— Действительно чудаки! Ехать в Арканзас от самой Рио-Гранде! Да это же почти семьсот миль. Да еще и большую часть — по пустыне. А что, разве они не могли выбрать другой, безопасный маршрут? — Из их слов я понял, что они везут некий ценный товар, который может принести огромную прибыль, если не особенно тратиться на его доставку в Арканзас. Но они не подозревали, что их ждет, а тот, кто их послал, тоже не представлял этого. Поступили они очень просто: ах, курьеры говорят, что не знают пути, ну так пусть с ними едут два охотника, бывавших в Льяно. Правда, те охотники в глубь пустыни не забирались, но это отправителей не волновало. Вообще вся история — следствие невежества. Они могли отправиться морем, от устья Рио-Гранде до Нового Орлеана, а оттуда уже на речном пароходе по Миссисипи добраться до Арканзаса. — Совершенно верно, — согласился Эмери. — Но у них был и еще один хороший маршрут — через Нью-Мексико экипажем добраться до Санта-Фе, а оттуда выйти к дороге на Арканзас. В обоих случаях они достигли бы своей цели гораздо быстрее, чем через Льяно, не подвергая свою жизнь смертельной опасности. — Насчет смертельной опасности это ты верно сказал. Когда мы их нашли, они лежали полумертвыми возле своих бездыханных лошадей. Потом, уже ожившие, они упросили нас ехать вместе с ними на север, хотя мы-то ехали совсем в другую сторону. Но согласились сопровождать их: уж больно они были жалкие. Молодость беспечна, а сейчас я вряд ли согласился бы на такую авантюру. Виннету рассчитывал, что у нас на пути будут два оазиса с питьевой водой. Но когда мы подъехали к первому, то увидели, что там собрался какой-то сброд бандитского вида. Было бы большой глупостью вступать с ними хоть в какие-то переговоры. Второй источник практически высох, потому что тогда стояла просто невероятная сушь. Мы решили, что сможем вытерпеть без воды дольше, чем наши лошади, и отдали им последнюю влагу. Сами же чуть не умерли от жажды. — И все из-за каких-то чужих людей! — Чужих? Да. Но, как ты правильно заметил, людей. Я уверен, и ты на нашем месте поступил бы так же. Я же тебя хорошо знаю, Эмери! — Ладно, ладно! Рассказывай дальше! — …Мы ехали пока хватало сил, лошади тащились еле-еле. После ночевки пошли дальше. — Пошли! Вы что, уже совсем не могли ехать? — Нет. Из-за лошадей. К полудню нам пришлось заколоть одну из них, чтобы утолить жажду кровью. — Фи! — Не говори так! Нам ничего другого не оставалось. Вечером мы убили вторую лошадь. Если бы мы ее, обессилевшую, оставили в пустыне, ее растерзали бы хищники. На следующий день мы вынуждены были убить и двух оставшихся лошадей. Тогда я впервые узнал, что выпитая кровь страшно пьянит человека. Она утоляла нашу жажду и в то же время валила нас с ног. Мы шли еле волоча ноги, то падая, то поднимаясь. Но в конце концов настал такой момент, когда мы уже не смогли подняться. — А где это случилось? — Недалеко отсюда, в часе езды на лошади от сухого дерева, которое ты видел благодаря миражу. — Теперь я все понимаю. На вас напали команчи, а вы были не в силах защищаться? — Какое там защищаться! Я головы не мог поднять от земли, в голове гудело, перед глазами все плыло. Собрав последние силы, я все же попытался подняться, но упал в обморок. Очнувшись, увидел, что лежу связанный. Рядом со мной лежали Виннету и наши спутники, тоже связанные. Вокруг на земле сидели команчи. — Сколько их было? — Четырнадцать. — Всего лишь! — Да, всего лишь. — Не сердись! Мне и в голову не приходило упрекать или порицать тебя. Что произошло потом? — Краснокожие накормили нас и дали воды. Но не из милосердия, а просто потому, что им было приятнее и интереснее мучить крепких мужчин. Как только мы пришли в себя и даже смогли держаться на ногах, нас отвели в другое место, где вновь накормили и напоили. Ночью нас очень бдительно охраняли, а утром отвели к тому самому сухому дереву. Вождь сообщил нам, что здесь нас сожгут заживо. — Как звали этого вождя? — Атэшаму — Черный Мустанг. О его воинственности и жестокости легенды слагали. И мы убедились, что не на пустом месте. Двоих торговцев привязали спинами к стволу и зажгли огонь. Когда они сгорели, настала