… Почему она так сказала? Или я просто перепутала и неправильно поняла ее?» — подумала Сима, а вслух произнесла: — Пора завтракать! Вкуснейшая каша уже готова. — Что мы будем делать? — поднял глаза Илья. — В садик не пойдем, что ли? Будем в гостях сидеть? — Это ненадолго, — торопливо ответила Серафима. — День или два… Я потом что-нибудь обязательно… — спохватившись, она добавила: — Надо нашей собаке имя придумать. И кажется, это мальчик… — усмехнулась Сима, когда щенок задрал лапу и пару раз чесанул себя за ухом. — Кстати, может, имя у него уже есть? — Я у него спрошу! — Илюша старательно наглаживал собачьи уши, трогал пса за усы и заглядывал в блестящие глаза. — Может, ты Весельчак? Или Простачок? Соня? Нет… Когда я проснулся, он уже не спал. Может, ты Скромник? — Илья перечислял имена гномов из сказки, а Сима никак не могла отделаться от последней фразы Горецкой. Мотнув головой, она переключилась на сына: — Ворчун остался дома, значит… Щенок вдруг чихнул, а Илюша захлопал в ладоши. — Чихун! Мама, это же Чихун! Сима не сдержала улыбки: — Вот и хорошо! А теперь, надо сходить в туалет и вымыть руки. Чихун тоже ждет свой завтрак. Подпрыгивая, Илья ухватился за руку матери, а она вдруг подняла его и прижала к груди. "Любимый…" — Я сам, — заартачился мальчик, пытаясь дотянуться ногами до пола. — Сам. Конечно, сам! Через десять минут Илья уже возил ложкой в тарелке, а щенок, чавкая, уплетал овсянку из блюдца. Глядя на него, мальчик тоже стал есть, будто соревнуясь с ним в скорости. — А чей это домик? — спросил он, облизывая ложку. — А мы гулять пойдем? А ты карандаши мои привезла? И книжки? Сима сглотнула, пытаясь сообразить, в какой последовательности отвечать. — Гулять мы пока не пойдем. Ты еще кашляешь, а на улице холодно и снег. — А я хотел крепость лепить, — разочарованно протянул Илья. — Может, завтра? — предложила Сима. — Это сколько минуток? — Совсем немного… — Ладно, договорились! — легко согласился мальчик и улыбнулся. На его щеках появились ямочки, от вида которых у Симы сладко заныло сердце. "Как же ты похож на него! Так же легко соглашаешься…" Сима прикрыла ладонью глаза, и Илюша тут же отложил ложку. — Ты почему плакаешь? — Я не плачу, ты что! Просто что-то в глаз попало. — Может, я посмотрю? — Ты мой хороший! Все уже прошло! Наелся? Хочешь добавки? Илья перевел взгляд на щенка. Тот сунул нос под блюдце и, сдвинув его в сторону, стал обнюхивать пол. — Кажется, у Чихуна отличный аппетит! — подскочила Сима и разделила остатки каши между двумя своими маленькими мужчинами. — А ты уже поела? — серьезно осведомился Илья. — Конечно! И сейчас мы будем пить чай! Знаешь, тут есть отличный индийский! Со слоником. А к нему сахарок. Илья задумчиво смотрел на то, как Сима вскрывает бумажный брикет, как кипятит воду в металлической кружке, а потом сыпет внутрь коричневые сухие листочки. — Мама, а этот домик Бабы Яги? — Нет, конечно, — вздрогнула Сима, опять подумав о Горецкой. — Нет никакой Бабы Яги. — Мама, а когда мы домой пойдем? Она взялась за кружку и обожгла пальцы. Закусив губу, медленно досчитала до пяти. — Скоро, милый. Я тебе обещаю… Глава 11 Макар Чердынцев задрал голову и посмотрел на окна второго этажа. — Ну что ж, Макар Дмитриевич, давайте порешаем, как нам дальше быть, — Щербинин поднял воротник пальто, затем достал платок и шумно высморкался. — К нотариусу? — он взглянул на часы. — Загулялись мы с вами, батенька, надо бы поторопиться. Тут рядышком. Они сели в машину и уже через пять минут оказались на месте. В нотариальной конторе тоже не потратили много времени. Макару сделали копии документов и выдали приглашение посетить нотариуса через