— Нюра! Достала! — А че? Он ее любил. Дебил… Под ржание продавщицы Макар развернулся и показал фотографию Нюре. — Мадам, а вы случайно не знаете, где этот дом? — Знаю! Я тут все знаю! — "мадам" отделилась от стены и, подув на красные в цыпках руки, заявила: — Пачка сигарет и… — Чаю и сахара домой купи! — бросила в сердцах продавщица. — И чаю с сахаром! Уговорила! — кивнула Нюра. Макар положил на прилавок деньги. — Пойдемте, покажете. — Пойдем, красавчик! Я тебе все-все покажу… — захихикала Нюрка, обдав Чердынцева стойким сивушным ароматом. Глава 27 Серафима Илюша проснулся не в духе. Увидев сидящую подле него мать, он потер глаза и отвернулся к стенке. — Как ты, милый? Что тебе снилось? — осторожно спросила Сима, поглаживая его через одеяло. Илюша заворочался, а затем и вовсе легонько пнул ее ногой. — Я домой хочу… — А знаешь, что я видела во сне? — стараясь отвлечь его от грустных мыслей, проговорила Сима. — Только представь: мы гуляем с тобой по парку, и вдруг видим, как из-за куста выглядывает… выглядывает… Мальчик замер, прислушиваясь к ее словам. — Вот ни за что не догадаешься! — она таинственно понизила голос. — Я и сама не поняла… Кто-то маленький, а на голове у него то ли шляпа, то ли колпачок красного цвета… Илюша обернулся и посмотрел на нее хитрым взглядом. — Наверное это был мухомор, — нахмурилась Сима, делая озадаченное лицо и потирая лоб. — Ну нет же, мам! — улыбнулся Илюша, придвигаясь все ближе. — Откуда ты знаешь? Неужели мы с тобой видели один сон на двоих? Разве так бывает? Илюша закусил губу и сдвинул бровки к переносице: — Бывает, мама! Я его точно видел, — кивнул он. — Это был гномик. — Ну конечно! — всплеснула руками Сима. — Как же я сразу не догадалась? Просто он был такой же маленький и быстрый, как ты! Ты же у меня все быстро делаешь: и одеваешься, и игрушки собираешь, и помогаешь мне пылесосить… — она вдруг вздохнула и опустила голову. Еще один день взаперти. Ей просто нечего сказать сыну в свое оправдание. Теперь, когда они стали заложниками ситуации, все их пространство сузилось до размеров дачи. А питание настолько однообразно и мизерно, что едва хватает ребенку. Слава богу, что Илюша не разболелся. И ведет себя хорошо, хотя первые звоночки непослушания уже прозвенели. И он имеет на это полное право. Его мир оказался разрушен ее собственными руками, разве сможет она простить себя за это? И все же Сима старалась делать вид, что все нормально. Но сколько не притворяйся, а ребенка нужно мыть, кормить, читать ему книги и водить гулять. Что она могла предложить в противовес этому? Картошка рано или поздно закончится, остальные припасы и дрова тоже… Господи, а в кого они превратятся через неделю? В голодных чумазых Маугли?! «Я идиотка, — подумала Сима. — Надо было попросить у той женщины телефон и позвонить Валечке… Занять денег! Хотя, откуда у нее деньги? — тут же спохватилась она. — Валя сама перебивается еле-еле…» Пока Илюша фантазировал на тему встреченного во сне гнома, Сима по-быстрому накрыла завтрак и вывела щенка на улицу. Илюша на минуту замолк, проводив тоскливым взглядом мелькнувший за дверью хвост. Сима закусила губу — обещала ведь погулять с сыном, а получается, не сдержала своего обещания… Как же бедному мальчику верить ей? Скоро Сима с Илюшей вернулись на второй этаж, где было заметно теплее и уютнее. Чихун последовал за ними, явно не желая оставлять своего маленького хозяина без присмотра. Сима застелила кровать и, усадив на нее Илью, положила рядом найденный на кухонной полке простой карандаш и оторванный от старого рулона кусок обоев, которыми была оклеена спальня. — Он не цветной, — насупился Илья, повертев карандаш в руках. — А мы потом все раскрасим, хорошо? Ты пока нарисуй просто так. Как будто придумываешь раскраску. — И буквы тоже можно рисовать? — Обязательно! — Только толстые? — Почему, и тонкие