Прежде чем я открыла глаза, я ощутила странное онемение всего тела. Как будто я уснула в неудобной позе в кресле перед телевизором, проспала не меньше двенадцати часов и теперь всё моё тело, от кончиков пальцев ног до кончиков волос, страшно затекло. Наконец заставив себя открыть глаза, я поняла, что действительно проснулась не в кровати, но где именно нахожусь, первые пару минут никак не могла понять. Мысли в моей голове словно разлетались в разные стороны, в растерянности они метались и глухо бились о мой, внезапно начавший казаться мне тонким, череп с таким отупением, что первое время после прихода в сознание я не была способна уловить хотя бы их эхо. Пролежав в непонимании происходящего несколько минут, я, наконец, попробовала что-то сказать вслух, но изо рта у меня вырвался лишь стон, походящий на мямленье опьяневшего в доску человека. Поняв, что говорить мне подозрительно сложно, я попыталась вспомнить, что именно только что попробовала произнести, и вдруг… Широко распахнула глаза от беспокойного осознания – я пыталась позвать Берека! Мысль о сыне мгновенно привела меня в чувство, как мог бы привести в чувство впавшего в беспамятство человека нашатырный спирт. Практически осязаемое кожей чувство смертельной опасности всколыхнуло мою душу с такой силой, что меня мгновенно затошнило. Я начала шевелить пальцами рук, желая убедиться в том, что с ними всё в порядке, и с ними словно действительно всё было в порядке, но онемение моего тела внезапно начало сменяться болью… Я никак не могла определить область боли, понять, что конкретно у меня болит… Ощущение было такое, будто у меня болит вообще всё тело. Почувствовав силу в пальцах, я впилась ими в коричневую, шершавую и липкую от влаги древесную листву, лежащую подо мной упругим ковром, и, в следующую секунду ощутив повторный прилив тошноты к горлу, начала шевелить ногами. Наконец сумев перевернуться на бок, я отжалась от покрова палой листвы и смогла встать на четвереньки. Но не прошло и десяти секунд после того как я, шатаясь, уперлась в лиственный ковёр гудящими от онемения ладонями и коленями, как моя тошнота стала невыносимой. У меня открылась рвота. Пошатнувшись вперёд от первого же спазма, сжавшего мои желудок и горло удушающим жгутом, я едва не упала лицом вниз, однако вовремя уперлась правой ладонью впереди себя и перенесла на неё вес, благодаря чему удержаться на четвереньках у меня всё же удалось. Рвота продолжалась меньше пяти минут. Как только она остановилась, у меня началась конвульсивная дрожь, сильно напоминающая судороги – я никак не могла взять под контроль этот непроизвольный тремор всего тела. Моё состояние очень сильно походило на шок, но я никак не могла вспомнить, что именно послужило его причиной. Дрожа всем телом, упираясь широко распахнутым взглядом в свои утопающие в пожухлой листве руки, я ощущала необъяснимый, угрожающий поглотить моё сознание ужас, но никак не могла понять природу его происхождения. Я не могла это сравнить ни с чем из того, что я когда-либо переживала в своей жизни… Я словно взглянула в глаза смерти и теперь не надеялась на то, что после встречи наших взглядов мне позволительно будет обернуться и ещё раз взглянуть в глаза жизни, вернуться к ней… Только подумав об этом, я резко вздрогнула и замерла. Прежде чем я поняла, что именно делает моё тело, я уже обернулась и смотрела куда-то вверх. Туда, откуда в эту секунду в мой затылок кто-то должен был целиться из огнестрельного оружия… РИЧАРД!!! Прежде чем я поняла, что его нет на обрыве ямы, что в мой затылок на самом деле никто не целится и что чёрное пятно, которое я восприняла за человеческий силуэт, лишь неровный, сбросивший листья куст, я испытала ужас такой силы, что, отстранившись вправо от лужи собственной рвоты, завалилась на спину и… Снова потеряла сознание. *** Когда я приоткрыла веки, медленно, словно они были налиты свинцом, я увидела серость, пронизанную тёмными венами. Это было