два дня. Чердынцев спорить не стал — днем раньше или позже, но дела следовало довести до ума. Свалившаяся ему на голову квартира и связанные с ней хлопоты не особо волновали. Странное ощущение дежавю продолжало держать в напряжении и требовало от Макара каких-то действий, зерно которых было скрыто от глаз, но продолжало будоражить ум. — Завтра вы справочку в больнице возьмете, а потом Славику ее отдадите. Свидетельство о смерти на руки получите… А там и в права войдете, как незабвенная Амалия Яновна и хотела… — бубнил худрук, семеня рядом с ним. Когда у Щербинина зазвонил телефон, они остановились на площади. Макар увидел, как раскрылись двери Добринского театра, и по лестнице стала спускаться толпа ребятишек. До него донесся веселый гомон, а где-то на заднем фоне зазвучала новогодняя мелодия. — Да, котенька, я уже здесь. Конечно, встречу, не переживай! Да-да, спрошу обязательно! Ты ж моя лапонька, умница, заюшка-хозяюшка… Макар скосил глаза, прислушиваясь к разговору. Щербинин разрумянился, мех на его шапке надо лбом покрылся инеем. — Жена приглашает, Макар Дмитриевич! Познакомиться и отобедать. Я ж вас тепленьким подхватил и везде таскаю, а вы голодный… — Нет, Альберт Венедиктович, — покачал головой Макар. — Мне крайне приятно ваше внимание, но думаю, это лишнее. Здесь же у вас наверняка есть какое-то кафе или ресторан. — Есть, конечно, но, если вы откажетесь, супруга меня загнобит. И я не шучу. Она мне этого никогда не простит! Так что от вас зависит мое дальнейшее счастье и благополучие! Изо рта Чердынцева вместе со звуком «пфф!» вырвалось облачко морозного пара, что означало высшую степень удивления и неприятия подобной ситуации. — Катя, Катя! Я здесь! — вдруг замахал рукой Щербинин, и из толпы детей им навстречу выбежала голенастая девчушка лет тринадцати в ярком зеленом пуховичке и серой вязаной шапочке. — Папа! — она с визгом бросилась на шею худруку и повисла бы, если бы не была с ним одного роста. Из-под ее шапки торчали две косицы, а на щеках алели кругляши румян, определенно нанесенные искусственным путем. — Устала, дочка? — спросил Щербинин, одновременно подмигивая Макару. — Еще бы! Репетиция и две елки! Упахалась, с ног валюсь! — заметив Макара, девочка с интересом стала его разглядывать. — Здравствуйте! — Здравствуйте, — улыбнулся в ответ Макар, подумав, что наступил подходящий момент, чтобы откланяться. Но худрук радостно заявил: — Макар Дмитриевич — наш друг, Катенька. И сейчас мы вместе отправимся обедать. У Макара Дмитриевича шикарная машина, так что поедем, как короли! Возразить Чердынцеву было нечего. Собственно, он и сам хотел предложить подвезти «упахавшуюся» младшую Щербинину вместе с отцом, но попросту не успел. А как говорится, кто первый встал, того и тапки. Тем более, борщ давно переварился, и желудок требовал свежей пищи. В дороге Катенька рассказывала обо всем на свете, и от ее болтовни у Макара звенело в ушах. И это было даже очень хорошо, потому что мозг уже кипел от мыслей, связанных со смертью Горецкой. — Катюша у нас с девяти лет выступает, — гордо заявил Щербинин. — Кого только не переиграла — и снежинку, и Снегурочку, и пажа в «Золушке», и Динь-Динь. — Динь что, простите? — переспросил Макар. — Фею Динь-Динь, — с придыханием пояснил худрук. — Амалия Яновна находила, что у Катеньки есть способности. — Ну, если находила, значит, искала… — пробормотал Макар, разглядывая мелькавшие за окном незнакомые улицы. Движение было спокойным, и это даже немного нервировало. Все-таки Чердынцев привык совсем к другим скоростям. — Нет, Горецкая, конечно, совсем не… — Щербинин осекся. — Ну как бы… — Я понимаю, — усмехнулся Макар.