– Ты устала, – сказала Нина. – Давай, я домою посуду. Обещаю – буду осторожна. А ты пока присядь отдохни. – Если сяду, уже не встану. Но если ты помоешь посуду, я успею замочить штаны мальчишек – они вымазались в грязи по колено, и носки у них в таком же состоянии. А у Нико вместо носков сплошные дырки. Бог знает, что он с ними такое делает каждый раз. – Я могу их заштопать. Я привыкла… то есть я правда умею штопать и заплатку, если что, пришить. Нина хотела сказать, что привыкла штопать папины носки и одежду, но вовремя вспомнила, что по легенде она сирота – некому ей было носки штопать. Она заняла место Розы у раковины, постаравшись не вздрогнуть, когда сунула руки в обжигающе-горячую воду. Осталось всего несколько грязных тарелок; как только они были вымыты, вытерты и поставлены на полку, Нина сняла с раковины решетку для мытья посуды, ухватив ее краями фартука, чтобы не выскользнула из рук, и понесла во двор – хорошенько промыть и очистить от капустных листьев и цикория. Когда она вернулась на кухню, Роза была там – замачивала пару грязных носков. – Что мне еще сделать? – спросила Нина. – Нужно протереть стол и подмести здесь пол. Потом можешь помочь мне замесить тесто для хлеба на завтра. И еще у нас целая гора вещей на штопку – пока светло, тоже можешь ими заняться. Той ночью, ложась спать, Нина была вымотана до предела, пальцы у нее распухли и тряслись, но на сердце уже не было так тяжело, как раньше. Вряд ли они с Розой когда-нибудь станут лучшими подругами – слишком уж разные люди, без общих интересов, да и все их разговоры до сих пор крутились исключительно вокруг домашней работы, уже сделанной и той, которую только предстояло сделать, – однако начало добрым отношениям было все-таки положено, и при одной лишь мысли об этом мучительный груз одиночества становился легче. Она проснулась, когда в спальню пришел Нико. Они с Альдо еще работали в поле, когда остальное семейство ужинало. Приятно было ощущать его присутствие совсем рядом, и Нина хотела рассказать ему, что стала лучше справляться с домашними делами и что Роза сегодня была ею довольна, но в тот самый момент, когда он вытянулся подле нее на кровати и она спиной почувствовала успокаивающий ритм его дыхания, тотчас снова провалилась в глубокий сон. * * * На следующий день, сразу после завтрака, Нину и девочек попросили помочь Нико спустить из амбара корзины с кукурузой, и так Нина впервые оказалась на самом верхнем этаже дома. Амбар представлял собой просторное, полутемное из-за закрытых ставен помещение с низким потолком. А когда ее глаза привыкли к темноте, Нина с трудом сдержалась, чтобы не завизжать – десятки мышей сновали по полу в разных направлениях. Ей даже почудилось, что среди них прошмыгнула крыса. – Кошки у вас тут не особенно трудолюбивые! – выдохнула она, чувствуя неловкость от того, насколько ее пугают эти крошечные тени в полутьме. – К сожалению, мышей больше, чем кошки могут съесть. Но ты не бойся, мышки тебя не укусят. Смотри, они меньше твоего мизинчика. Корзины были большие и на удивление тяжелые, так что без Нико они бы не справились – он мог нести сразу две, а девочки с трудом поднимали одну вдвоем. В итоге на то, чтобы спустить корзины из амбара и расставить их рядком во дворе, у них ушло все утро. После обеда они вместе с Карло, который вернулся из школы, взялись лущить кукурузу. Нико приладил специальную машинку на краю большой деревянной бочки и показал Нине – а заодно напомнил братьям и сестрам, – как она работает. – Все просто: засовываете початок вот в это отверстие так, чтобы черенок торчал наружу, и вращаете рычаг. Внутри зерна сами отваливаются, и вы достаете очищенный стержень. – Выглядит действительно просто. – Початки крепенькие и сухие, так что зернышки должны легко отлетать. Но для рук это все равно тяжеловато, так что работайте по очереди. – А когда бочка заполнится, что делать? – Нужно будет пересыпать зерна в эти мешки, и я отвезу их на мельницу. – Еще одно ведро поленты, – вздохнул Карло. – Бе. Ненавижу поленту. – Роза говорит, нам повезло, что полента у нас есть, – напомнила Агнеса, отличавшаяся серьезным отношением ко всему. – Другие дети голодают, у них и того нет. – Агнеса права, – кивнул Нико. – Но я тоже поленту уже видеть не могу. Давай попросим Розу немного сдобрить ее сыром. Как тебе такое предложение? Карло это не слишком обрадовало: – Я бы лучше съел здоровенный ломоть свежего хлеба, прямо из печи, и чтоб варенье с него прямо капало по краям, так, что все пчелы с округи слетались бы! – О, прекрати сейчас же! – замахал рукой старший брат. – Иначе Нина с девочками весь день будут мечтать о варенье, зазеваются возле лущилки и нечаянно пропустят сквозь нее тебя. Представляете? Повсюду разлетятся зернышки из Карло, и вот тогда Роза нам всем задаст перцу! Ты же знаешь, как она не любит беспорядок. – Нико поднялся на ноги, отряхнул брюки на коленях и чмокнул брата в затылок. – Я пошел. Приглядывай за