небо. Осеннее, сумеречное небо, изборожденное облаками, быстро пролетающими на фоне голых крон лиственных деревьев и макушек вечнозелёных хвой. На сей раз я сразу вспомнила где нахожусь и что со мной происходит. Боясь в очередной раз вызвать рвоту, я пролежала не двигаясь несколько минут, прежде чем позволила себе попробовать сесть. Сесть удалось с первой попытки. Поняв, что на сей раз моя дрожь вызвана не шоком, а холодом, я начала себя ощупывать: предплечья, шея, затылок, рёбра, ноги были целы и повреждений при нажатии на них не выявлялось, однако стоило мне только попытаться подняться на ноги, как я сразу поняла, что у меня повреждена правая лодыжка. Та самая, из-за подворота которой я сорвалась в яму… Нет! Я упала в яму не из-за подвернувшейся ноги – в моё тело врезалась пуля!!! Резкими, нервными движениями расстегнув крупные пуговицы своего пальто и распахнув его, я уставилась на свой живот. Не увидев кровавых пятен и поняв, что не чувствую соответствующей при пулевом ранении боли, я задрала кофту и начала ощупывать живот, как вдруг заметила, что одна из нижних пуговиц пальто раскрошилась и практически полностью отсутствует. Пока я осматривала пострадавшую пуговицу, мои пальцы нащупали ещё одну странность, и вскоре я уже осматривала пряжку своего ремня: стальная, широкая, выполненная в виде квадрата, вмещающего в себя неровный треугольник, она треснула напополам около центра. Заметив застрявший в пряжке инородный предмет, я, дрожащими пальцами, коснулась этого предмета и начала аккуратно вынимать его. Спустя несколько секунд в моей ладони оказалась небольшая, блестящая, серебристая пуля. Моя дрожь усилилась… Я выжила. Траекторию пули сместила пуговица пальто, затем она вошла в стальную пряжку и застряла в ней, в миллиметре от моей кожи. Спасла ли меня двойная защита фурнитуры или меня спас мой своевременный поворот лицом к убийце и последующий срыв ноги, или все эти факторы вместе взятые, но пуля не вошла в моё тело и не убила его. Я всё ещё оставалась живой. *** Я не знала, что мне необходимо будет делать после того, как я выберусь из ямы, но я знала наверняка, что для начала мне необходимо из неё выбраться. Заметив свою сумочку валяющейся в паре метров от меня, я встала на ноги и вновь ощутила дискомфорт в правой лодыжке. Она побаливала, но не критически сильно, и я, подойдя к своей сумке, поняла, что у меня появилась хотя и не сильная, но всё равно заметная хромота, доставляющая дискомфорт. Машинально потерев левой рукой замлевшую шею, я нагнулась и, потянувшись к сумке, поняла, что вновь хочу сесть. Хотя моё пальто и было длинным, из-за влажной листвы, на которой я провалялась определённо точно не один час, оно отсырело, поэтому снова садиться на него было не очень приятно. Сев и взяв в руки сумку, я не начала в ней копаться – вместо этого я перевернула её вверх дном и начала вытряхивать себе на колени всё её небогатое содержимое. Как только сумка опустела, я отбросила её в сторону и первым делом схватилась за мобильный телефон. За то время, которое я провела в бессознательном состоянии, я успела забыть о том, что мой мобильный успел разрядиться ещё до моего попадания в яму. Стиснув зубы и разочарованно прорычав через них, я отбросила телефон вслед за сумкой и продолжила торопливо осматривать остальные предметы, рассыпанные у меня на коленях: кошелёк, стопка купюр Алана, черная резинка для волос, две прокладки, гигиеническая помада, флакон дезинфицирующего средства, чёрный карандаш для подводки глаз, упаковка бумажных платков. Схватившись за упаковку бумажных платков, я вскрыла её и, вытащив один платок и развернув его, начала вытирать лицо и руки. До сих пор я не замечала этого, но стоило мне провести платком по лицу, как с моей левой щеки начали слетать приклеившиеся к ней, подгнившие палые листья. Обработав руки и лицо дезинфектором, я запихала назад в сумку все вещи и сделала глубокий вдох… Мою гортань болезненно саднило, во рту пересохло… От