очередь охотников. Смотреть на это было невыносимо, но еще тяжелее было слышать вопли несчастных. — Но вы с Виннету все-таки спаслись. Рассказывай скорее, как это было. — Само собой разумеется, все оружие и снаряжение команчи у нас отобрали. Серебряное ружье Виннету как самый ценный трофей носил вождь Черный Мустанг. Во время казни четырех наших спутников он все время держал его в руке. Рядом с ним находился молодой воин, как мы поняли, его сын, на поясе которого висела сумка Виннету. А лошадей рядом не было, их они отпустили на выпас. — Под присмотром, конечно? — Да. И это оказалось нам на руку. Мы были уже не те полуживые пленники, что накануне, гнев и ярость сделали нас снова сильными. Незаметно для команчей Виннету показал мне глазами сперва на дерево, потом на ручей. Руки у нас были связаны, а ноги нет. Перед тем как сжечь наших спутников, их привязывали друг к другу так, чтобы они как бы обнимались. Если и нас перед казнью начнут связывать таким образом (а до сих пор руки у нас были связаны за спиной), то какое-то мгновение наши руки будут свободны. — Бог мой! Одно мгновение… Я бы не смог им воспользоваться. — Если бы мы тогда имели время подумать, мы бы, может, решили бы так же. Но рассуждать нам было некогда. Да ладно, Эмери, ты переживаешь сейчас больше, чем мы тогда. Все шло именно так, как мы надеялись. Вождь команчей подал знак своему сыну и другому краснокожему. Сын вождя подошел ко мне, а другой индеец — к Виннету. Они освободили нам руки и подвели друг к другу, чтобы мы обнялись, и тут Виннету левой рукой рванул свою сумку с пояса сына вождя, а правой выхватил свое Серебряное ружье у самого вождя. В то же мгновение я связал моего краснокожего и выхватил у него из-за пояса нож. Затем, схватив его ружье, кинулся вслед за Виннету. — Но неужели за вами не послали погоню? — Представляешь, нет! Негодяи были так ошарашены, что на них прямо-таки столбняк напал. Но продолжалось это всего минуту. Опомнившись, они ринулись за нами со страшными криками, но было поздно: нас уже никто не смог бы догнать. Добежав до деревьев на берегу ручья, Виннету выхватил свое Серебряное ружье и уложил из него двоих команчей. Мое ружье тоже оказалось заряженным, и я уложил двоих. Наши преследователи остановились и попрятались по кустам. Выждав немного, стали окружать нас. Благодаря этим их маневрам мы получили еще несколько минут, успели за это время найти лошадей и умчались на них. — Боже, как вам повезло! Какие вы молодцы! Но ты меня удивляешь: рассказываешь о таком невероятном приключении как об обычном деле. — Да что тут особенного? Все произошло так, как должно было произойти. Через несколько дней мы выследили этих команчей и отомстили за наших спутников, сожженных заживо. Четверых, как ты помнишь, мы уложили еще во время погони за нами. Потом с жизнью распрощались четверо индейцев, на следующий день — еще трое… — Получается всего одиннадцать. А что стало с еще тремя? — Кто-то из них должен был остаться в живых, чтобы рассказать своим соплеменникам, что Виннету и Шеттерхэнд умеют мстить. Оставшихся в живых троих команчей мы взяли в плен, довезли их до Канейдиан-Ривер и остановились в том месте, которое команчи называют Долиной Смерти. Для двоих из них эта долина стала действительно местом, где они приняли смерть. Третьего мы отпустили. — Вождь к тому времени был уже мертв? — Вождя мы застрелили в Долине Смерти. — А как вы поступили с телами погибших? — Наших спутников похоронили по-христиански. Взяли письма, которые везли купцы, позже передали их в Форт-Додж. У Черного Мустанга, как вождя, должно было быть особое место погребения. На этом настоял Виннету, хотя вождь команчей был издавна его заклятым врагом. В Долине Смерти мы обнаружили подходящую расселину в скале, там его и похоронили, дав ему в руки ружье. — Но ведь дикие звери могли добраться до его тела. — Нет. Мы завалили расселину камнями. Для нас не осталось секретом, что за нами тайно наблюдает тот команч, которого мы отпустили. Теперь команчи знают, где могила их вождя, и часто приходят к ней. — Ты уверен в этом? — Конечно. Через несколько недель мы с Виннету снова побывали