детьми, а то кто-нибудь пальца не досчитается, – обратился он к Нине. – И пусть не ленятся собирать разлетевшиеся зерна, иначе куры склюют всё подчистую. Они трудились несколько часов – лущили зерна, очищали до конца и складывали в короба на просушку стержни, которые зимой используются в деревнях для топки. К тому времени, как початки закончились, у Нины так болели руки, что за ужином она с трудом держала ложку. Дети тоже вымотались, и больше всего Карло, который в этот раз засиделся за столом, уплетая суп с хлебом, дольше обычного. Когда Роза забирала его пустую миску, мальчик душераздирающе вздохнул, не сводя жадных глаз с плетенки, в которой хранили хлеб. Плетенка висела на гвозде в потолочной балке, вне досягаемости для ребенка – даже Нине приходилось вставать на цыпочки, чтобы достать до нее. – Я еще голодный. Роза и бровью не повела: – Ты и так много съел. Можешь еще воды выпить, если тебе нужно заполнить желудок. – Но Маттео и Пауло… – Твои братья получили порции побольше, потому что они и работают больше, чем ты. Иди спать, хватит ныть. * * * – Я не жалуюсь… – шепнула Нина, когда они с Нико той ночью улеглись на узкой кровати, тщательно оберегая личное пространство друг друга. – Ничуточки не жалуюсь. Но ты так много и тяжело работаешь, а отдачи почти никакой, и мне кажется, я слышу, как Карло сейчас плачет в подушку, и… – Он просто устал. – Я не понимаю, почему ему и девочкам нельзя положить побольше еды, если они голодные. Особенно при том, что в погребе полно продуктов. – Этих продуктов нам должно хватить до лета. Если устроим пир сейчас, потом будем голодать. – Но… – В моем детстве было еще хуже. Я по утрам с ума сходил от запаха хлеба из печи. Только и мог думать, что о ломтях, о целых ломтях с хрустящими корочками, но мама могла каждому из нас дать только по маленькому кусочку. У нас никогда не было достаточно еды, чтобы утолить голод. – Но вы же сами выращиваете пшеницу, и печь для хлеба у вас большая… – Мы не можем позволить себе печь хлеб чаще одного раза в неделю. Бóльшую часть пшеницы мы отдаем в счет ammassi.[22] – А покупать хлеб мы не можем? В деревне ведь есть булочная. – Нине было неловко донимать Нико вопросами, но она действительно не понимала, почему семье фермера приходится жить впроголодь. – Можем, но нам и так много всего покупать приходится – семена, инструменты, обувь, когда та приходит в негодность и не подлежит ремонту, ткани, из которых Роза шьет нам одежду, и почти за все это мы расплачиваемся тем, что сами производим на ферме, – яйцами, сырами, которые делает Роза, свиными колбасами и сосисками. Еще нам нужно платить налоги, а налогом облагается даже свинина. Десятину собирает церковь, что-то приходится откладывать на врачей и на похороны, если случится непоправимое… Денег всегда не хватает. – Я думала, ammassi, государственные заготовки, всем нам обеспечивают равный доступ к продовольствию, – повторила Нина то, о чем все время писали в газетах. – Нет. Нас принуждают продавать правительству бóльшую часть урожая зерна и картошки, чтобы оно могло перепродавать все это населению от своего имени в два раза дороже. Вот, что правительство называет обеспечением равного доступа. – Нико накрыл глаза рукой, хотя в комнате уже было темным-темно. – Позволь мне помочь. Я взяла с собой драгоценности – их немного, но есть что продать. Мы можем… – Нет, не можем. Если станет известно, что у нас вдруг завелись деньги, а тем более золото, это привлечет к нам внимание, которого надо всеми силами избегать. Но я все равно благодарен тебе за предложение. – Я усложнила вам жизнь своим присутствием. Я это понимаю… Нико грустно вздохнул: – Ясно. Моя сестрица, и ее острый язык… – Она уже извинилась, но по сути была права. – Нет, не права. Твое присутствие нам очень помогает. С твоим приездом нам всем стало легче. – Теперь Нико смотрел на нее, медленно и осторожно развернувшись всем телом на скрипучей и слишком узкой кровати. Тонкий луч лунного света, пробившегося сквозь щель в ставнях, перечертил его лицо. – Мне нужно будет уехать. Ненадолго. Всего на пару недель. Он уже предупреждал ее об этом и раньше, но Нина до последнего надеялась, что его поездка отменится. – Я должен помочь отцу Бернарди, – добавил Нико шепотом. – И мой отец дал мне на это благословение. – Чем помочь? – Лучше тебе не знать об этом. Так безопаснее. Но однажды я, возможно, все тебе расскажу. – Ты точно вернешься? – Да. Обещаю. Я вернусь. Я… Его голос смолк, и одновременно лунный свет рассеялся – комната погрузилась в тишину, холод и тьму. Но от тела Нико исходило тепло, и рядом с ним было так покойно и уютно, что Нина больше не чувствовала себя одинокой. Она старалась не думать о том, как одиноко ей станет, когда он уедет. Нужно будет загрузить себя работой, трудиться не покладая рук, так, чтобы по вечерам падать на кровать и засыпать мгновенно, как только голова коснется подушки. И постоянно считать дни до его возвращения. Глава 11