мысли об одном-единственном глотке свежей воды горло судорожно сжалось. Сколько часов я уже здесь нахожусь?.. Я машинально потянулась за мобильным, лежащим на дне сумочки, но, прежде чем вынула его, в очередной раз успела вспомнить о том, что он разряжен, а значит точное время мне не узнать. Запрокинув голову от осознания безысходности, я попыталась мысленно не браниться слишком уж скверными словами. Итак, во сколько я вышла из дома? Без пятнадцати восемь? Сколько могло пройти времени с тех пор?.. Я вновь начала интуитивно осматриваться по сторонам и ужаснулась: уже наступали ночные сумерки, что значит, что я провалялась в этой яме не менее восьми часов! Грозит ли мне обезвоживание?.. Неважно… Подумаю об этом, когда выберусь отсюда. Резко вскочив на ноги, я мгновенно поморщилась от боли в пострадавшей лодыжке, о состоянии которой, пребывая в сидячем положении, успела позабыть. Дав ей несколько секунд на успокоение, я, закинув сумку на плечо, прихрамывающим шагом направилась к ближайшей ко мне земляной стене, надеясь выбраться наверх как можно скорее. Приближаясь к стене, я, погрузившись в беспокойные мысли, не оценивала крепость, которую мне предстояло взять, а потому всё ещё не замечала серьёзной проблемы. Я всецело сфокусировалась на своих действиях, должных осуществиться после того, как я очучусь наверху: выберусь и что дальше? Я помню, в какой стороне находится лесная дорога – оттуда выйду на асфальтированную и, если повезёт, словлю машину, едущую в сторону Роара. Или дошагаю пешком… Заберу Берека… Вспомнив о Береке, я резко остановилась и замерла. Я выжила. А это самое настоящее сопротивление. Сопротивление воле Лурдес и Ричарда. Лурдес сказала, что не тронет Берека, если я умру, но я выжила, а значит… Теперь она попытается убить не только меня!.. Но… Только если узнает о моём выживании! Мне просто нужно выбраться отсюда и вернуться в город незаметно, тихо забрать Берека, попросить Грира с Грацией молчать о моём возвращении, и уехать на противоположный конец континента, променяв берег Атлантического океана на берег Тихого, а со временем и вовсе сбежать из страны! Да, именно так… Другого выбора у меня определённо точно больше нет, если только я не хочу умереть здесь и сейчас или в течение следующих нескольких дней… А как же Байрон?! Он ведь ничего не знает! Живёт под одной крышей с двумя убийцами и не знает, что они сделали с его родной матерью, что сделали с другими людьми!.. Я оставлю ему тайное послание… Точно! Как только выеду хотя бы в Пенсильванию, найду способ позвонить ему с чужого телефона… Может быть, стоит позвонить ему с таксофона, чтобы не подвергать угрозе случайного прохожего… Расскажу ему в одном телефонном звонке всё, что успею. Надеюсь, Лурдес не прослушивает его мобильный и не перехватит наш разговор, но даже если мои надежды на этот счёт не оправдаются, всё равно она не сможет меня вычислить по номеру телефона… Я уперлась обеими руками в стену из влажной земли и глины, и в который раз за прошедшие десять минут своего бодрствования замерла. Снова от очередного шока. Я не заметила этого, пока не подошла к этой стене ямы впритык – она обрывистая! Мне понадобилось несколько минут, чтобы тщательно исследовать яму по всему периметру дважды и понять, что её края не покатые, а строго вертикальные, высотой около десяти метров. Очевидно, эта выбоина образовалась в земле не природным путём – её когда-то выкопали искусственно. Осознание дальнейшего развития событий пригвоздило меня ко дну страшной ловушки, в которой я застряла, словно загнанный в тупик волчонок. Я не могла поверить в то, что выжила, избежав мгновенной смерти, для того, чтобы вскоре умереть мучительной. *** В течение часа я предпринимала беспрерывные попытки вскарабкаться на идеально вертикальные земляные стены, в результате чего не продвинулась вверх ни на метр и дважды заваливалась на спину. Обрыв был слишком крутым, я же изучила, кажется, каждый сантиметр беспощадно