– Виктор, я предлагаю вам рассказать нам все, чтобы не тратить зря время. Шмелев смерил меня презрительным взглядом и отвернулся. – Ладно, – вздохнула я. – Придется мне напрячь свои голосовые связки. Я, конечно, в чем-то могу и ошибиться, но суть будет верной. А если что-то было не так, вы всегда можете меня поправить. Идет? Шмелев криво усмехнулся. – Итак, какое-то время тому назад у вас начался роман с Викторией Сухановой. Уж не знаю, родилось ли ваше чувство из ненависти – и такое бывает, – или ее никогда и не было, этой ненависти, а вы оба притворялись с самого начала. И взаимное чувство ваше оказалось настолько горячим, что вы решили быть вместе. Но вот беда – у вас была жена, и, как назло, Ирма – близкая подруга вашей любовницы! Никому не хотелось скандала. Может быть, ваша связь с Викторией так и тянулась бы годами, возможно, вы все-таки решились бы на развод – этого не знает никто. Если бы не одно обстоятельство… Я посмотрела на Виктора долгим взглядом. Он старался держаться высокомерно, но все же глаза его забегали, и он их отвел в сторону. – Ваша жена Ирма неожиданно получила в подарок от отца фамильные драгоценности своих предков. Об этом мало кто знал – Ирма была девушкой скрытной. Она даже матери не сообщила, опасаясь, что та, как типичный манипулятор, объявит ее предательницей. Но с вами-то она поделилась как с любящим мужем. Возможно, и с Викторией. А может быть, это уже вы рассказали Сухановой о шкатулке. Но только с того момента вы потеряли покой. Сокровища лишили вас сна и… человеческих чувств. Вы прекрасно понимали, что в случае развода вам не достанется ни бусинки из этих драгоценностей, ведь по закону подарок является собственностью вашей супруги и не подлежит дележу. Не знаю, кто первым разработал этот злодейский план, полагаю, что многое в него внесла Виктория – недаром она гордится своей «креативностью» и выдает «гениальные» идеи! Шмелев отвернулся к стене. Мельников меня не перебивал. Я продолжила: – Готовиться вы начали давно. Собственно, играть во взаимную неприязнь для вас с Викторией стало уже делом привычным – сначала для того, чтобы никто не заподозрил в вас любовников, а затем – и сообщников. Вы решили убить Ирму и представить все дело так, что она якобы куда-то исчезла. Вам было известно, что об этих драгоценностях в России не знает никто, включая Михаила, брата Ирмы, – она ничего не сказала ему. Но вы не подумали, что Михаилу мог открыть правду их общий отец. Неизвестно, что бы вы сотворили с Михаилом, если бы ваша теща не обратилась ко мне. А план ваш был таким: Виктория приглашает Ирму в кафе, где честно ее ждет, прекрасно зная, что она туда не придет – уже никогда… У Шмелева задергалась щека. – Таким образом, госпожа Суханова обеспечивает себе стопроцентное алиби. А у вас – при отсутствии алиби – полностью отсутствует мотив: никто ведь не знает ни о вашей связи с Сухановой, ни о шкатулке, даже ее мать. Заподозрить же, что у вас существует некий замысел, никому не приходит в голову: всем известно, что вы с Викторией терпеть друг друга не можете!.. Идем дальше. Через семь минут после того, как ваша жена покидает свое рабочее место, вы звоните ей – с чужого телефона. Тут, надо заметить, вам повезло: вы случайно нашли телефон Леонида Корецкого и решили воспользоваться его сим-картой. Если бы этого не произошло, вы позвонили бы из автомата. Вы просите Ирму срочно отправиться в какое-то место, никому ничего не сообщив. Может быть, вы врете, что у вас для нее сюрприз или какой-то срочный важный разговор, или же придумываете, что вам грозит опасность – вариантов тут множество, и, какой именно вы избрали для одурачивания вашей супруги, уже неважно. Может быть, вы за