На следующий день, как и просила Катана, я дошёл до главы стаба. Бром, как обычно, курил свои чрезвычайно вонючие сигареты, был зол и накручен. Однако, увидев меня, ухмыльнулся и отпустил грубую шуточку о моей непотопляемости. Я промолчал. Мне с этим человеком не детей крестить. Отработаю свой срок и отправлюсь своей дорогой. Какой? Известно какой. Путь мой лежит в замок Нейшлот в школу… Или что там у них?… Для знахарей. Надо овладевать Дарами и, если существует какое-то учебное заведение, где с этим могут помочь, я хочу его не просто окончить, а выйти из его стен с золотой медалью… Ну, или с красным дипломом на худой конец. 50. В своей колее Улей — такой мир, который рано или поздно оголяет истинную сущность каждого человека, попавшего в него. Ходил, предположим, человечек на работу в офис, с восьми до двадцати ноль-ноль выполнял какие-то свои задачи и звали его… Ну хотя бы Алмаз Хафизов. В армии не служил, пороха не нюхал, автомата в руках не держал, кроме как в играх-стрелялках, а после того, как перенёсся в Улей, внезапно стало ясно, что Алмаз наш — опасный психопат, возвращающийся на свой кластер в свой офис при каждой перезагрузке с дробовиком. Не подумайте, что для того, чтобы всех спасти, совсем наоборот! При каждом возвращении он жестоко убивает всех мужчин и насилует всех женщин, включая шестидесятилетнюю уборщицу бабку Басму. Да… Улей равнодушен к боли и смерти, а ещё своенравен и капризен, но нельзя отказать ему в справедливости. И будь уверен, такая справедливость тебе не понравится. Оттого и множатся среди рейдеров суеверия, как грибы после дождя. Так что перед лицом местного кровавого божества по имени Стикс лучше не косячить. Но в Улье нельзя играть и ничего не ставить. Ставки тут тоже все известны заранее, чаще всего это боль или здоровье, а иногда и жизнь. Всех, кто неугоден Стиксу, рано или поздно настигает кара… Нет, не так. КАРА! И скорее всего рано… Можно не сомневаться, что способ будет выбран из наиболее затейливых и изощрённых. Кто-то встретится со стаей заражённых, от которой не сможет ни спрятаться, ни убежать. Другой попадёт под перезагрузку, оставшись после такого идиотом, пускающим слюни. А всяческим неадекватным упырям вроде Алмаза заготовлены кары самые интересные — например, банда атомитов, которые его самого снасильничают всей шайкой, а потом и съедят, как это у них водится. Но если быть правильным рейдером и поступать по совести, если никогда не оставлять своих в беде и помогать всем иммунным свежакам, такого рейдера Улей наоборот поощрит. Где добычу богатую подкинет, где подскажет, а где и беду отведёт. Надо только уметь слышать Улей. Он постоянно разговаривает со своими чадами. Всю эту грустную, но поучительную историю про Алмаза рассказывал один мутный проповедник, пока мы готовились к выезду. Все остались равнодушны, лишь Брюнет уселся на чурбачке в позе роденовского мыслителя, голову кулаком подпёр и уши развесил, нежно свой РПД обняв. Подкравшись к нему, легонько так отвесил подзатыльник. — А!… Чего? — спросил он, крутя своей поседевшей головой. — Брюнет, ты знаешь, почему наши моряки перед тем, как пойти на абордаж, чистую рубашку надевали? — спросил я, когда тот сам обнаружил источник своей неприятности. — Чтобы предстать перед Создателем в красивом и чистом? — Нихрена ты не понял… — А что я должен был ещё понять? — Насчёт Создателя не уверен, архангел Гавриил что-то давно ко мне с докладом не залетал. Вот насчёт того, что при огнестрельном ранении в тело с пулей кусок ткани влетает — это железно, а грязные куски ниток с микробами мигом устроят тебе или заражение крови, или гангрену. Внял? — Понял! — Что ты понял? — с сомнением спросил я. — Нужно менять одежду почаще, — неуверенно промямлил Брюнет, — Исподнее… Там… А к чему ты это, Орк, я действительно не понял. — То, что исподнее менять надо до того, как спереди станет жёлтым, а сзади коричневым — это ты молодец, что