ровных стен, и теперь понимала, что, возможно, это всё же приговор. Если я не выберусь и меня никто не найдёт – моя смерть будет страшной. В таком случае лучше бы Ричард целился лучше или Лурдес собственноручно пристрелила бы меня, чем так… От осознания своей беспомощности перед стенами, от боли в горле и раздирающей его жажды, от окоченевших пальцев, под ногти которых забились куски холодной земли, я, в очередной раз упав на спину после попытки зацепиться ногой за еловый корень, закричала. Не знаю, на что я надеялась, так сильно и громко крича в ночной час, в который в лесу людей быть не может, но, возможно, я ни на что не надеялась и у меня просто случился истерический припадок. И хотя я знаю, что кричала я чрезмерно громко, почти как кричала за несколько минут до появления Берека на свет, сказать, сколько продлился мой крик, я не смогу. Однако длился он достаточно долго, чтобы мой голос начал срываться на надсадный вопль, что в итоге и заставило меня закрыть свой рот обеими измазанными в землю руками. Меня никто не услышал. Наступила ночь. Самая тёмная в моей жизни, в буквальном смысле: в наступившей темноте я даже собственных рук, поднесённых к лицу, не могла рассмотреть. Но я чувствовала, как вытираю ими горячие потоки слёз, внезапно потекшие по моим замёрзшим щекам. Следующие десять минут непрерывного рыдания, я ногами искала на дне ямы свою сумочку и, найдя её и прижав к груди, забилась под одну из стен ямы. На ощупь достав из сумки флакон с дезинфицирующим средством, я снова обработала им руки и лицо, и, вдруг представив, как патологоанатом, изучив моё обнажённое мёртвое тело, сообщает следователю Пейтон Пайк о том, что на моей коже найдены следы антисептика, я разрыдалась ещё сильнее… 10 октября. Ночь была холодной. Температура воздуха была близка к нулю, так что если бы не всепоглощающая тьма, возможно я увидела бы клубы пара, вырывающиеся из моего рта, в котором зубы стучали так сильно, что я уже не сомневалась в том, что к утру подхвачу простуду. Неподвижная, забившаяся под неприступную земляную стену, я пыталась не думать о том, чьё внимание, помимо человеческого, могли привлечь мои надсадные крики, разрывавшие ночную тишину леса менее часа назад. Это штат Мэн, в здешних лесах водятся не только скунсы и олени, здесь имеются и чёрные медведи, и рыси. Я только начала погружаться в мысли о местном животном мире, как где-то у меня над головой послышалось неестественное шуршание ветра. Вскоре в яму что-то приземлилось. Я вздрогнула и замерла – даже мои зубы перестали стучать… Спустя несколько секунд услышав пугающе близкое уханье крупной птицы, предположительно совы, я до предела округлила глаза, но так ничего и не увидела, а хищная птица, по-видимому наконец заметившая моё присутствие, резко сорвалась с места и, судя по звуку, создающемуся её крыльями, отлетела в противоположную от меня сторону. Как только я вновь осталась в яме одна, мои зубы вновь застучали… Прежде я никогда в жизни не задумывалась над тем, почему люди не летают, и никогда не желала себе крыльев, но в этот момент я сосредоточенно ворочала в своей голове мысли о мистических людях-птицах, имеющих тепловизионное зрение, благодаря которому даже самая тёмная ночь для них не страшна. Я думала о них, как о реальных, живых существах… Я не спала всю ночь. Возможно поэтому она в итоге показалась мне ирреально длинной, как будто затянувшейся минимум на двое суток. Только один раз я чуть не задремала, но вдруг услышала шуршание на дне ямы, не так далеко от себя, отчего резко проснулась. Ночь всё ещё была в самом разгаре и становиться светлее не собиралась, поэтому на протяжении часа я слушала отчётливое шуршание рядом с собой и утешала себя мыслями о том, что это может быть какой-нибудь бурундук, но никак не хищник. И всё же пока звучало это шуршание, моё напряжение неконтролируемо нарастало. Я не слышала о случаях нападения рыси на человека, но я слышала, что эти звери способны