— Да, если только его не убили. Опасность велика, а до него примерно пять дней пути. Гонец скакал пять дней сюда, мы проедем пять дней туда, то есть с момента его окружения и до нашего прихода пройдет полных десять суток. — Десять суток! Да за это время может произойти все, что угодно! — Конечно, конечно! У него не было даже достаточно продовольствия, чтобы продержаться со своим эскадроном десять дней. О воде я уж и не говорю. Весьма правдоподобно, что он вынужден был сдаться. — О Боже! Что же делать! Лже-Хантер буквально носился по комнате, хватался руками за голову, что-то бессвязно бормотал, короче, вел себя как человек, охваченный необычайным возбуждением. Я смотрел на него, не произнося ни слова. Если я верно понимал мотивы его действий, теперь он должен был прийти именно к тому решению, на которое я рассчитывал, а именно — должен был дать согласие ехать с нами. Я с нетерпением ждал, что же он теперь предпримет, но внешне никак не проявлял своего любопытства. Лже-Хантер внезапно остановился передо мной и сказал: — Значит, вы присоединяетесь к походной колонне и сэр Эмери тоже? — Да. И даже бен Азра, наш сомалиец, едет с нами. — И он? А что бы вы сказали, если бы я тоже захотел поехать с вами? — Вы? Хм! — Перестаньте бурчать и дайте четкий ответ! Почему вы скорчили такую мину, которая явно выражает отчетливое «нет»? — Потому что вы должны остаться и дожидаться возвращения коларази. — Ба! Теперь это меня больше не интересует. Я был уверен, что он победит. Но он попал в ловушку, и теперь, естественно, я больше не связан прежним уговором. Я намеренно окинул его внимательным взглядом. Заметив это, он спросил: — Вы удивляетесь моему возбужденному состоянию? — Признаюсь, да. Ведь коларази — совершенно чужой для вас человек. Какое вам до него дело! — Конечно, вы правы, но такой уж у меня характер. Вы меня еще совсем не знаете. Я обещал участвовать в его освобождении, а свое слово я привык держать. Прежде это было освобождение из неудобного положения, стеснявшего его; теперь же под угрозой оказалась его жизнь. Разве не обязан я помочь ему в подобной ситуации? Питаю надежду, что вы удовлетворите мою просьбу. — Хм! Вы хотите помочь коларази и в то же время сами просите поддержки! — Оставьте свое ворчание и эти бесконечные «хм!». Теперь меня радует, что вы использовали свое сходство с Кара бен Немси, чтобы обмануть Крюгер-бея. Он принял вас за своего друга и не откажет вам в пустячной просьбе. Хотите замолвить за меня слово? — Какую еще просьбу вы имеете в виду? — спросил я, внутренне обрадованный тому, что он сам пошел навстречу моему плану. — Я хотел бы поехать с вами. — Хм, весьма сомнительно, чтобы Крюгер-бей дал вам соответствующее разрешение, потому что в военный поход не берут первого встречного штатского. — Но вас же он взял! — Это потому, что он принял меня за Кара бен Немси, иначе, пожалуй, он бы поостерегся сделать это. — Но ведь сэр Эмери и даже сомалиец смогут участвовать в походе! — Они — гости бея, и он, по местным обычаям, не может отказать им. — Отговорки, мистер Джоунс, отговорки! Скажите мне коротко и ясно: хотите вы за меня просить или нет? — Хорошо! Я попытаюсь. — Вот и отлично. Заранее вас благодарю. Выступают, стало быть, завтра утром? — Завтра после обеда, совершив молитву аср. — Тогда вы должны поскорее сообщить мне, успешно ли было ваше ходатайство. Где и когда я об этом узнаю? — Сегодня же, через гонца, которого я пришлю не к вам, а к вашему хозяину. Однако господину ратей я должен сказать, кто вы такой и что собой представляете. Какое имя вы изволите себе присвоить? Какую биографию? — Настоящие, это самое лучшее. Скажите ему, что меня зовут Малышом Хантером, а приехал я из Соединенных Штатов и знаком с коларази. Ну а теперь я больше вас не задерживаю. Не стоит терять время. Я убежден, что вы постараетесь и добьетесь разрешения для меня, а значит, я сейчас же начну готовиться в дорогу. — Но взять с собой чемодан вы не сможете. — Да я и не собираюсь таскать его с собой. Я возьму лишь самое необходимое да одолжу у своего хозяина хорошую лошадь. А теперь поторопитесь! Сейчас нельзя терять ни минуты драгоценного времени. Он буквально подтолкнул меня к двери. Я вышел на улицу, сел на коня и вернулся обратно в город и поехал еще дальше — в Бардо. Этот человек, в иных случаях такой хитрый, теперь был убежден, что держит меня в руках. Он в прямом смысле слова вынудил меня действовать до тех пор, пока он не сможет поехать с нами, чего я и сам желал и на что надеялся. В конце концов правый всегда оказывается умнее неправого. У Крюгер-бея, в Бардо, я застал и Виннету, и Эмери. Они делились впечатлениями о пережитом, хотя Виннету при этом должен был, конечно, отмалчиваться, поскольку не знал арабского, да и не очень-то понимал немецкий. Правда, общаясь со мною, он приобрел кое-какой запас слов, но этого было совершенно недостаточно для того, чтобы принять участие в оживленном разговоре. Мне было, разумеется, совсем нетрудно получить необходимое разрешение для Лже-Хантера, однако Крюгер-бей потребовал, чтобы тот держался