там. Вместо горки мелких камней, которую сложили мы, на могиле лежал один большой камень. Да, так вот. А дерево все еще стоит. — Интересное ощущение должно быть у вас с Виннету сейчас, когда вы снова оказались так близко от места той трагедии. — Интересное? Нет, это слово совсем не подходит к нашему состоянию. Сейчас больше всего на свете я хочу убраться отсюда как можно скорее. Что скажет Виннету? Виннету посчитал, что тревога моя напрасна, и мы остались на месте. Смеркалось. Лошади, разгребая мордами песок, пощипывали траву, сохранившуюся под ним свежей. Мы отправились на разведку по окрестностям. Кругом было тихо и безлюдно. Едва я повернул к ручью, как раздался выстрел. Как и всякий вестмен, я умел отличать голоса ружей и понял, что стрелял Эмери. Выстрел был один-единственный. Когда я подошел к месту нашей стоянки, то увидел, что на земле лежит упитанная дикая утка. Очень кстати взыграл в нашем английском друге азарт охотника: мы уже довольно сильно проголодались. После того как наша стоянка превратилась в более или менее удобное для ночевки место, мы развели костер. Потом зажарили утку, она оказалась очень вкусной. Половину зажаренной тушки мы оставили на завтра. На завтра! Если бы человек мог предугадывать, что его ждет завтра! А мы часто не знаем, что нас ждет через час. Так и с этой уткой: не суждено нам было ее доесть. Но об этом потом. А пока надвигалась ночь. Как всегда, спали мы в таком порядке: двое спят, третий стоит на карауле. Первым нес вахту я, меня сменил Виннету, а его — Эмери. Где-то около полуночи я поменялся с ним и затушил костер: он был нам больше не нужен. Час спустя я разбудил Виннету и через несколько минут погрузился в сон. Сон был ужасен: мне снилось, что сплю я дома, на своей кровати, и вдруг открывается дверь, хотя она была заперта на засов, и в комнату входит непонятное существо — маленькое, толстое и похожее на обезьяну. Существо одним прыжком забирается на мою кровать и тянет ко мне свои безобразные волосатые руки. Кошмар! Когда вам снится нечто подобное, надо постараться мысленно произнести это слово, и сон сгинет и не сбудется — так говорят люди, и это похоже на правду. Мне удалось произнести про себя мысленно слово «кошмар», и я почувствовал, что мне становится легче. Я проснулся. — Виннету! — позвал я друга. — Чарли! — ответил он. Я хотел дотронуться до него, но не смог — обе мои руки были связаны, но ногами я еще мог шевелить. Я стал приподниматься туловищем, но что-то сдавило мне горло. Это был какой-то пояс или ремень. Господи, не снится ли мне опять кошмарный сон? Вроде бы нет — над головой звездное небо. Потянуло запахом жира, и я все понял, ведь жир — главное туалетное средство индейцев. Приглядевшись, я увидел, что связаны и Виннету, и Эмери. По расположению звезд я понял, что сейчас часа три ночи. — Эмери! — позвал я. — Да! — откликнулся англичанин. — Как ты это допустил? — Меня самым банальным образом застали врасплох. — Кто эти люди? — Индейцы. — Вам, мистер, и вам, Виннету, можно было бы и не сообщать, кто мы такие, но я скажу: вы находитесь в руках вождя Афат-Ая и его воинов, — произнес вдруг некто на хорошем английском. Афат-Ай означает «Большая Стрела». Я слышал о нем кое-что, в основном о его необычайной жестокости. Судя по голосу, говоривший был еще далеко не старым человеком. Он сидел рядом со мной. Я пригляделся к нему внимательнее и, поняв, что это Джонатан Мелтон, отвернулся. — Зачем вы отворачиваетесь от меня? — усмехнувшись, сказал он. — Неужели я вам настолько ненавистен или вы не узнаете меня? Отвечайте: вы знаете меня? — Кто вы? Величайший пройдоха и мошенник, которого я когда-либо встречал в своей жизни. — О, я вижу, вы относитесь ко мне с предубеждением. Это несправедливо. Я честный человек, особенно если сравнивать меня с вами. Хотите, докажу вам это? Я не ответил, и он язвительно продолжил: — Вам следовало бы отнестись ко мне более дружелюбно. Ведь я очень многим вам обязан. — Да, это уж точно. — У меня есть твердое намерение возвратить вам все мои долги сполна и даже с процентами. С большими процентами. По-моему, это очень мило с моей стороны. Вы так не считаете?