Глава 10 — Слушай, Хрут, — спросил я работника, — напомни, не могу сообразить. Марка это сколько? — Ты небось о таких деньгах до сих пор вообще не слышал? — с усмешкой подначил Калле. Реагировать было лень — скорее всего начинала сказываться усталость, доползти бы до комнаты, что-нибудь закинуть в топку и рухнуть спать. Поэтому я даже бровью не повел. — Марка? — задумался Хрут, — как бы тебе объяснить… Это мера серебра, примерно вот такая, — показал пальцами. — Спасибо, Хрут, стало намного яснее! — Пожалуйста, — на полном серьезе ответил тот, и опять углубился в свои мысли. — Да ты чё, прикалываешься чтоль?! — не выдержал я еще шагов через десять, — я же ни хрена не понял! — Да? — искренне удивился тот, — ты же сказал, что понял? А-а-а! — наконец до него дошло, — это шутка была? Блин, парни, с вами так и прикалываться разучишься! — Ты мне лучше скажи, что на марку купить можно, из чего-нибудь такого… повседневного. А то я, понимаешь, кольчуги да мечи каждый день не покупаю. Прыснули оба. — Ну вот смотри, — немного подумав начал дядин завхоз, — дюжину соленых селедок или лососей можно купить за 12 пеннингов. — Пеннингов? — Ага, — он достал из кошеля небольшую тусклую монетку, — это пеннинг. Тридцать пеннингов это один эйрир, — показал монетку побольше, на вид — серебрянную. — Ну а восемь эйриров это марка. — Хм, — задумался я, — как-то сложно перевести одну кольчугу в количество селедок. Это ж сколько нужно рыбы? — Да ты за всю жизнь столько не видал! — язвительно вставил Калле — Ничего, — ободряюще улыбнулся Хрут, в общем-то он был добрым малым, — подрастешь, если захочешь, попросим Йоргена, он будет тебя со мной отпускать. Научу… Он сбился с шага, обернулся — Асгейр, ты чего? А я застыл соляным столбом на дороге — Так, получается одна селедка это один пеннинг. Верно? Хрут кивнул. Калле захохотал — Да ты просто гений! Но я продолжал мыслить вслух: — Тогда марка, это двести сорок пеннингов, то есть, — я посмотрел на дядиного завхоза, — двести сорок селедок. Осталось посчитать сколько это будет в двадцати четырех марках… Огонек насмешливости в глазах Калле притух, Хрут смотрел внимательно. А я прям чувствовал, как мои мозги с трудом проворачиваются, как облетает с «шестеренок» наросшая там за месяц «трудотерапии» пыль, паутина и ржавчина. — Двести сорок на двадцать четыре… — так, Гера, давай, — двести сорок на десять это две тыщи четыреста, плюс еще две тыщи четыреста, итого четыре тыщи восемьсот… И еще на четыре… Лицо Хрута стало серьезным, для Калле мое бормотание похоже вообще казалось какой-то кабалистикой, или же он решил, что я вызываю какого-то демона. Черт, ну!!! — Так, двести сорок на два это четыреста восемьдесят, и на два… восемьсот… восемьдесят на два сто шестьдесят… итого девятьсот шестьдесят и там было, там было… четыре восемьсот да девятьсот шисят… — я посмотрел Хруту прямо в глаза, — Эта кольчуга стоит пять тысяч семьсот шестьдесят пеннингов, или такое же число селедок. В дюжинах это будет… Но дядин завхоз меня уже не слушал — Вот это да, Асгейр! Я скажу Йоргену, что с сегодняшнего дня ты работаешь со мной! Где ты так научился считать? Что было сказать? — Мама научила — Я слышал, что твоя мать была знатного человеческого рода? — осторожно поинтересовался Хрут — Его мать была рабыней! Ну, козел! Я дернулся, но был пойман за шкирку Хрутом. Хоть на фоне Фритьефа завхоз и не смотрелся, но для меня, взрослый сорокалетний орк был весомым аргументом. — Ну-ка не ссориться! — в голосе звякнул металл. Никогда такого за Хрутом не замечал. Я посверкал глазами в стороны мелкого гада, и чтоб отвлечься продолжил засыпать Хрута вопросами — А что еще сколько стоит? — Два фунта зерна, к примеру, это три с половиной пеннинга, хорошая овца — эйрир. О! — он хлопнул себя по лбу, — Корова! Хорошая дойная корова стоит пол марки! Ну нифига себе! Тот дешевый на вид меч стоил… двадцать восемь коров? Учитывая, что у дяди коров всего четыре… — Погоди, — другая догадка осенила меня, — кольчуга стоила двадцать четыре марки? То есть сорок восемь коров? Мои попутчики одновременно кивнули. Охренеть! Целое стадо! А если в овцах? Даже не стал считать. Когда вернулись на постоялый двор, «наши» были уже там. Мы как раз успели к так называемому ужину: ели прямо в комнате, все то же, что и в дороге: вяленое мясо, сыр, запили все водой. Что за скрадерность, я не понял — при гостинице был трактир и пахло оттуда, признаться, весьма завлекательно. Уже заваливаясь спать на дощатом полу, понял, что зудело у меня все время, с недавнего разговора. — Слушай, Хрут, мне вот что все покоя не дает, — дернул я з рукав улегшегося рядом орка, — ты сказал, что 12 пеннингов стоит дюжина сельди или лосося. Но ведь лосось крупнее! Почему тогда сельдь стоит столько же? Или она здесь тоже крупная? — Здесь, это в Борге? — зевнул Хрут, — да не, сельдь везде одинаковая, — новый зевок, — а что до цены, так сельдь — морская рыба, а лосося можно в реке ловить. — И что? — Что-что, — раздалось с другого бока, это Сигмунд разлепил глаз, — раз морская, значит ее надо в море ловить! Разве не ясно? — Да какие проблемы то? — О боги!… — простонал Сигмунд, — Асгейр, мне иногда кажется, что ты непроходимо туп… Из угла Калле донесся сдавленный смешок — Ты забыл, — поправил сына Йорген, — Бран как раз ловил рыбу в море. Просто, — это уже мне, — мало кто отваживается выйти в море за рыбой… В основном, это как твой отец, бывшие походники. — Почему? — Спи уже, — не выдержал дядя, — завтра к по утру к ярлу идти, а ты выспаться не даешь. Еще слово, и… спать на конюшню отправишься! Я бы, кстати, был не против спать на сене, но! На конюшне спали рабы тех, кто останавливался в гостинке, их в комнаты не пускали. Так и не получив исчерпывающих ответов я перевернулся на другой бок, подоткнул плащ и провалился в сон, как в бездну. *** Утром встали, и по традиции орков не жрамши («что же вы мама, даже чаю не попьете?») собрались к местной большой шишке. Кстати, от чая я бы не отказался. Йорген осмотрел нас исподлобья — Значит со мной… — его хмурый взгляд остановился на мне, потом перешел на Калле. Вздохнул, махнул рукой, — Короче, Хрут ты знаешь, что делать? — Все ж обговаривали не раз — Отлично. Остальные, — вновь мазнул меня взглядом, — со мной. Не знаю как чувствовал себя Калле, но меня что-то разобрал мандраж. Сейчас же решиться моя судьба! Или я стану владельцем, и тогда устрою здесь маленькую революцию, или… Что будет «или» думать не хотелось. По вымощенной толстыми досками дорожке дошли до ворот усадьбы. Несмотря на ранний час народ уже сновал туда-сюда, в городе открывались лавки, из ворот конюшни какие-то мужики выводили лошадей, запрягали в уже загруженные телеги.