подальше и от него, и от нас, а присоединился бы к простым солдатам. — Я рад этому, — ответил я. — Его близость была бы и мне неприятной. — Пошему? — спросил господин ратей (он, конечно, хотел сказать «почему»). — Он мне просто несимпатичен. Кроме того, он не должен знать, что с нами едет вождь апачей. — Есть у вас какие-нибудь основания для этого? — Конечно, есть, но позвольте мне сообщить их вам позднее, при каком-нибудь подходящем случае. — Как вы хотите! А если он спросит про Виннету, что вы ему ответите? — Мы выдаем Виннету за сомалийца по имени бен Азра. Таким образом, вопрос о разрешении для Лже-Хантера был решен, и я послал обещанного гонца в Загван. Через него я сообщил Лже-Хантеру, чтобы назавтра, еще до молитвы аср, он приехал в деревушку Унека, откуда отряд выступит в поход. Мы провели с господином ратей очень интересный вечер, описание которого, к сожалению, отняло бы у нас слишком много времени; однако на следующее утро мы были вынуждены отказаться от его общества, так как приготовления к выступлению и прочие служебные обязанности не дали ему возможности потратить на нас ни одной минуты. За обедом мы также не встретились, а после трапезы выехали в Унеку, куда уже прибыл, чтобы осмотреть свое воинство, господин ратей — те самые войска, которые после молитвы аср должны были выступить в поход. Кони выглядели совсем неплохо, а солдаты были вооружены саблями, пиками и ружьями. По моему совету Крюгер-бей позаботился и о нескольких быстроходных верблюдах, которые при некоторых обстоятельствах могли бы нам очень пригодиться. Само собой разумеется, что было вполне достаточно и вьючных верблюдов, нагруженных провиантом, боеприпасами, палатками и прочим всевозможным багажом. Кроме того, каждое из вьючных животных было снабжено бурдюком для воды. Перед нами был, правда, оживленный караванный путь, но и на нем попадалось много мест, где не было воды, так что бурдюки следовало заполнить заранее. А кроме того, возможно, нам пришлось бы долгое время стоять лагерем в безводной степи или пустыне; там ни в коем случае нельзя было обойтись без бурдюков с водой. Лже-Хантер подъехал незадолго до часа аср. При нем было две лошади: на одной он сидел сам, на другой находился запас съестного. Он сразу же захотел присоединиться к нам, но Крюгер-бей, заметив это, попросил меня: — Скажите этому человеку, что я не разрешаю чужим находиться слишком близко от меня. Господин ратей, как верховный главнокомандующий, не намерен снисходить до первого встречного. Пришлось мне отправиться к американцу и в несколько смягченной форме передать ему предельно ясное высказывание моего друга: — Крюгер-бей разрешил, чтобы вы нас сопровождали в походе, но он не желает вас видеть в своем близком окружении. Собственно говоря, такое заявление было оскорбительным, но он, вопреки моему ожиданию, принял его совершенно спокойно и удовлетворенно ответил: — Я доволен, я очень доволен. — Ах, так? В самом деле? Это меня очень радует. Готов поверить, что вы считаете мое ходатайство недостаточно удачным. — О нет! Вы должны были поступить именно так; большего я и не желал. Я вовсе не собирался все время находиться поблизости от господина ратей, быть под его присмотром. Это было бы мне просто неприятно. Как планируется поход? — Первые дни мы пойдем обычным маршем. Позднее, когда вступим на вражескую территорию, выделим, конечно, авангард, арьергард и боковое охранение. Вы достаточно свободно говорите по-арабски и можете примкнуть куда вам захочется. Когда настало время послеполуденной молитвы аср, Крюгер-бей приказал солдатам образовать круг, потом опустился на колени и произнес несколько стихов из Корана. После молитвы устроили легкий обед, а затем опять отправились в путь. Описание перехода отняло бы у меня слишком много времени; достаточно сказать, что от развалин Тестура мы проследовали к реке Меджерда, а потом миновали Тунку, Тебурсук и Завхарим. Там уже бродили отряды улед аюн, оказавшихся еще более упрямыми, чем улед аяр — их постоянные враги, по крайней мере, в то время эти племена враждовали. Стало быть, теперь приходилось быть осторожными, поскольку к рассвету четвертого дня мы добрались до кочевий аяров. Мы выслали по сторонам дозоры и сформировали авангард. Я вместе с Виннету и Эмери присоединился к передовой части войска. Наполнив предварительно бурдюки, мы вступили в пески. Эмери, зорко озирая окрестности, спросил меня: — Тебе знакомы руины, к которым мы направляемся? — Нет, у меня лишь общее представление о местности. — Далеко еще до цели? — Пожалуй, часов четырнадцать. — Всего лишь? Значит, надо быть очень осторожным! Что это, собственно говоря, за племя — улед аяр? Стоит ли нам, то есть мне, тебе и Виннету, их бояться? — Нет, один-единственный апач или индеец-сиу куда опаснее десяти или даже двадцати аяров. — Это хорошо, но, однако, осторожность не помешает. Ты думаешь, они еще скрываются в руинах? — Кто это может знать! Если коларази сдался, то они уже давно ушли; но если он еще держится, то они не сняли осады. — Гм! А гонец, прошедший сквозь их цепь?