— Ээээ… — я затруднилась. — Ему двадцать пять. Девяносто седьмой — это какой? — Дракона? — Неуверенно предположила Элка. Эзотерики из нас с ней были, конечно, аховые. — Мужу-дракону не показывай корону… — Нет, Бык, он Бык! — я быстренько погуглила. — Мужу-быку не показывай… Мы напряженно уставились друг на друга. Элка даже отвлеклась от выбора между розовым и персиковым пиджаком. Я, разумеется, как нормальная филологиня, всю юность сочиняла стихи, но тут меня народное творчество подкосило. — Мужику-быку не дай прикоснуться к жирку! — первой сообразила зараза-Элка. Я вздохнула, сняла с себя воображаемую корону мастера слова нашей квартиры и водрузила ей на голову. — Просто подумала, что он может понять меня по-настоящему, — призналась я, когда мы отсмеялись. — По-настоящему тебя могут понять только подруги и мама, — отрезала Элка. — А мужики твоих недостатков не заметят, пока сама им об этом не скажешь. Нытье точно никого сексуальнее не делает. — Думаешь, он поэтому так быстро уехал? — вдруг озарило меня. — И не было никакого «Сапсана»? Поэтому и не разрешил его проводить? Элка, увлеченно вертящая вешалки со свитерами и блузками, как будто не услышала последнюю фразу. — Эл! — я остановилась и не пошла за ней. Она уходила все дальше и дальше, оставляя позади отринутые кашемировые и шелковые сокровища, а я будто примерзла к мраморному полу цвета растрескавшегося льда. — Эл, я сама все испортила, да? — спросила я обреченно и тихо. Но она меня услышала. Остановилась, полуобернувшись, и ждала, пока я наконец соберу в совочек осколки своего сердца и доползу до нее. Вздохнула, сняла с ближайшей вешалки первый попавшийся свитер и махнула им, как флагом, обозначая конец одной эпохи и начало другой. — Давай смотреть на ситуацию оптимистично, — предложила она. — Зато он снял с тебя венец бестраханья! — Что снял?! — Это как венец безбрачия, только… — Я поняла! — Ты теперь не боишься незнакомых мужиков и секса. Начинается запоздалый шлюший период. Можешь отправиться в загул! — Не хочу в загул, — заупрямилась я. — Для поисков настоящей любви шлюший период тоже полезная штука, — успокоила меня Элка. — Ты же не собираешься влюбляться на всю жизнь и выходить замуж, не проверив, что там у твоего принца между ног? — У настоящего принца между ног конь, — мрачно парировала я. Наши споры на тему настоящей любви насчитывали уже километры и килограммы переписки в «телеге» и гигалитры чая и вина, выпитые на кухне. Элка считала, что секс зря привязали к любви. Это просто обычное человеческое удовольствие, как, скажем, массаж или хорошая беседа. Никто ведь не считает, что обсудить новый фильм можно только с тем, кого любишь всем сердцем? Конечно, с кем-то по-настоящему родным все приятнее — и массаж, и фильм, и прогулка, и настольные игры, и даже ругань. Не говоря уж о сексе. Но можно гулять и с друзьями, а в настолки играть с незнакомцами, все равно будет интересно и весело. И в обратную сторону тоже зря: найдешь хороший секс и сразу думаешь, что это настоящая любовь. А ведь гармония в постели вообще никак не связана с гармонией в других областях. У меня же были куда более консервативные взгляды. Нет, я не считала, что секс — только по глубокой любви. Так ведь можно на всю жизнь девственницей остаться — вдруг любовь с тобой так и не случится? Но все равно думала, что это куда более интимная вещь, чем посмотреть вместе кино. Даже держась за ручку. Правда, с Егором был косяк. С одной стороны — разве можно полюбить человека только за тело? Нет, это недостойно духовно богатой девы! Но секс! Но такой секс! Без любви можно, выходит? — Ты себе будешь покупать что-то? — спросила Элка из-под вороха шмоток, которые волокла к примерочной. — Мы, вообще-то, тут тебя утешаем! Надо же, а я не заметила. — Ботинки куплю, — решила я. — Осенние, покрепче. — Какие ботинки, Дарина! Помнишь, что я говорила про «маячки»? Оденься женщиной, здорово же получилось с чулками. У тебя же сплошные монашеские юбки и джинсы, которые кричат — «я не такая»! — А я такая? — Шлюший период! — напомнила Элка строго и быстро добавила: — Для поиска настоящей любви. Вот смотри, какое платье, и твой размер есть. Я в сомнениях посмотрела на трикотажное платье, которое грозило бессовестно обтянуть все мои выпуклости. Порнографически обтянуть. — Я в нем буду как сосиска в целлофане, — вздохнула я. — Оно черное, — заметила Элка. — Классика же. Черное стройнит. — Сосиска в траурном целлофане, — поправилась я, снимая платье с вешалки. У него был V-образный вырез — как раз такой, как советовали девушкам моей комплекции с грудью. И разрезы по бокам, которые должны были стройнить. Как будто дизайнер не просто сшил чехол на танк, как обычно делают для девушек «плюс сайз», а еще немного почитал литературы по профессии. Пока я колебалась, моя коварная подруга ловко поймала нужный такт колебаний — и затолкнула меня в примерочную кабинку. Ну ладно, я быстренько удостоверюсь, что ужасно в нем выгляжу — и на свободу. Но платье оказалось еще коварнее подруги — и село на меня идеально. Очень подло с его стороны. Даже лампы над зеркалом, списанные из морга из-за избыточно генерируемой мрачности, не смогли испортить впечатления. Тем более, что взгляд на себя в зеркало всколыхнул во мне воспоминания об отражении в другом зеркале, где мое тело обхватывали загорелые мускулистые руки, а хриплый голос шептал сладкое и непристойное. Если бы эти руки легли на мои бедра в этом платье, одна из них скользнула бы в разрез на бедре и обнаружила бы там кружевную резинку чулок… Я вдохнула поглубже — воздуха резко стало не хватать. Вот бы Егор увидел меня в нем… — Берешь? — Элка бесцеремонно дернула занавеску. — У-у-у-у-у! Охренеть! Берешь! Пошлешь ему свою фотку в этом — сам назад прибежит! Но ты откажешь, потому что тебя уже увезет в гарем арабский принц! — Конечно, арабы толстых любят, — фыркнула я, но на бирку глянула. Ого-го-гошеньки! Половина зарплаты! Элка тоже крякнула, увидев цену. — Ничего, я тебе в долг дам, — утешила она меня. — Бери! И зови своего принца с конем между ногами на потрахушки вместо рыданий. — Эл! — Чего «Эл»? — фыркнула она. — Двадцать первый век уже в самом разгаре, пригласить мужика на пару палок для девушки не зазорно. — Я подумаю, — сдалась я, задергивая занавеску обратно. Но вместо того, чтобы переодеваться, я провела ладонями по своим бедрам, сжала грудь… И сделала несколько фото. Вовсе не собираясь отсылать их Егору. Просто — на память. Себе.