И, снова порывисто обняв Лесю, растерянно воскликнула: – Но что же тогда нам с вами делать? Нельзя ведь, чтобы ребенок без отца оставался! Надо Сашку пристыдить! – Так мы за этим сюда и пришли. – Ну, ладно. Раз уж так получилось, что я в курсе вашей беды, меня-то вам стесняться нечего. Вместе к Сашке пойдем. Вы ему свою правду скажете, а я свою! Глядишь, и прищучим парня! Ничего, у нас такое тоже случается. До беременности, конечно, дело не доходит, но бывает, что молодые и поспешат до свадьбы. Тогда тоже скандал получается. Хуже не придумаешь, если невеста на свадьбе невинности своей не предъявит. Позор на весь ее род! Гульнара слишком близко принимала к сердцу случившееся. А может быть, так и нужно? Но подругам, выросшим совсем в другом мире, где мужчины преимущественно были слабыми созданиями, а все решения принимали сильные и волевые женщины, это было в диковинку. В их мире, если женщина беременела или лишалась невинности, это было сугубо ее собственное решение. И роль мужчины тут была, как бы это помягче выразиться, весьма второстепенной. Но Гульнару было не унять. Она кипела, она бурлила, она исходила негодованием. Влекомые ее мощной волей, подруги тремя разноцветными кометами – рыжей, белой и вороной – пронеслись по всему зданию института. И нашли все-таки студента Барклаева. Бедолага, еще не подозревающий о надвигающейся на него буре, спокойно сидел у окна и изучал какие-то свои конспекты. Когда девушки замерли перед ним, он поднял голову и безмятежно улыбнулся Гульнаре: – Привет. И хотел снова уткнуться в свои записи, но не тут-то было. – Алек! Посмотри сюда! – приказала ему Гульнара. – Ты не хочешь ничего сказать этой девушке? – Кому? – Вот ей! – Гульнара ткнула пальцем в Лесю. – А разве мы знакомы? Гульнара от возмущения даже задохнулась. Ну а Леся, воспользовавшись ее замешательством, быстро сказала: – Да, мы встречались у меня дома. Я живу на Крюковом канале. Как раз напротив Никольского храма. Помнишь? У нас в подворотне еще убили одного парня. Забыл? Было видно, что Барклаев ничего не забыл. Его смуглое лицо стало постепенно приобретать какой-то землистый оттенок. Совсем побледнеть Барклаев не мог, потому что был жгучим брюнетом, но вот позеленел он основательно. Гуля тоже это заметила и обрадовалась: – Ах, тебе стыдно! Рада это видеть! Рада, что ты еще не потерял остатки совести! – воскликнула она. Барклаев кинул на подруг затравленный несчастный взгляд. – Вы что, уже всем об этом растрепали? – пробормотал он. – Пока что не всем. Но скоро все узнают! – воинственно пообещала ему Гуля, и бедный Барклаев сжался в комочек. Активную Гулю он явно побаивался. И теперь, предвидя множество неприятностей, которые она может ему доставить, стремился уменьшиться в размерах до желудя или наперстка. Ведь всем известно, чем меньше само тело, тем меньше претензий к нему можно предъявить. Никто ведь не упрекает хомячка или кролика в том, что он нагадил в углу своей клетки. Ребенку тоже простится. А если такое попробует натворить отец семейства… о-го-го, вот тут уж мужику мало не покажется! – Гуля, а можно мне с Сашей поговорить наедине? – произнесла Леся, и Гуля тут же отступила. – Конечно, даже нужно. Идите разговаривайте. Но учти, Сашка, если ты ее обидишь… Гуля сделала красноречивую паузу, а потом коснулась двумя пальцами своего глаза. – Учти, я за тобой наблюдаю, – многозначительно произнесла она, и Барклаев даже застонал вполголоса. Лесе стоило большого труда оттащить его от подоконника, к которому он почти прилип. Барклаев спотыкался и не мог идти. Несмотря на широкие плечи, атлетическое телосложение и высокий рост, он явно боялся связываться с женщинами, в частности с Гулей. Но наконец Леся отвела студента на достаточно большую дистанцию от Гули, чтобы та не могла ничего услышать из их разговора, и сказала: – Значит, так, чтобы сразу же снять напряжение между нами, я от тебя беременна. – Что? – охнул Барклаев. – Еще и это! Но когда