Из своего убежища Аиша слышала крики Тамо – та хотела бежать в деревню и узнать, как там ее родители, – и грозный возглас отца: «Никто отсюда не выйдет!» Служанка осталась сидеть на кухне, вздрагивая от малейшего шороха, и плакала, уткнувшись лицом в сгиб руки. Сначала была гигантская вспышка, фиолетовый всполох, пробивший световую брешь в глубокой ночи. Пожар очертил новую линию горизонта, и казалось, будто посреди тьмы вот-вот засияет день. Синеватое зарево сменилось оранжевым пламенем. Поля и сады впервые прорезала световая дорога. Их мир превратился в огромное пожарище, в стреляющий искрами шар. Обычно тихий ландшафт наполнился звуками выстрелов, человеческих криков, смешавшихся с воем шакалов и уханьем сов. В нескольких километрах от них загорелись поля, потом занялись ветви миндаля, пламя стало пожирать персиковые деревья. Можно было подумать, что тысячи женщин сговорились приготовить дьявольскую трапезу, и жуткий ветер начал разносить запах горящей древесины и листвы. К треску пламени прибавились крики работников из хозяйств поселенцев; люди носились от колодцев к стойлам и к стогам сена, исчезавшим на глазах. В воздухе летали огненные искры, угольки и пепел, оседавшие на их лицах, обжигавшие им спины и руки, но они ничего не чувствовали и, сбиваясь с ног, таскали ведра с водой. Животные в стойлах сгорали заживо. «Даже добрая воля всего мира не сможет остановить это смертоубийство. Их ничто не остановит. Мы окажемся в самом пекле. Иначе быть не может», – думал Амин. Ночью на территорию фермы въехал французский танк. Амин и Мурад, несшие караул после захода солнца, сообщили командиру о своем боевом прошлом. Военный спросил, нужна ли им помощь. Амин посмотрел на железную махину, на солдатскую форму, и ему стало не по себе. Он не хотел, чтобы работники видели, как он о чем-то договаривается с человеком, которого они считали захватчиком. – Нет-нет, майор, все в порядке. Мы ни в чем не нуждаемся. Можете спокойно ехать дальше, – сказал он. Военный уехал, а Мурад принял положение «вольно». Селим плакал. Он сидел в тайнике, прижавшись к сестре, заливая ее соплями и слезами. Она говорила: – Молчи, дурак, а то злые люди нас услышат, придут за нами и убьют. Она зажала ему рот, но малыш не мог усидеть спокойно и все время дергался. Она прислушивалась к звукам, доносившимся из дома, особенно к голосу матери, за которую беспокоилась больше всего. Что они сделают с Матильдой, если ее найдут? Селим угомонился. Он уткнулся в грудь сестры, удивился, что ее сердце бьется не сильнее обычного, к тому же она, кажется, не боялась, и это его успокоило. Прижавшись губами к уху брата, Аиша прочла молитву: – Ангел небесный, мой надежный и милостивый проводник, помоги мне не противиться твоему внушению и направить свои стопы, ни на шаг не отступая от пути заповедей Господних. Пресвятая Дева, Матерь Божия, моя мать и покровительница, отдаю себя под Твою защиту. Аиша проснулась первой. Она не знала, сколько времени проспала. Снаружи не доносилось ни звука. Ей показалось, что выстрелы прекратились, что все успокоилось, и она стала гадать, почему никто не приходит выпустить их из тайника. «А если мы остались одни на всем белом свете? А если все погибли?» – подумала она. Она обеими руками подняла доску у них над головой, вскочила на ноги и открыла дверцу шкафа. Селим лежал на дне тайника и, когда она встала, слабо застонал. В комнате стояла беспросветная тьма. Аиша медленно, вытянув вперед руки, пошла по коридору. Она знала, где что стоит, и старалась ничего не сдвинуть, чтобы не поднять шум и не привлечь к себе внимание. Она добралась до кухни, там тоже было пусто, и сердце Аиши сжалось. Над остатками ужина кружили мухи. «Они пришли, – подумала Аиша. – Они схватили Тамо, родителей и даже Сельму». В этот миг дом показался ей огромным и враждебным. Она представляла себя матерью собственного брата, девочкой, которой предначертана необыкновенная судьба. Она вспоминала рассказы о сиротах и их страданиях, от которых у нее на глаза наворачивались слезы, они пугали ее и в то же время придавали ей сил. Потом она услышала голос Сельмы, далекий, угасающий. Аиша повернулась, но никого не увидела. Сначала она решила, что ей это почудилось, но голос ее тети долетел до нее снова. Девочка подошла окну: оттуда разговор был слышен более отчетливо. Она поняла, что они на крыше, распахнула дверь, радуясь, что они живы, и злясь, что они забыли про них с