– Рико с трудом давался итальянский, но он справился. – А моя мама? – Я судорожно цепляюсь за руку тети, но очень стараюсь говорить спокойно. – Она свободно говорила по-итальянски? – Мне так хочется узнать про маму хоть что-нибудь еще. Поппи переводит взгляд на нас с Люси: – Я не рассказывала вам о том, как Рико играл на скрипке? – Нет, не рассказывала. – Люси демонстративно зевает. – Но ты не стесняйся – валяй, излагай во всех подробностях. Глава 16 Поппи 1959–1960 годы, Флоренция Яработала в галерее Уффици с понедельника по субботу, с восьми до четырех. Но автобус во Фьезоле уходил только в шесть тридцать. Рико работал по ночам, он растягивал перчатки на кожевенной фабрике с семи вечера и до четырех утра. То есть шесть дней в неделю у меня были свободны два с половиной часа. И у Рико тоже. Мы гуляли по Флоренции, говорили на смеси итальянского и немецкого, смеялись над собственными ошибками и с радостью узнавали друг о друге все больше и больше новых деталей. Однажды, приблизительно через неделю после знакомства, Рико пришел на свидание с кожаным чемоданчиком. Мы сидели на скамейке напротив собора, и вдруг он совершенно неожиданно для меня достал из чемоданчика скрипку и начал играть. Смычок скользил по струнам, извлекая самые прекрасные звуки, которые я слышала в своей жизни. Это было так волнующе. Рико – скрипач! Я просто не могла в это поверить. Рико рассказал мне, что во время Второй мировой войны его отец попал в плен и там освоил несколько музыкальных инструментов, чтобы его взяли в ансамбль, который развлекал русских солдат. Вернувшись в Германию, он научил сына играть на аккордеоне, гитаре и скрипке. Эрих был одаренным мальчиком и вскоре уже сам учил папу новым песням. Поставив ногу на скамейку, Рико стоял рядом со мной и прижимал скрипку подбородком. Его музыка завораживала. Первым остановился проходивший мимо старик. Потом – хорошо одетая пара. Очень скоро нас окружила толпа, человек тридцать или даже сорок: местные торговцы, дети, иностранные туристы. Интерес слушателей, казалось, вдохновлял Рико. Он прохаживался между ними. Грустную балладу сменила жизнерадостная мелодия. Смычок все быстрее летал по струнам. Люди смеялись и прихлопывали в такт. Рико ни разу не сфальшивил! Закончив играть, он отвесил низкий поклон. Толпа оглушительно свистела и яростно аплодировала скрипачу. А потом слушатели разошлись, и мы с удивлением обнаружили, что они оставили Рико… деньги. Монеты, много монет! Больше, чем он заработал бы за целую смену на фабрике. – Да ты настоящая звезда! – гордо заявила я. А когда я собрала монеты и уже хотела отдать их ему, он мягко, но решительно не позволил мне разжать кулак. – Они твои, Поппи. Я просто хотел произвести на тебя впечатление. И вот тогда он наклонился и поцеловал меня в первый раз. Поцелуй был медленный, нежный и в то же время очень дерзкий. Мое сердце заклокотало, как Везувий. Не скрою, я прежде уже целовалась с парнями. Но ни разу с мужчиной, с любимым мужчиной. – Что ж, тебе это удалось, – сказала я, хотя еще плохо соображала. – Ты сумел меня впечатлить. – Я всегда мечтал стать скрипачом. И сегодня благодаря тебе почувствовал себя настоящим музыкантом. – Ты должен уйти с фабрики и посвятить все свое время музыке, – мягко сказала я. – Моя скрипка может наскучить людям, а на фабрике стабильная работа, – возразил Рико. – Вдруг карьера музыканта окажется неудачной? – Неудача тоже опыт, – пожала я плечами. – Лучше такой, чем вообще никакого. У тебя талант, Рико. Скрипка – это твоя страсть. Она предлагает тебе целый мир, так зачем же отказываться. Так у Рико появилась новая работа. Он занял местечко на площади Синьории напротив фонтана Нептуна и, как я и предсказывала, очень скоро стал местной знаменитостью. Люди обожали слушать игру молодого человека с пшеничными волосами, который умел заставить свою скрипку рыдать и смеяться. Рико играл по три, иногда по четыре часа в день, но с четырех до половины седьмого он был только моим. Мы встречались уже почти месяц. К этому времени я все узнала о своем Рико. Во время войны он был маленьким. От дома на окраине Дрездена, где они жили, после бомбежки камня на камне не осталось. Его семья бежала в Радебойль, там они поселились на лесопилке. Он помнил, как по промерзшей