мы успели? По-моему, мы с тобой даже незнакомы. – Так и есть. Незнакомы. То есть до сих пор были незнакомы. Теперь-то уж, конечно, познакомимся. Куда деваться. – Погоди, но как же тогда… – Это мы Гуле сказали, что я от тебя беременна. – А на самом деле… Значит, ты…? – Нет, конечно. – Уф-ф-ф! – с облегчением выдохнул Барклаев. – Уже легче. Знаешь, ребенок мне бы сейчас был совсем не в тему. Хотя ты и симпатичная. И мне девушки твоего типа очень нравятся. Такие, чтобы и не тощие, и не толстые. И в другое время, пожалуй, я бы и не отказался, но… но не сейчас. Честно скажу, сейчас мне не до женитьбы. – Понимаю, – смиренно произнесла Леся, отчего-то ощутив нечто вроде разочарования. – У тебя учеба. Большие планы. В аспирантуру, наверное, собираешься поступать. – Да какая там аспирантура! Меня в ментовку вот-вот загребут! Да что я тебе рассказываю? Ты же и сама все знаешь, раз завела речь о том проклятом месте! – Это ты убил Федю? – Что? – вздрогнул Барклаев. – О черт! Значит, он все-таки помер?! – А ты не знал? – Нет, откуда? Барклаев был явно в смятении. Он крутился, словно под ним черти развели жаркий огонь, и бормотал: – Но как же так? Я ведь его совсем несильно стукнул. Ну, подумаешь, морду ему слегка разбил. Ерунда какая-то для настоящего мужика. Мне самому, к примеру, нос целых три раза в бою ломали. И в нокауте я пару раз побывал. И ничего! Живой, как видишь! Леся с уважением покосилась на могучие мышцы Барклаева, которые играли под его спортивным костюмом. Как странно, обычно Леся не переносила мужчин, одетых в спортивную одежду, но на Барклаеве его спортивка сидела так, словно он в ней и родился. И еще на ногах у парня были кроссовки с красивой, хорошо знакомой всякому знатоку птичкой-галочкой. И тоже было понятно, что эти кроссовки не просто для понта надеты, а для пользы дела. Чтобы в них бегать, чтобы в них прыгать, чтобы в них ставить новые мировые рекорды и прославлять нашу могучую и славную Родину. Прав был дед, когда не хотел сдавать студента ментам. Такому хорошему парню грех портить жизнь. – Но как же так произошло? – продолжал переживать Барклаев. – Меня теперь посадят? Да? – Ну… Леся хотела сказать, что решать это будет суд, а не она, но Барклаев ее перебил: – Но ведь я же его всего один разок стукнул! – воскликнул он. – Иногда и одного раза бывает достаточно. Особенно если удар пришелся прямо в сердце. Но Барклаев недоуменно вытаращился на нее: – Кому в сердце? Я ему по морде двинул! – Шилом? – Каким шилом? Кулаком! И Барклаев продемонстрировал Лесе свой кулак. Что и говорить, кулак у парня был внушительных, прямо-таки устрашающих размеров. И Гуля, наблюдавшая за парочкой издалека, сердито нахмурилась, увидев, как Барклаев сует свои пудовые кулаки девушке под нос. А Леся между тем начинала понимать, что чего-то она в этой истории не понимает. – Так ты ударил Федора кулаком? В лицо? – Нос я ему расквасил. И пару фингалов на морде поставил. Но он жив был, когда я уходил. Клянусь мамой, он шевелился и даже очень хорошо! Прытко так от меня ускакал! – И ты не стал его преследовать? – Зачем? Что хотел, я ему уже сказал! Так, ситуация начала вырисовываться. Выходит, это Барклаев украсил физиономию Федора синяками. Но, кроме Барклаева, в том дворе, похоже, имелся еще кое-кто, желающий свести счеты с Федором. И когда студент-спортсмен, отведя душу, ушел прочь, этот кто-то вышел из своего укрытия и убил Федора шилом. Но все же Леся еще не до конца разобралась и поэтому спросила: – А за что ты побил Федора? – За то, что он мразь! – А если конкретнее? – Он меня обманул! – И каким же образом? – Сказал, что мои документы у него. Деньги взял, а документы не вернул. И мало того, мне эти документы другие люди в конце дня принесли. Ну, я и не стерпел. Поехал к этому г…ну домой, хотел там ему рожу начистить и деньги свои вернуть. Да он, подлец, скользкий такой оказался. Вывернулся и удрал. – Значит, ты у Федора и дома побывал? – ахнула Леся.