— Мой юный брат должен всегда помнить о той цели, которую я преследую: я хочу взять в плен Мелтона и обоих Уэллеров. Это мне непременно удастся, если мимбренхо будут поступать в соответствии с нашим уговором. Если же ваши воины начнут действовать раньше, то весьма вероятно, что трое негодяев, которых я хочу взять в плен, сбегут. — Но мимбренхо им помешают. — Да, подобное можно предположить, но такое ли это верное дело, как думает мой юный брат? Трое белых поостерегутся принять участие в схватке, подвергая свою жизнь опасности. Скорее всего они постараются скрыться в безопасном месте и оттуда наблюдать за исходом сражения. Если схватка примет неблагоприятный для них оборот, они смоются и мы останемся с носом. А разве это не может произойти и в том случае, когда на месте сражения окажутся Олд Шеттерхэнд и Виннету? — Нет, потому что мы будем достаточно сообразительными и еще до сражения захватим троих бледнолицых. Они не догадываются о нашем приближении, а стало быть, не прячутся и попадут нам прямо в руки. Поэтому я дал приказ мимбренхо: пока мы с ними не встретимся, держаться в некотором удалении от Альмадена, чтобы там не могли их заметить. После нашего прибытия мы сразу же приступим к осуществлению нашего плана. На этом мы закончили беседу. Оставалось ждать, произведет ли она желанное действие на Плейера. Он мрачно уставился перед собой и казался крайне задумчивым. Я и не подумал заговорить с ним. Он должен был сам начать разговор. И через короткое время он не выдержал и обратился ко мне по-английски: — Мастер, не скажете ли вы мне, понимает ли английский Убийца юма? — Видимо, он знает всего несколько слов, не больше, — ответил я. — Тогда позвольте мне сказать вам, что я слышал все, о чем вы говорили. Почему это вы так враждебно настроены по отношению к нам? — И вы еще можете об этом спрашивать? Мастер Плейер, не обижайтесь на меня, если я найду глупым такой вопрос. — Разве я вам что-либо сделал плохого? — Нет, но вашим коллегам я хочу предъявить счет. Расплачиваться я буду пулями. — А я? Что вы намерены сделать со мной? — Пока еще не знаю. Сначала я должен понять, сколь велико ваше участие в расправе над моими соотечественниками. — А если такое участие будет доказано? — Вас могут просто пристрелить. — Черт возьми! Кто это вас поставил судьей надо мной? — Я сам. Но совершенно необязательно, чтобы я принимал решение, которое будет вам стоить жизни. Вы провинились перед переселенцами, и я выдам вас им, причем убежден, что они не очень-то будут с вами церемониться. Или вы надеетесь на их снисхождение? — Если я попаду им в руки, то, ясное дело, погибну. Но кто вас заставляет отдавать меня им в руки? — Никто, это просто мое решение, моя добрая воля. Я могу выдать вас, но могу и позволить бежать, если мне это понравится. — Конечно, меня устраивает второй вариант — свобода. — Освободить вас? Что это вам пришло в голову! При этом я энергично взмахнул рукой, что должно было означать, чтобы Плейер и не думал об этом. Он прикусил нижнюю губу, а через некоторое время продолжил: — Мастер, я так часто и так много слышал про вас, и больше всего мне рассказывали о человечности, с какой вы относитесь даже к злейшему врагу. Как случилось, что как раз теперь вы не проявляете своей обычной доброты и так жестоки по отношению ко мне? — Ба! Да я же хотел быть к вам снисходительным, но вы, кажется, имеете превратное представление о человечности. Человечен тот, кто со своими ближними обращается гуманно, и я это, конечно, делаю. Это значит: с добрыми людьми я обхожусь хорошо, а со злыми — плохо. — Значит, меня вы считаете плохим человеком? — Разумеется! — Тут вы заблуждаетесь, мастер! Действительно, я поступаю порой легкомысленно, но по натуре не зол. Я хотел быстро разбогатеть, почему и присоединился к предприятию Мелтона. Когда я решился на этот опрометчивый шаг, то не знал, что ваши соотечественники должны проводить всю свою жизнь под землей. Я говорю чистую правду. Разве это не основание для снисхождения? Я знаком показал ему, что поверил его оправданиям, и ответил: — Хм! Конечно, это легкомыслие — присоединяться к предприятию, не зная даже, к какой цели оно направлено. Мне будет очень трудно простить вам подобную неосторожность. — Простите меня, мастер, ради Бога! Клянусь, я знал только, что немцы должны работать на руднике, но я понятия не имел, что их должны навсегда закопать там. — Но когда вы об этом узнали, то, конечно, согласились? — Нет, я противился изо всех сил, но, к сожалению, ничего не мог изменить. Но я дал себе слово облегчить их положение, насколько это будет в моих силах. — Ах, так! Ну, если это правда, то вы не такой уж плохой человек, каким я вас считал. Понимаете ли вы, что такое — быть на всю жизнь запертым в шахте? — Конечно, я могу себе это представить. — А особенно — на ртутном руднике! Страшный яд оказывает ужасное действие на организм. Я просто не представляю, как будут выглядеть мои бедные соотечественники через несколько лет, если они только вообще не умрут! И у них будет поистине ужасная смерть. — Не сваливайте все на меня, мастер! Этот чертов план возник в голове Мелтона. — Вы совершенно правы: план действительно дьявольский. Его создателей постигнет наказание, сообразное размеру преступления. Я передам их индейцам-мимбренхо, и те привяжут преступников к столбу пыток. Негодяи будут умирать несколько дней. В этом вы можете мне поверить! — Они это заслужили, но я не из их компании! — Слишком поздно. Ваше участие в этом деле простить нельзя. — Мне кажется, можно, мастер, можно, если только вы захотите; я бы на вашем месте сделал меня своим союзником. — Благодарю за подобного союзника! — В самом деле? Вы считаете, что я не смогу быть вам полезным? — Хотел бы я знать, каким это образом вы сможете мне помогать! Обстоятельства складываются так, что никакой помощи мне не надо. Мой план прост и легко осуществим. Мы приезжаем в Альмаден, расстреливаем юма, берем в плен белых негодяев, а потом с помощью наших друзей — мимбренхо устраиваем спектакль у столба пыток. Так как вы многое обо мне знаете, то, пожалуй, поверите, что все это я сделаю и без вашей помощи. — Охотно соглашусь, что вы именно тот человек, который и без меня дойдет до цели, но вы при этом натолкнетесь на трудности, которых легко могли бы избежать, если бы приняли мою помощь. — Что же это могут быть за трудности? — Вы знаете дорогу до Альмадена? — А мне и не надо ее знать. Ее прекрасно изучил асьендеро, который нам ее покажет. — А известны вам места, в которых расположены три поста юма, которых вы хотели захватить в плен? — Мы найдем их. — Да, такой следопыт, как вы, сумеет их найти, но лишь после долгих поисков. При этом будет потеряно драгоценное время. К тому же вы должны еще и позаботиться о том, чтобы ни один индеец не ушел от вас, потому что, если это случится, беглец поспешит в Альмаден и сообщит там о вашем прибытии. И я сильно сомневаюсь, что все дальнейшее пройдет для вас так гладко, как вы это сейчас себе представляете. Кроме того, вы же хотите еще до сражения с юма схватить Мелтона и обоих Уэллеров. И вы считаете, что это все просто осуществить? — Разумеется. Я не собираюсь говорить о прежнем своем опыте. Но даже то, что произошло в последние дни, могло бы вам подсказать, что мы справимся с этим без больших усилий и совершенно не подвергаясь опасности. — Конечно, вы не подвергнетесь опасности, потому что вы мастер в таких делах, особенно в разведке или неожиданном нападении. Вы ведь и меня схватили подобным образом. Тем большего труда будет стоить вам пленение этих троих, потому что вы не знаете, где они живут и где они прячутся. — Но мы же сможем это быстро установить. — Возможно, но, пожалуй, уже тогда, когда будет слишком поздно, и те, которых вы хотите поймать, скроются. — Вы говорите загадками, мастер Плейер. Сначала сказали о жилье, потом об укрытии. Как это связано между собой? Нельзя же укрытие считать квартирой! — В обычных условиях — нет, но здесь — да. У этой троицы есть вполне удобное в данных условиях убежище, которое укрыто от посторонних глаз, что даже вашего знаменитого чутья не хватит, чтобы раскрыть это жилище. — Но они же оставят следы, которые смогут нам помочь. — Вряд ли, потому что местность такая каменистая, что на земле не видно никаких отпечатков. — Тогда мы устроим засаду. Мелтон временами же будет покидать свое жилище, которое вы назвали укрытием, вот мы его и поймаем. — Конечно, он будет оставлять убежище, но только ночью, потому что он предупрежден. Мое сообщение о том, что я видел на асиенде Виннету, передавали от одного поста к другому, и оно, наверняка, дошло до Мелтона. Правда, нет оснований предполагать, что он знает о нашем предприятии больше, чем я вам второпях рассказал, но этого вполне достаточно, чтобы он проникся подозрением и стал расследовать дальше. Когда там, в долине, я говорил с вами, то не догадывался, что вы и есть Олд Шеттерхэнд, однако мы знали, что Виннету неразлучен с Олд Шеттерхэндом, и он, весьма вероятно, попытается вас освободить. Если ему это удастся, то скорее всего вы сразу же отправитесь в Альмаден. Значит, во всех случаях Мелтон и Уэллеры будут вести себя так, как им подскажет осторожность. Они выходят из убежища по ночам. А путь до рудника им проделывать все равно когда — ночью ли, днем ли. — Так! И вы знаете место, где они скрываются? — Да, это так. — А вы не думаете, что я смогу заставить вас выдать мне расположение этого места? Я поставлю вас перед выбором — информация или смерть! — Но это вам не поможет. Если бы вы хоть раз вознамерились обходиться со мною так, как с Мелтоном, то смерть стала бы для меня неизбежной. Я буду говорить только тогда, когда получу надежду быть помилованным. Я был убежден, что сломлю его сопротивление, и мне стоило только покрепче сжать его руки, как он выдал бы мне тайну. Однако постоянное повторение одного и того же средства запугивания было мне противно, а я хотел узнать от Плейера не только о местопребывании Мелтона. Поэтому я посчитал за лучшее выказать свое расположение к нему и сказал: — Ну, предположим, что мы сохраним вам жизнь, тогда на чью же совесть падет ответственность за все, что вы совершите в дальнейшем? Да на нашу. Вот если вы умрете, то ничего плохого больше уж сделать не сможете. — Будьте спокойны, если вы сохраните мне жизнь, я уж сумею ею распорядиться иначе. Я был, как уже говорил, не злым, а только лишь легкомысленным и был бы всю оставшуюся жизнь весьма вам признателен, если бы вы только однажды изволили проявить снисхождение. По меньшей мере — попытайтесь! — Хм! Попытка — хорошее дело, особенно если она удачна. Я мог бы, конечно, попытаться вывести вас на честную дорогу. — Сделайте это, мастер, сделайте! Даю вам слово, что ваша попытка удастся.