дороге гнали евреев и тех, кто падал без сил, убивали на месте. Это снилось ему в кошмарах. А еще они с сестрой тайком передавали еду пленным американцам, которых держали в лагере через дорогу от лесопилки. Отец Рико владел небольшой автомастерской. Это он убедил сына покинуть подконтрольную коммунистам Германскую Демократическую Республику. Старшая сестра Рико была влюблена в мужчину, который работал на вафельной фабрике, и наотрез отказалась эмигрировать. Мама, разумеется, тоже никуда бы не поехала без дочери. В общем, их семья застряла в ГДР… все, кроме Рико. «Ты должен уехать, – сказал ему отец за полтора года до нашей встречи. – Здесь дальше будет лишь хуже. Уезжай, но никому ни слова. С собой возьмешь только разрешение на въезд-выезд, велосипед и немного марок, чтобы хватило купить билет на поезд. Пограничники должны думать, что ты собираешься вернуться. Больше ничего не бери, даже сменную одежду. Если пограничники найдут у тебя зубную щетку, то сразу поймут, что ты пытаешься бежать. В Мюнхене пересядешь на поезд до Миндельхайма. Это такой городок в Баварии, в районе Нижний Алльгой. Там сдашься властям Западной Германии. Тебя хорошо встретят, выдадут разрешение на поездки по стране и купоны, которыми можно расплачиваться в продуктовых магазинах и молодежных хостелах. На марки ГДР там мало что купишь. Потом на велосипеде поедешь в Австрию. И уже оттуда, Эрих, ты будешь волен отправиться, куда душа пожелает». Глаза отца Рико блестели от слез. «Никому не рассказывай о своих планах. Когда ты не вернешься, власти заподозрят неладное. Нас начнут допрашивать. Ведь ты совершишь так называемое Republikflucht[28]. Если поймают, наказание будет жестоким. Ты меня понимаешь?» Рико кивнул. Принять такое решение было очень непросто. «А как же мама? И Карина? Я ведь должен с ними попрощаться». Отец взял его лицо в свои мозолистые ладони. «Нет, мой мальчик. Никто ничего не должен знать, даже они». «Но они решат, что я их бросил». «Предоставь это мне, я обо всем позабочусь». Рико повернулся ко мне. Его взгляд затуманился. – Я молил Бога, чтобы мама поняла меня и простила. – Он опустил голову и, помолчав секунду, добавил: – И Карина тоже. – Это твоя сестра? Рико покачал головой: – Нет, Карина – моя невеста. У меня чуть сердце не остановилось, когда я это услышала. Чертово проклятие все-таки настигло меня! Я всегда считала, что эта старинная легенда – полная ерунда. И вот пожалуйста: младшая дочь семейства Фонтана без памяти влюбилась в мужчину, у которого уже есть невеста. Глава 17 Эмилия Яберу тетю за руку: – О, Поппи, мне так жаль. Рико женился на другой? Что было дальше? Она хлопает меня по коленке: – Расскажу в другой раз. – Так, значит, это не сказки, – заключает Люси. – Но ты же снимешь с нас фамильное проклятие, да? – Хватит уже забивать голову всякой ерундой! – отвечает тетя. – Не существует никакого проклятия! Я смотрю на Поппи и мысленно пытаюсь внушить ей, чтобы она сказала что-нибудь такое, что поможет Люси расслабиться. У моей кузины очень усталое лицо и темные круги под глазами. Ей непременно надо раз и навсегда избавиться от этого ужаса. – А вот здесь мы сойдем, – говорит гондольеру Поппи, и гондола замедляет ход у моста. – Мне надо немного вздремнуть. За ужином я продолжу свой рассказ о Рико. – Ну уж нет! – Кузина не на шутку разозлилась, но я ее не виню. – Хватит с нас рассказов об этом двуличном говнюке! – Она скрещивает руки на груди. – Если ты и впрямь думаешь, что твой распрекрасный Рико после стольких лет вдруг объявится и сделает тебе предложение, то ты просто чокнутая старуха! – Люси! – не выдерживаю я. Но Поппи только качает головой: – Похоже, Лучана, ты любишь сгущать краски. – Ты обещала снять проклятие, – срывающимся от волнения голосом напоминаю я Поппи. – Люси тебе поверила. Она рассчитывает на тебя. – Вот именно! – поддакивает кузина. – Вообще-то, я здесь только ради этого. Поппи отмахивается: – Тебе постоянно внушали то, во что ты должна верить. А что ты сама считаешь правдой? Подумай и реши: в этом настоящая сила. Гондола останавливается. – Тебе легко говорить, – возражает Люси. – Ты древнее всех пирамид на свете. А как же я? Мне еще всю жизнь предстоит страдать от этого проклятия. Поппи похлопывает племянницу по щеке: