежиться и проветрить голову. — Вот ее коттедж. Машину только не вижу. Может, уехала уже, — сказал Ерохин, вылезая из салона. Макар последовал за ним, торопливо хлопнув дверью. Следователь позвонил в звонок у калитки, и почти сразу они услышали ответ: — Кира, ты? Рано еще, иди в дом. — Любовь Яковлевна, это Ерохин из ОВД следственного отдела. После щелчка калитка открылась, а следом за ней и входная дверь небольшого двухэтажного дома. Чердынцев узнал нотариуса и, кивнув, пропустил Ерохина вперед. — А что случилось-то? — спросила женщина, просовывая руки в рукава наброшенного норкового полушубка. — Прием в девять начинается. Еще сорок минут. Что-то срочное? — Она прикрыла за собой дверь и стояла перед ними на высоком крыльце, явно не желая впускать их в дом. — Любовь Яковлевна, доброе утро, — спокойно поздоровался Ерохин. — Можно ведь и в кабинете. Это как скажете. Мы с вами люди государственные, с нас и спрос другой. Женщина выдохнула, из ее рта вырвался клубочек пара. Она внимательно посмотрела на Ерохина, и между бровей у нее залегла глубокая вертикальная морщина, свойственная людям немногословным и замкнутым. Накинув капюшон, она передернула плечами и указала на дверь. Чердынцев и Ерохин зашли следом за ней. — Ваши документы в порядке, и я не понимаю… — начала она, глядя на Макара. — Мы насчет Кирилла хотели узнать, — Ерохин быстро осмотрелся в удобной светлой прихожей и сел на стоявший рядом с ним пуф. — Киры? А что, собственно? — женщина удивленно приподняла брови. — Зарегистрирован он у меня, ИП в порядке. Что не так? — Он приехал к вам из Архангельска? — Ерохин вытянул шею в сторону ближайшей комнаты. — Почему? — По семейным обстоятельствам, — уклончиво ответила она. — Кирилл Околышев ваш племянник? — Ну да, — лицо и шея нотариуса вдруг покрылись густым румянцем. Женщина распахнула шубу. — Вы извините, давление, — пробормотала она. — Говорите сразу, что случилось. — Лучше вы скажите, Любовь Яковлевна, — поднявшись, мягко сказал Ерохин. — Я не замужем. Говорю это, чтобы отсечь всякие там мысли… То есть, не так… Кирилл — сын моей сестры. А то что, он живет в моем доме, так это вынужденная временная мера. Если вы вдруг подумали, что… — Господь с вами, Любовь Яковлевна! — воскликнул Ерохин. — И в мыслях не было. Меня интересует, где он сейчас находится. И что из себя представляет. — Что представляет? — отвела она глаза. — Он мой племянник, я его в пеленках на руках нянчила. Видите ли, с сестрой у нас отношения всегда были ровными, хорошими. А с ее мужем не сложились. Да и у них-то в семье было не особо весело, — махнула она рукой. — Но к делу это не относится. Кирилл по малолетству в компанию плохую попал, кое-как школу закончил. Институт несколько раз бросал. А парень ведь умный. Компьютерами занимается. Но характер взрывной, в отца. У того-то совсем кукушка съехала на старости лет. А сестра за ним ходит, в больницу не отдает. — Разве это плохо, когда не бросают? — встрял Макар. Женщина криво усмехнулась: — Ну, давайте я не буду с вами чужую личную жизнь обсуждать. Я помогаю Кире встать на ноги. И контролирую его. Так что, говорите сразу, в чем дело. — Об этом нам бы хотелось поговорить с ним, — сказал Ерохин. — Так где он, говорите? — Я вот так сразу не могу ответить… Может быть, у своей подруги. Она парикмахер. Работает в салоне, в центре. Там же, где и его мастерская. Я не против, если они решат пожениться. Только ко мне в дом, конечно, запретила приводить кого-либо. Пусть зарабатывает, покупает квартиру. Это ведь правильно, не так ли? Я вам уже говорила, что Кирилл очень хороший мастер. Вчера, например, поставил мне на рабочий компьютер дорогую защитную программу. Сам предложил, потому что понимает серьезность моей работы и относится ко мне с благодарностью. По дому помогает, и