тоже. Ты же знаешь, что толстые дружат с тонкими… — А высокие с низкими, — поддакнул Илья. — Я буду рисовать большую толстую букву О. А потом пузатую букву Б. — Хорошо, а я пока постираю, ладно? На колонку Сима не пошла, боясь столкнуться с Нюрой. Набрала снега чуть в стороне от входной двери прямо из середины сугроба, чтобы оставить верхушку нетронутой. Вернувшись, добавила немного воды и поставила ведро на плитку. С помощью старого обмылка застирала детские трусики и маечки. Бабуля частенько говорила ей, что главное в человеке — это чистота. И сейчас Сима думала, что в ее словах было гораздо больше смысла, чем просто намек на аккуратность. Но бабуля не говорила, что доказать чистоту порой бывает очень трудно… Потом они с Илюшей пили чай с медом и хлебными палочками, а еще играли с Чихуном. Сима в изумлении наблюдала за тем, как щенок приносит Илюше щепку, которую тот кидал, перед этим пряча ее за спину. Они снова поднялись на второй этаж. Сима чувствовала такую усталость, словно несколько часов подряд занималась физической работой. Все эти хождения из угла в угол, наигранная веселость и соблюдение режима, которые она старалась выдать за нормальную жизнь, страшно утомляли. Серафима понимала, что усталость — это ничто иное, как постоянный стресс и невозможность найти выход из создавшегося положения. — Подними меня! — Илюша скинул валенки и залез на кровать. — Только чуть-чуть, хорошо? — Сима легла на спину и согнула колени. От слабости у нее ныла спина и гудела голова. Илюша лег на ее голени животом и раскинул руки. — Лучше держись покрепче, — прошептала Сима. — Полетели! Илюша закрыл глаза, а она стала то поднимать, то опускать ноги, создавая иллюзию полета. — Самолет летит… летит… — говорила Сима, а когда перевела взгляд на окно, то заметила, что снова идет снег, и от вида крупных белых хлопьев ей стало совсем тошно. — Погоди, я только прикрою штору, — предупредила она сына Илюша повалился на кровать и стал болтать ногами в воздухе. — Я делаю физкультуру, мама! — Гимнастику! Ты делаешь гимнастику, мой спортсмен! — она кинулась зацеловывать сына, пока тот не зашелся в хохоте. — Ой, ой, давай потише! — Наконец Сима поднялась и подошла к окну. Схватившись за край шторы, она замерла, заметив бредущие в снегопаде фигуры. Одну узнала сразу, и то только потому, что это была Нюра, блуждавшая по поселку с самого утра. А вот вид идущего рядом с ней человека испугал не на шутку — капюшон скрывал его лицо, но судя по росту и ширине плеч, это был молодой крепкий мужчина. Нюра указывала пальцем в сторону их дачи, и тот, второй, тут же прибавил шагу, да так, что Нюра еле успевала за ним вдогонку. — Илюша, — Сима резко обернулась. Мальчик еще катался по кровати, теперь изображая пароход, но, заметив, какие у нее стали глаза, мгновенно присмирел. — Пожалуйста, — прошептала Сима, — постарайся сидеть тихо-тихо, ладно? — Почему? — так же шепотом спросил Илья. Чихун приподнял ухо и тоже посмотрел на Симу, явно реагируя на ее изменившийся голос. — Это такая игра: кто первый скажет слово, тот… — она следила за приближающимися к дому фигурами, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке. — Дурак? — прыснул в ладошку мальчик. — Это плохое слово! — обомлела Сима и погрозила ему пальцем. — В садике так говорят, — хихикнул Илья. — А мы так не будем говорить, хорошо? Мы же с тобой воспитанные люди? — едва дыша, Сима медленно отходила вглубь комнаты. — Условия такие: кто первый скажет слово, тот проиграл. А кто сможет молчать дольше другого, получит новую игрушку… Сиди тихо, я сейчас вернусь… Она стрелой метнулась вниз и замерла около входной двери, прислушиваясь к звукам с улицы. Прильнув щекой к холодной дверной обивке, Сима закрыла глаза и, кажется, даже перестала дышать. — Похож? — донесся до нее сиплый крик Нюрки. Ответ прозвучал глухо, Сима не разобрала ни слова.