Листок недоверчиво уставился на сотника и вдруг, на манер Воробанова, нервно пробарабанил пальцами по столу. — Так… Пошла зацепка… Тогда вот что: "Петровичу" наказ — немедленно взять под наблюдение Волчанова! Лично отвечаешь, понял? — Понятней некуда, — кивнул Оржанский. — А ты, Алексей, послужные документы всех трех мне на стол! Черт! Я же не спросил фамилию погранца… Ротмистр резко придвинул телефонный аппарат и крутанул ручку. — Свяжите с "двенадцатым"! Прикрыв трубку рукой, вполголоса проговорил: — Волчанова тревожить звонком не будем — этот еще неизвестно кто! Узнаем через адъютанта… И уже в трубку: — Да… Господин адъютант, ротмистр Листок! Да… Я вот по какому вопросу: мне необходимы данные на поручика пограничной стражи, приведшего утром перебежчика в комендатуру… Что? Не знаете? Вы не могли бы узнать… Говорите, подполковник Лавренюк? Рядом? Быть может, он что знает? Некоторое время ротмистр молчал, не опуская трубки. Наконец произнес: — Минутку… Он торопливо вытащил из ящика стола тетрадь, выхватил из пенала карандаш. — Готов! Так… Поручик Зайков… Иван Станиславович… Записал! Господин капитан, если не затруднит, спросите у подполковника, есть ли у поручика орден "Святой Анны"? Да, именно "Святой Анны"… Быть может, знает? Что? Говорит, не знает? Маловероятно? Ладно, благодарю за помощь! Еще одна просьба, господин штабс-капитан… Знаю, что Волчанов при исполнении, но не могли бы вы на короткое время прислать его ко мне? Конечно, с ведома Его Превосходительства. Очень важно, прошу… Спасибо! Тут Листок вдруг замолчал, вслушиваясь в трубку. И пока молчал, лицо его медленно мрачнело. Наконец проговорил: — Что ж, поделом мне… Два дня, так два дня… Будем исправляться! Еще раз благодарю! И ротмистр бросил трубку на аппарат. — Гад! Напоминает, что Его Превосходительство требует изловить агента в два дня — на контроль поставил! Ну, и бог с ним… Вернемся к нашим котлетам! Итак, поручик двадцать шестой бригады пограничной стражи Зайков Иван Станиславович… "Петровичу" на разработку и его! — кивнул он сотнику и вдруг перевел взгляд на Рослякова. — А с его послужными бумагами как? Ведомство, так сказать, не наше… Алексей, достань из-под земли — у погранцов ли, через Отдельный корпус — любыми путями! Понял? Прапорщик, поправив пальцем очки: — Сделаю, Алексей Николаевич! Листок откинулся на спинку стула: — Ну а теперь армянский братец… Дело в общем-то ясное — слишком похож на старшего отпрыска, но тем не менее для полной картины, так сказать… Тащите его сюда! Может, нужны будут какие коррективы, прежде чем разбежитесь… Оржанский живо поднялся: — В один момент! * * * Ротмистр демонстративно закурил, когда армянин, испуганно озираясь на офицеров, опустился на табурет. Взгляды их встретились, и некоторое время оба молча смотрели друг на друга: армянин с недоумением и страхом; Листок изучающее… "Однако и впрямь похож…" — невесело заключил он и, выпустив изо рта дым, устало спросил: — Ашот Акопян? — Да, — кивнул армянин. — Акопян… Ашот… — А сколько вас братьев, Ашот? — вновь затягиваясь, спросил ротмистр. — Четверо, господин офицер… Ашот покрылся испариной. — Вы хотеть спросить об Арене? С ним… что-то случилось? — Почему так решил? — Они спрашивали… Армянин обернулся в сторону Оржанского и вновь посмотрел на ротмистра. — Война, дорогой! С турками война — с врагами вашими заклятыми… А брат твой у них, прислуживает турецкому каймакаму! — Мы ничего о нем не знать… — торопливо проговорил армянин. — Кто "мы"? — Я, Вазген и Давид… — А остальные где двое? — В Верхнем живут… — А старший? — Арен у родственников был, в Эрзеруме… Давно уехал. У богатого эфенди работал. Потом с его сыном в Германия ехал… — Откуда знаешь? — Писал… Только арабский буква. Нам сосед-татарин прочел. — Что за татарин? — быстро переспросил Листок. — Рашид-жестянщик. Я женился только, молодой был… Алексей Николаевич покосился на сидящих за армянином сотника и прапорщика: оба покивали головами — есть такой! — Первый раз писал… Странно было… — вдруг добавил мужчина. — Мне всего был восемь, когда его отправить к тетя. Уже не знать, какой он… Потом война был — мы у русских остались, а он у ней. Потом тетя умереть, а он с Мусой остался, сыном эфенди. Тогда письмо прислать, что в Германия едет. А месяц назад другой письмо приходить, и мы понять, что вернулся… — Как это "пришло"? — встрепенулся ротмистр и затушил папиросу. — Человек приходил с той стороны… Месяц назад… Армянин тоже, но я его не знать. Передал и ушел… Ротмистр пристально посмотрел в глаза инородца, отчего тот, смутившись, отвел взгляд. — Он, что же… знал, где ты живешь? — медленно произнес Листок. — Ну-ка на меня! Армянин быстро взглянул на офицера и опустил голову. — Не могу говорить, господин офицер… — Отчего же вдруг? — Он брат моего друга… Ходить иногда с той стороны… — Контрабандист, значит? Армянин сжался. — Не могу говорить, господин офицер… Но говорить правду! Я письмо иметь… Как они про Арена спросить, я его с собой взять… Мужчина расстегнул пальто, вытащил из внутреннего кармана смятый конверт и неуверенно протянул его жандарму. Листок смотрел на протянутую бумажку, точно на его глазах произвели фокус. Смотрели и Оржанский с Росляковым — такого оборота никто из контрразведчиков не ожидал. Все трое недоуменно переглянулись, и ротмистр подал прапорщику знак глазами. Росляков поднялся, осторожно снял с руки армянина нежданно явившуюся улику и вновь уставился на начальника. — Читай! — бросил ему Листок. Росляков открыл конверт, вынул из него сложенную вчетверо бумажку. — Записка это, Алексей Николаевич… На турецком писано — арабским, значит, шрифтом. — Арен по-другому не умеет, — подал голос армянин. — Учился турецкий. Рашид переводить… — Так, читай! Ты же у нас толмач! — с раздражением приказал прапорщику Листок.