ней следили и перехватили Ирму по дороге. Важно другое: Ирма вам поверила, и вы встретились с женой. Она села в вашу машину, где вы ее и убили, после чего увезли труп в надежное место. Вероятнее всего, куда-то за город. А что? Отличный вариант! Спрятали тело в сугроб – и все дела! Труп обнаружат очень нескоро, а когда тело найдут, его и опознать-то будет невозможно! Потом вы спокойно возвращаетесь домой – думаю, за час вполне можно было управиться. И спокойно делаете вид, что ждете жену: она вот-вот вернется из кафе… Когда вам звонит ваша теща, вы искренне недоумеваете – что же случилось с Ирмой? И даже не спите всю ночь и не идете утром на работу. Все-таки, наверное, убить человека – это стресс, правда? Я с сочувствием посмотрела на Шмелева. – Во всяком случае, выглядели вы очень натурально, были совсем разбиты. А уж ваша подружка, Виктория, может заткнуть за пояс любую профессиональную артистку! Звонки насчет Марины Казначеевой, письмо от несуществующего Альберта – думаю, это все ее «перлы». Ну, с Альбертом понятно: вы хотели, чтобы я думала, будто он – любовник Ирмы, с которым она и сбежала. А я-то еще недоумевала, что слишком уж легко и быстро нашла это послание – на самом видном месте, в ящике стола! А вы, при вашей-то легендарной ревности, даже не перерыли ящик! Но Казначееву-то вы зачем приплели? Виктор мне не ответил, и я предположила следующее: – Наверное, это вы подстроили, потому что знали: мне несложно будет развенчать миф о Марине. И вы будете выглядеть в моих глазах человеком кристально честным, верным мужем, на которого наговаривают некие таинственные недоброжелатели. Не зря же вы «беседовали по душам» с Мариной – вы знали, что в случае чего она вас защитит, опишет с хорошей стороны, как любящего супруга. Поначалу вы не очень беспокоились из-за того, что Екатерина Михайловна наняла частного детектива, вы надеялись с помощью всех этих хитросплетений сбить меня с толку и завести следствие в тупик. Надо признать, вам это почти удалось. Всерьез вы обеспокоились только тогда, когда я засобиралась в Германию. Наверное, узнали об этом от Екатерины Михайловны. И тут вы засуетились. Версию с Казначеевой вы подбросили мне тут же, чтобы я переключилась на нее. Но я быстро разобралась с ней. На всякий случай вы решили нанести мне травму – это ведь вы напали на меня в подъезде? Шмелев вновь проигнорировал мой вопрос, и я уверенно продолжала: – Да, это были вы! Но и тут у вас промашка вышла: я ведь человек тренированный и опытный, со мной не так-то просто сладить. Удача стремительно ускользала от вас. Вам оставалось надеяться лишь на то, что у меня не хватит мозгов связать все концы вместе. К несчастью для вас, мозгов у меня хватило. Иначе в скором времени Виктория отправилась бы якобы «покорять Москву» – поступать во ВГИК, а вы просто уехали бы из этого города, никому не сказав, куда. Затем вы смогли бы прекрасно воссоединиться со своей любовницей и безбедно жить на деньги от продажи драгоценностей Ирмы. А ее саму все так и считали бы пропавшей без вести. И даже если бы ее труп когда-нибудь нашли и опознали, доказать что-либо по прошествии столь длительного времени было бы уже невозможно. Но сейчас это вполне реально. Впервые за все время моего монолога Шмелев быстро и заинтересованно посмотрел на меня… А с доказательствами и впрямь все сложилось удачно. Во-первых, экспертиза установила, что тело Ирмы какое-то время лежало в багажнике машины Виктора – там обнаружили несколько ее волосков. Во-вторых, тщательный опрос соседей все-таки дал результаты: нашлись свидетели, видевшие, как Шмелев возвращался домой второго декабря – не в пять или шесть часов вечера, а уже после семи, и как поставил