по хозяйству. Вот должен уже вернуться, чтобы отвезти меня на работу. — Хорошо, Любовь Яковлевна, мы проверим. — Проверяйте, — пожала она плечами. — Только я никак в толк не возьму, а в чем, собственно… — Скажите, а Горецкую вы знали? — не удержался Макар. — Конечно. Она оформляла у меня завещание. — Да-да, — Макар сразу же вспомнил заверенный лист с закорючкой напротив фамилии Горецкой. — И что, с той поры больше не пересекались? — В каком смысле? — Завещание было написано пять лет назад. — Ах, это… Да, потом мы долго не виделись. Пока она не пришла оформлять второе. Это было… Кажется, недели три назад. — Второе? — у Макара буквально отвалилась челюсть. Примерно так же выглядел и Ерохин. Нотариус растерянно потерла виски: — Ой, извините, это конфиденциальная информация. Что-то я разволновалась. — Любовь Яковлевна, вы же понимаете, что разрешение я могу получить и предоставить вам сегодня же. Дело-то по Горецкой никто не закрывал. — Дело Горецкой… Господи, у меня такое ощущение, что это я что-то сотворила и теперь должна оправдываться! Несите постановление, вызывайте повесткой, я готова ответить на все ваши вопросы! — она нервно сцепила пальцы. — Милая, дорогая Любовь Яковлевна, — смиренно склонил голову Ерохин, — как же я вас понимаю! Профессиональные рамки ничто по сравнению с долгом и честью. — Да, — кивнула она. — Так и есть. Я свое место потом и кровью… — Ну хоть намекните, что там во втором завещании, а? Ведь от любопытства наследник помирает, — Ерохин метнул в сторону Макара полный иронии взгляд. — Всю плешь мне проел за эти дни. А я вам через полчаса запрос организую. Ну и вообще, мало ли, пригожусь… Или вы не помните, что там? — Да господи ты боже мой, — снова покраснела нотариус. — Помню я все! Проверяла, когда для него документы готовила, — посмотрела она на Макара. — Дача там. Но адрес я не скажу без постановления. — А кому, кому дача-то отписана? — едва не завопил Макар. Ему хотелось крикнуть, что у него нет ни желания, ни времени наблюдать за этими расшаркиваниями. Что есть дела поважнее. Что ее племянник может оказаться преступником. И что по его вине молоденькая мама с сыном вынуждены ютиться на старой даче… Даче? Макар вздрогнул и, побледнев, хрипло спросил: — Кому она отписана, Любовь Яковлевна? Она с минуту смотрела ему в глаза, и, вероятно, увидела в них что-то такое, что заставило ее отшатнутся и отчетливо произнести: — Гражданке Ждановой… Не стесняясь в выражениях, Ерохин витиевато выругался. — Компьютерщик. Отличный мастер. Поставил защитную программу, — с невинным видом пробормотал он. — На рабочем, мать его, компьютере! Лицо нотариуса приобрело зеленоватый оттенок. — Слава, — Макар вцепился в плечо следователя, — Слава, тут такое дело… Ты этого Кирилла найди, ладно? А мне надо срочно уехать. — Поезжай, — следователь покачал головой. — На связи только будь, ладно? И еще… — он покусал нижнюю губу. — Нет, ничего… Мы сейчас служебную машину вызовем, да, Любовь Яковлевна? На выходе Макар обернулся и встретился взглядом с Ерохиным: — Мне очень надо, Слава. Найди его. Глава 38 Хроника одного декабрьского утра СЕРАФИМА Утренний свет коснулся ее щеки и пробрался сквозь ресницы. Вместе с ним сердце забилось сильнее, а губы затрепетали в улыбке. Сима потянулась, каждой клеточкой ощущая трепетную радость в предвкушении чего-то настолько сладостного, что щеки опалило жгучим румянцем. Память еще хранила события прошлого вечера и нежную близость любимого мужчины. И это был не сон, а самое настоящее живое чудо, о котором она боялась даже мечтать. Открыв глаза, Сима увидела, что Илюша, вытянув руки, внимательно рассматривает свои пальчики. — Доброе утро, милый! Что ты делаешь? — Мама, а когда я вырасту, у меня будут большие руки? — Да. Большие и сильные. — Как у Макара?