уразумел, — ухмыльнулся я со значением, — Но мораль сей басни такова: не путай божий дар с яичницей. И давай, иди, помоги Мазаю. Повторять парнишке по два раза не пришлось, он сорвался с места и умчался. Оставшись наедине с бородатым мужиком в невнятной рясе, подошёл к нему вплотную. — Ещё раз увижу рядом со своими бойцами, справедливость Стикса тебя настигнет раньше, чем ты того ожидаешь… — Зря ты так, брат! — горячо начал мужик в балахоне, — Я лишь рассказываю о месте человека в Улье… Я легонько толкнул проповедника, отчего тот неловко шлёпнулся задницей на дорогу. В стабе хоть и посыпалось всё щебёнкой время от времени, грязи и луж тоже хватало. В одну из таких луж бородач и сел с размаху. — В кунсткамере твоё место, — процедил я, роняя слова, — Мы друг друга поняли… «брат»? — Поняли… Я оставил проповедника выбираться из лужи, а сам прошёл к «нашему» камазу. — Готовы? — Готовы, мать твою! — весело из открытой двери крикнул Мазай, — Готовее, мля, не бывает. Залазь, и помчали! Я залез в кабину со стороны пассажира и проверил свой карабин, пока Мазай выводил грузовик через тоннель. Мазай и Брюнет, оказалось, в два счёта нашлись с Мамбой. Хоть они из Кадьяка и добирались каждый сам по себе, но не разминулись. Встретились на Тридцать Втором. Мамба нас поискала, но решила, что мы все вместе попались мурам, а Мазай и Брюнет их преследовали довольно долго, пока перезагрузка не оборвала след. Только после этого они вернулись. С тех пор ходили в рейды как мусорщики. В общем-то, правильно сделали. Иначе все бы сгинули. После моего возвращения жизнь вошла в какое-никакое русло, и в ней даже появился некий распорядок. Мы ездили по заданиям мусорщиков один раз в неделю. И делали ещё один или два выезда на переделанном джипе, но уже по своим нуждам. В основном мы выдвигались тогда, когда команды замечали развитых заражённых. С раскачанным Даром электрокинеза, Мамбой со снайперской винтовкой, пулемётом Брюнета и Мазаем за рулём проблем у нас не возникало. В Тридцать Втором была своя бригада трейсеров, занимавшихся отстрелом заражённых, но работы хватало и нам. Иногда даже с избытком. Горох мы употребляли каждый день и отлично питались. Чтобы при таком размеренном образе жизни с четырёхразовым питанием команда не заплыла жиром, начал всех в обязательном порядке подтягивать по физухе. Сказать, что это было встречено отрицательно — ничего не сказать, однако, поняв, что я это всё серьёзно, все постепенно прониклись, а потом и втянулись. Мы тягали железо, работали с грушей, бегали по утрам, устраивали спарринги. Два раза в неделю выезжали попрактиковаться в стрельбе. Если в этом мире и есть бог, он благоволит к сильным. И с этим необходимо считаться, а не слушать всяких сумасшедших. Особенно меня радовал Брюнет. Как своими успехами в физической и боевой подготовке, так и развитием своего Дара. Ему досталась метаплазия — способность менять структуру физических тел. Пока менять один материал на другой он не умел, однако у него неплохо получалось улучшать исходный материал. Мы начали с того, что он поколдовал над сварочными швами на моём внедорожнике. Вторыми на очереди стали мелкие противокумулятивные сетки, третьими — стёкла. А в четвёртую очередь мы занялись с ним новой бронёй, делая её прочней. Уж и не скажу, насколько мы подняли класс брони гибридного внедорожника, превращённого в самопальный броневик, но однажды смеха ради Брюнет укрепил самое обычное оцинкованное ведро. Пробить его мы смогли только бронебойным патроном из «Корда». Для Мамбы под её Дар стрелка раздобыли очень приличный охотничий карабин МЦ-558. Всем он оказался хорош, вот только патроны для него были дороговаты. Вообще, патроны под калибр двенадцать и семь в окрестностях Зимнего оказались в цене и большом дефиците, но Мамба это прекрасно понимала и стреляла из своего карабина только по крупным и заслуживающим этого целям. Как ни крути, а она так и оставалась самым опытным