машину в гараж. От главной же улики – шкатулки с драгоценностями – Шмелев на всякий случай решил откреститься. Он не хранил ее в квартире. Но это помогло следствию кое в чем другом, поначалу казавшимся сложным. Дело было в том, что Виктория Суханова, в отличие от своего любовника, неожиданно оказалась куда более крепким орешком. Если Виктор «раскололся» уже после того, как были готовы результаты экспертизы по его машине и уточнились показания свидетелей-соседей, то Суханова стояла насмерть: ничего не знаю, не ведаю; я – не я и лошадь – не моя! Но обыск, проведенный у Виктории в гараже, доказал обратное: именно там и обнаружили шкатулку с драгоценностями, подаренную Ирме Линдгардт ее отцом полтора месяца тому назад и ставшую непосредственной причиной ее гибели… Еще одной уликой послужило письмо от несуществующего Альберта: оно было распечатано на принтере фирмы «Кредо», где работала Суханова… – Ей всегда все доставалось легче, чем мне! – размазывая сопли, кричала Суханова, вынужденная в итоге подписать признательные показания. – У нее и муж заботливый, и работа, и подарки – все на нее с неба упало! А я вынуждена все время добиваться всего сама! Почему такая несправедливость?! Я красивее ее в тысячу раз, и умнее тоже! Я устала обо всем думать сама, устала быть сильной! А Виктор – как раз такой, как мне нужно! Он надежный, заботливый, любящий… Вместе мы могли бы горы свернуть. – …С Ирмой совершенно невозможно было жить! – твердил Шмелев. – Она сухая, холодная, не женщина, а робот! Даже не шутит никогда, не смеется, говорит все время менторским тоном! Вечно уставшая. А Вика – веселая, живая, ласковая. Я с ней столько положительных эмоций получил за эти полтора года, сколько с Ирмой за всю свою семейную жизнь ни разу не испытал! Кому это понравится, когда твоя женщина, жена, к тебе равнодушна?! – А кто вам мешал развестись с Ирмой? – резонно заметил Мельников, спокойно выслушав сумбурные излияния обоих преступников. – Разобрались бы в ваших отношениях, разошлись и зажили бы себе спокойно. Тем более что эта квартира – ваша, машина – тоже, делить вам особо было нечего. Но – нет! Вам захотелось еще и заполучить то, что вам не принадлежит! – Я могу понять любовь, – согласилась я. – Но когда она переходит в корысть, приводящую к убийству… Такое уже никакими горячими чувствами не оправдаешь. Труп Ирмы Линдгардт был зарыт в сугробе, в лесополосе, за чертой города. Она была задушена. Сумки с документами при ней не было, что и неудивительно: Шмелев все уничтожил. Слава богу, что сообщать обо всем этом Екатерине Михайловне лично мне не пришлось: Мельников любезно возложил эту миссию на себя. А я лишь гораздо позже, когда она оправилась немного, пересказала женщине подробности этого дела. Суд должен был окончательно решить судьбу обоих преступников, я наконец-то могла отдохнуть с чистой совестью, а Мельников удачно выкрутился с этим делом перед начальством в канун Нового года и даже умудрился получить повышенную премию за раскрытие убийства Ирмы Линдгардт. Генриху Линдгардту, как сообщил мне Михаил, стараниями Адель Граубе и самого Миши сделали операцию на сердце, и теперь он пошел на поправку. Михаил поведал мне, что отец собирается подать на развод с Кэт и приглашает к себе сына на постоянное место жительства, чему он несказанно рад. Парень, кажется, переоценил заново свои отношения с отцом, так что можно было надеяться – переезд к нему сына скрасит осень жизни Генриха Линдгардта. А у нас за окном уже стоял двадцатиградусный мороз, стекла покрылись толстым снежным налетом с удивительными узорами, на улицах зажигались яркие гирлянды, и это значило лишь одно: в свои владения полноправной хозяйкой вступила зима…