Селимом. В темноте она поднялась по приставной лестнице на террасу, и первое, что она увидела, были огоньки сигарет, которые курили Амин и Мурад. Мужчины сидели рядом на ящиках из-под миндаля, который работники сушили на крыше, а их жены стояли спиной друг к другу. Матильда смотрела в сторону города: с этой высокой точки можно было рассмотреть его огни. А Сельма наблюдала за пожаром: – До нас он не доберется, хвала Всевышнему, холм не пострадает. Ветер утих, скоро начнется гроза. Она раскинула руки, как Иисус на кресте, и несколько раз громко вскрикнула. Крики ее были хриплыми, долгими, они вторили вою шакалов, потревоженных пожаром. Мурад бросил сигарету и грубо дернул жену за юбку, заставив сесть. Аиша стояла на перекладине лестницы, ее голова была чуть выше бортика террасы, и она сомневалась, надо ли ей показываться. А то еще начнут ее ругать. Отец все время делает ей замечания, что она ходит за ними по пятам, вмешивается в жизнь взрослых, не знает своего места. Она заметила вдалеке тучу, формой напоминавшую мозг, временами озарявшуюся сиянием и наэлектризованную до предела. Сельма была права. Скоро пойдет дождь, и они будут спасены. Не зря она молилась, ее ангел-хранитель держит слово. Она осторожно перелезла через бортик и потихоньку подошла к Матильде, а та, заметив ее, ничего не сказала. Она прижала голову дочери к своему животу и повернулась к угасающему пожару. У них на глазах погибал целый мир. Напротив догорали дома французских поселенцев. Огонь пожирал платьица милых воспитанных девочек, шикарные манто их матерей, вместительные шкафы, в глубине которых, обернутые полотном, хранились роскошные наряды – те, что надевают только раз. Обратились в пепел книги, как и другие ценные, унаследованные от предков вещи, которыми их хозяева кичились перед местными. Аиша не могла оторвать взгляда от этого зрелища. Никогда еще их холм не казался ей таким прекрасным. Ей хотелось что-нибудь сказать, рассмеяться или пуститься в пляс, как колдунья-шуафа: бабушка рассказывала, что они бешено кружатся до тех пор, пока не упадут без чувств. Но Аиша ничего не сделала. Она села рядом с отцом и подтянула коленки к груди. «Пусть они горят, – подумала она, – пусть уходят. Пусть сдохнут». Благодарности Прежде всего я хотела бы выразить признательность моему редактору Жан-Мари Лаклаветину: без него эта книга никогда не вышла бы в свет. Его доверие, его дружба и увлеченность литературой побуждали меня сочинять страницу за страницей. Я также благодарю Марион Бютель, чей профессионализм и доброе отношение помогали мне находить время для творчества. Моя глубочайшая благодарность историку Хасану Ауриду, Кариму Бухари, профессорам Мустафе Беншеиху и Маати Монджибу: я черпала вдохновение в их трудах, а кроме того, они любезно делились со мной своими знаниями о жизни в Марокко в 1950-е годы. Спасибо Джамалю Бадду за его откровенные беседы и его душевную щедрость. И наконец, хочу от всего сердца поблагодарить моего мужа Антуана, который прощает мою рассеянность, безропотно несет стражу у двери моего кабинета и каждый день доказывает, как сильно он меня любит и как поддерживает. * * * notes Примечания 1 Мелла – название еврейских кварталов в марокканских городах. Меллы впервые появились в XV веке и обычно располагались поблизости от резиденций правителей. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, прим. перев.) 2 Себси – тонкая марокканская трубка для курения гашиша. 3 Хайк – традиционное женское одеяние в странах Магриба, закрывающее голову и тело целиком; прямоугольный кусок ткани размером 6 × 2,2 м, который драпируется и закрепляется на талии поясом, а на плечах – пряжками. 4 «Чтоб Господь наслал на тебя тиф!» (Здесь и далее арабские слова и выражения автор передает латиницей и предлагает свой перевод.) 5 «Рожки газели» – традиционное марокканское печенье из тонкого хрустящего теста с миндальной начинкой. 6 Ид-аль-Кабир (чаще Ид-аль-Адха) – мусульманский праздник, тюркское название которого Курбан-байрам. 7 «Счастливая долина» (La Vallée Heureuse) – обширный ландшафтный парк с водопадами и прудами, виноградниками, плантациями оливковых деревьев, коллекцией экзотических растений и разнообразными архитектурными объектами, созданный в годы Первой мировой войны архитектором и ботаником Эмилем Паньоном. Он располагался в нескольких километрах от Мекнеса и был популярным местом отдыха и туризма. Ныне заброшен и пришел в упадок. 8