из нас рейдером. В это сложно поверить, но жизнь в этом мире начинала мне нравиться. Наконец-то у меня появилось место, куда можно вернуться, и цель. Какая, спросите вы меня, а я отвечу — безопасность и развитие своей команды. Если хочешь идти быстро — иди один, если хочешь дойти до цели — собирай команду и вкладывайся в неё. И я вкладывался всем, чем только мог. Своим опытом, временем, горохом и споранами, заменяющими тут деньги. Постепенно мы начали притираться друг к другу, вчерашние гражданские люди стал превращаться в опытных рейдеров. Да… Я наконец-то начал чувствовать что-то, похожее на счастье. 51. Погоня Служба снабжения и утилизации такого крупного стаба, как Зимний, должна работать регулярно и без остановки, иначе над крупным поселением иммунных нависнет угроза голода. Организм иммунного вообще требует больше пищи и воды, чем необходимо обычным людям. Всё из-за разогнанного обмена веществ… Я бы службу переименовал, переставив слова, ведь снабженцы всегда приходят следом за утилизаторами. То, что мы пребываем на перегрузившиеся кластеры раньше всех — это очень хорошо. Ведь на них ничего толком ещё не разграблено. Всё барахло лежит там, где его бросили прежние хозяева. Проблема только в одном — кластеры эти на всяческие «ништяки» не слишком богаты. Но мы уже несколько раз находили дома охотников и вывозили из них всё оружие и боеприпасы, обносили магазины, таща из них провизию, амуницию, одежду, алкоголь и всё необходимое. Это не поощрялось, но и не возбранялось. Численность группы утилизации составляла шесть рейдеров. В нашу входили: я, Мамба, Мазай, Брюнет, поправившийся Бурят и Монтана. Последний, после разговора по душам с Бурятом, завязал с приёмом смертельных доз алкоголя и стал постепенно приходить в норму и возвращать себе человеческий вид. Видимо, понял, что если продолжит вести себя, как раньше, от него постепенно откажутся все. Как по мне, так он всё равно выглядел, словно побритый гамадрил. Но так или иначе, у нас был полный комплект копейщиков. Фаланга практически. Естественно, мы брали на зачистки и своё оружие, зачастую просто игнорируя выданные пики. И хоть за один выезд каждому из нас полагалась плата в пятьдесят кредитов или пять споранов, она не всегда покрывала даже затраты на расход патронов. Каждому мусорщику платят по пять споранов за выезд. Это тридцать споранов или триста кредитов за выезд бригады. Платил бы кто-то такие суммы, если бы можно было справиться с задачами меньшими силами? Не думаю. Вероятней всего, численность отряда была подобрана из необходимого минимума для эффективного решения поставленных задач. Каких задач? Валить в ближнем бою низших заражённых. Цифры оплаты и численности группы уже давно были посчитаны плановым отделом, схема — проверена годами, если не десятилетиями практики. Задача перед нами стояла уже знакомая и привычная — приехать на фуре на ближайший кластер и всех низших переродившихся убить, всех немногих иммунных спасти, потом загрузить фуру трупами и доставить её в крематорий. Чтобы за нами могли прийти снабженцы, которые уже и прошерстят весь кластер на предмет всякого–разного полезного. Бром нашу бригаду очень «любил», а потому ставил нас всегда на кластеры, граничившие с условной территорией атомитов. Видимо, по доброй памяти о том, что вчетвером мы отбились от малого дредноута атомитов. Несмотря на то, что я опасался встречи с мутантами и всегда держал ухо востро, стычек с ними больше не случалось. Хотя мы неоднократно замечали следы их пребывания или наблюдателей, но каждый раз такие «встречи» проходили без личного общения и на солидном расстоянии. Наша группа всегда действовала по заранее составленному и безотказному плану — мы находили какое-нибудь удобное место и аудиозаписью коровьего мычания, свиного хрюканья и лошадиного ржания собирали заражённых со всей округи. Позже, когда удалось подломить магазин с пиротехникой, стали использовать