перемещаться практически бесшумно… Медведи же известны своими нападениями на людей, но в окрестностях Роара водятся, насколько мне известно, только барибалы, а этот вид медвежьих, вроде как, один из самых миролюбивых. Я часто видела барибалов и всегда осенью или весной, перед их спячкой или после её окончания, когда они особенно голодны. Сейчас была осень… Обняв себя за плечи, я крепко зажмурилась и заставила себя занять свой разум менее убийственными мыслями. В итоге до рассвета я думала не о событиях, а о людях. Берек: как он спит сегодня и что думает по поводу того, что я не пришла за ним? Грир и Грация уже обеспокоились моим отсутствием? Проверили ли они мою квартиру, обнаружили ли мою пропажу? Астрид с Маршаллом уже знают? А мои родители? Что сегодня делал Байрон и что будет делать завтра? И, наконец, сможет ли Пейтон Пайк докопаться до правды без моего участия? Она не такая, как её предшественник, Эйч Маккормак, сливший дело об убийстве Рины в канализационную трубу. Следователь Пайк должна добраться до истины, у неё, по-видимому, характер на иной исход не заточен… Как только ночь начала подходить к концу, и я только-только начала различать очертания своей ямы, я стала свидетельницей завораживающего и одновременно пугающего природного действа: оказывается, ночью был туман, и теперь я видела, как его подвижные щупальца, повисшие на обрыве ямы, на дне которой я ёжилась от холода, будто заливаются в неё, но до дна не достают. Если бы эти щупальца не были газовыми, если бы я смогла за них ухватиться, я бы вскарабкалась по ним наверх и смогла бы спасти себе жизнь, смогла бы остаться живой… Поднявшись на ноги, я вновь исследовала стены своей ямы по всему периметру и вновь поняла, что зацепиться здесь не за что. И тогда я решила рыть. Так как крупных и крепких веток, способных выступить в роли орудия рытья, я в своей ловушке так и не нашла, я приняла решение рыть руками. И настойчиво рыла, благодаря чему на протяжении трёх часов проделала в земляной стене с десяток впадин, которые могли бы имитировать ступени для рук и ног, но стоило мне только засунуть ногу в одну из таких дыр, как она мгновенно обрушилась. Я что-то делала не так. Выбрала неправильную тактику. Должна была придумать что-нибудь ещё. Я дико устала, меня то трясло от озноба, то пекло от жара. Голова и желудок гудели из-за голода и жажды, которые теперь представлялись мне двумя клыкастыми волками, безжалостно терзающими моё нутро. Я старалась, но никак не могла сосредоточиться… В итоге, спустя три часа беспрерывного упорства и получения результата в виде неоспоримого поражения, я вновь вернулась к своей сумочке и поняла, что уже пора начинать страховаться на тот случай, если из этой ямы мне суждено будет выбраться только в виде хладного трупа. Обработав безнадёжно почерневшие от работы с землёй руки последними каплями антисептика, я лишь ещё больше развезла по коже грязь и почувствовала больший холод, что меня лишь ещё сильнее придавило депрессивными чувствами. Облокотившись о земляную стену, я достала из сумочки упаковку с бумажными платками и посчитала их: ровно три. Ровно столько, сколько мне нужно. В течение следующего часа на каждый бумажный платок я наносила затачивающимся от колпачка карандашом для подводки глаз одинаковый текст: 1 – Меня убили Лурдес Крайтон и её водитель-любовник Ричард; 2 – Мои убийцы являются Больничным Стрелком. Они убили мою подругу Рину Шейн и Ванду Фокскасл, перепутав их со мной. Они убили Пину Браун, биологическую мать Байрона Крайтона, и украли Байрона в младенчестве. В смерти докторов Пайк виновны тоже они. Им помогал доктор по фамилии Ламберт. 3 – Августа Крайтон – дочь Ричарда и Лурдес. Они всю жизнь обманывали Эрнеста Крайтона. 4 – Моя последняя воля: ОБЯЗАТЕЛЬНО расскажите Байрону Крайтону о том, что он является биологическим отцом моего ребёнка, и Береку расскажите, кто его отец. Пусть Байрон знает о том, что Берек всегда любил его, даже не зная его.