петарды. На взрывы бомбочек и салютов заражённые собирались не хуже, чем на выстрелы. Медленных и печальных мы тыкали заранее заточенными до бритвенной остроты и укреплёнными Даром Брюнета пиками. Бегуны и лотерейщики убивались или пиками, или нодиевым мечом. Более развитые заражённые встречались редко, но когда встречались, я их окончательно успокаивал при помощи своего Дара. При поддержке снайпера и пулемётчика это хоть и оставалось опасным занятием, но было не так но не настолько безрассудно, как если бы я действовал совсем без прикрытия. Этот выезд был самым обычным заданием по утилизации. Нам, как обычно, выдали по «табельному» копью и отправили на один из кластеров. В общем-то, ничто не предвещало беды. Да и мы были слишком насторожены, чтобы что-то пошло не по нашему плану. Как всегда, мы взорвали несколько сотен петард, изобразив что-то вроде перестрелки, и дождались, пока заражённые доберутся до источника звука. Тут была одна тонкость — чтобы поменьше грузить и собирать их, нужно было подпустить всех поближе к машине и окончательно успокоить около фуры. Пока мы кололи заражённых, Мазай потрошил споровые мешки тех, у кого они имелись, и загружал. Самым муторным занятием всегда была именно загрузка. Поэтому мы постарались с ней не затягивать, но всё равно проторчали на этом кластере шесть часов. Ничего особо не приобрели, но и не потратили. Единственного топтуна я зарубил мечом серых. На обратном пути нам необходимо было проехать по деревянному мосту, но в этот раз он не прилетел с перезагрузкой. Переехать ручей вброд мы никак не могли без риска в нём «сесть» на неопределённое время. Пришлось ехать в объезд. Тут-то мы и нарвались на стаю заражённых. Они словно ждали нас и хотели запереть на автомобильном мосте, но Монтана вдавил педаль газа и проскочил его так быстро, как только позволил ушатанный утилизаторский камаз. Нескольких бегунов и лотерейщика тяжело нагруженный тягач просто смёл, оставляя на асфальте кровавые полосы и изломанные тела. Оставив матерящегося Монтану и молчаливого Бурята в кабине, я полез на крышу фуры. Тут мы оборудовали что-то вроде пары гнёзд из мешков с песком, притянутых к крыше проволочной сеткой. Из кормового гнезда Брюнет уже стрелял из РПД короткими очередями. Мамба тоже кого-то выцеливала из крупнокалиберного карабина. Мазай, сидевший в переднем гнезде, тоже не бездельничал, постреливая одиночными в набегающих с боку заражённых. — Ты как? — перекрикивая свист ветра, спросил я. — Нормально, мля! — коротко ответил Мазай. У него ситуация действительно была контролируемая, поэтому не задержался около него, а пополз на четвереньках дальше, к кормовому гнезду, цепляясь за проволочную сеть. Бивший короткими очередями Брюнет перешёл на злые длинные, да и Мамба повысила темп срельбы одиночными. Добравшись до их гнезда, я понял, почему. Камаз, «топивший» со скоростью под шестьдесят–семьдесят километров в час, догоняли. Да, всякие низшие заражённые были убиты или отстали, а вот пяток кусачей и пара руберов нас уверенно догоняли. Я понимал, почему Монтана не мог ускориться. Если он накинет газа велик риск, что на следующей калдобине нас выбросит из самопальных гнёзд. Я встал на одно колено рядом с мамбой и Брюнетом, вскинул карабин, поняв, что для использования Дара ещё далеко. Отстреляв в быстром темпе два магазина и перезарядившись, бросил карабин болтаться на трёхточечном подвесе и прицелился пальцем в ближайшего к нам рубера. Он был уже так близко, что я хорошо разглядел голод и предвкушение. Бах! Разряд молнии ослепил всех, включая меня, успевшего закрыть глаза. Проморгавшись, мы увидели, что тело заражённого из фиолетовой шкалы опасности осталось неподвижно лежать на дороге. Бах! Промах! Бах! Второй рубер, перекувырнувшись всей тушей через голову, покатился в кювет. Брюнет снова открыл беглый огонь. Выплюнул сноп огня крупнокалиберный карабин Мамбы, и один из кусачей заскрёб когтями асфальт.