Тереза Холт. 26 сентября. Прошло пять дней с момента моей последней встречи с Байроном. Три дня он молчал, но позавчера и вчера предпринял попытки организовать со мной встречу, однако я, сославшись на повышенную температуру, предложила ему провести онлайн-конференцию, от которой он оба раза отказался. В том, что он позвонит мне сегодня, я даже не сомневалась. Продолжать же ссылаться на температуру я не смогу вечно, тем более с учётом того, что я всерьёз опасаюсь того, что эта ложь может дать наглости Крайтона второе дыхание, обретя которое он – кто сказал, что такое невозможно? – сможет позволить себе явиться на порог моего дома собственной персоной. И самое страшное в этой ситуации будет не то, что он увидит меня здоровой, а то, что он сможет хотя бы краем глаза увидеть Берека. Итак, если сегодня он позвонит мне с намерением устроить встречу, я должна буду согласиться. В конце концов, сколько верёвочке не виться, развязка всё равно свершится. Так может быть стоит перестать избегать неизбежного и в действительности стоит как можно скорее покончить со всем?.. С этим болезненным общением с Крайтоном, с этим проектом, а заодно, очевидно, и со своей карьерой, и с будущим фирмы “Шатем”… Нет, я не могу столь жестоко поступить с Аланом… Или уже поступила?.. За эти пять дней, на протяжении которых я ловко избегала общения с Крайтоном, многое произошло. Во-первых, я больше не сомневалась в том, что Пауль Дэвис обнаружил моё новое место жительства. Три дня назад и вчера я собственными глазами наблюдала его из кухонного окна на противоположной стороне улицы. Он, спрятав руки в карманах свободной чёрной куртки, просто стоял на тротуаре и смотрел на мой дом. С момента, в который я его замечала, до момента его ухода проходило около часа и всё это время он ничего не делал. Просто стоял и смотрел. Это выглядело откровенно жутко, и потому отныне все шторы на окнах, выходящих на улицу, у нас теперь плотно занавешены. Помимо переживаний, связанных с Байроном и Паулем, неприятных эмоций у меня в эти дни больше не было. А больше – как сказал бы мой отец – и не нужно, потому как только от этого количества нервоза мне уже было откровенно дурно. Родители, наконец, окончательно решили переезжать в Роар, но дом в Куает Вирлпул они всё же решили не продавать. Как и предполагал Грир, они остановились на идее жить на два дома: весну и лето они будут проводить в Куает Вирлпул, где у мамы разбиты чудесные теплицы и фантастический в своей красоте палисадник, а осень и зиму, менее хлопотливые и более депрессивные поры года, они будут проводить в Роаре, рядом с детьми и внуками. Все мы прекрасно понимали, что двойное местожительство – это лишь временный вариант и скоро родителям всё же придётся определиться с окончательным местом проживания, и, скорее всего, по очевидной причине они всё же остановятся на Роаре, однако все мы уважали их решение переходить из одного дома в другой постепенно, тем более их сбережения и щедрость Грира нам это позволяли. Отцу уже семьдесят, матери шестьдесят, сколько они ещё будут радовать нас своим здоровьем и не будут сдавать свои откровенно бодрые позиции? Лет десять – пятнадцать в лучшем случае? Главное, чтобы мама в этом году не слишком расстроилась на очередную годовщину со дня рождения и смерти её второго ребёнка, как это случилось в прошлом году. Казалось бы, прошло столько лет, после того ребёнка у наших родителей появились Грир и я, и даже внуки, но их боль от потери той девочки до сих пор сильна и остра пусть не как в первый день или год своего возникновения, но как в первое десятилетие переживания трагедии. Уверена, эта утрата до конца дней будет терзать их измученные дикой болью родительские сердца… Главное, чтобы эта боль не сократила дни их жизней, что нанесло бы нам, их детям, не менее серьёзную травму. Порой мне бывает очень сильно, я бы даже сказала необъяснимо сильно печально от этой потери моей не прожившей ни дня старшей сестры. Особенно больно бывает в октябре, на очередную годовщину, которую мы каждый год стараемся встречать всей семьёй, и ещё когда я испытываю сильные чувства к Астрид. Имея одну невероятную старшую сестру, от мысли о том, что у меня могла быть ещё одна такая же или хотя бы вполовину такая же потрясающая старшая сестра, я впадаю в самую настоящую грусть. Иногда я пытаюсь представить себе её живой, фантазирую о том, какой бы она могла быть… В моём воображении внешне она чуть-чуть похожа на меня, но всё же больше походит на Астрид, и так как она старше меня на восемь лет, у неё наверняка есть не только любимая работа – педиатр или биоинженер? – но ещё у неё есть и муж, и ребёнок или даже несколько детей, мои племянники… И она бы, узнав о моей незапланированной беременности, приехала бы ко мне той зимой в Бостон вместе с Астрид и Риной, и сказала бы что-то вроде: “Не переживай, мы справимся, я тебе помогу, младшенькая!”, – как тогда сказала мне Астрид, и она действительно была бы рядом и, может быть, в итоге помогла бы мне даже больше, чем все остальные… Я бы плакала на её плече из-за предательства Байрона, из-за токсикоза, из-за смерти Рины, из-за послеродовой депрессии, из-за грудной боли во время кормления младенца… Я бы плакала на её плече из-за сложившейся сейчас ситуации с Крайтоном. Я никому не рассказала о том, кто является отцом моего ребёнка, даже Астрид не говорила, но ей бы наверняка рассказала, и она бы мне что-нибудь сейчас посоветовала. Какая бы замечательная была у меня старшая сестра!.. Как бы сильно я её любила и, уверена, она бы тоже любила меня изо всех своих душевных сил!.. Но её нет. Она появилась и исчезла задолго до того, как появилась и когда-нибудь исчезну я. От этого всерьёз больно. Может быть, из-за того, что у меня всё плохо с доверием, я, в моменты душевной слабости, позволяю себе думать, будто бы именно моя “отсутствующая” сестра – не только я, все в нашей семье предпочитали слово “отсутствующая”, слову “умершая” – могла бы стать тем единственным человеком, которому я доверяла бы на все сто процентов, если бы только она осталась в живых. И тогда бы, доверяя ей как себе, я рассказала бы ей не только о Байроне, но и о Джее, и она наверняка посоветовала бы мне если не как пережить боль, нанесённую мне первым, тогда как избежать переживания боли со вторым. Джей замечательный парень. Он так же красив, как умён, и он очень улыбчив, что мне безумно в нём нравится, так как сама я улыбаюсь “слишком нечасто”, как мне часто говорила мама в те годы, в которые я жила рядом с ней и папой в Куает Вирлпул. Огромным же плюсом, стоящим над всеми достоинствами Джея, была его очевидная симпатия по отношению ко мне. То, как он не мог продолжительное время смотреть мне в глаза не впадая в краску при этом, или как он вздыхал, искоса поглядывая на меня, наивно полагая, будто я не замечаю его томления, заставляло меня замирать. Я давно поняла, что я испорченная и испортил меня определённый человек. После разрыва с парнем, которого я осмелилась полюбить, я не искала больше человека для своей любви: такой уже был в моей жизни, спасибо, больше не надо. Я стала эгоисткой. Стала искать того, кто будет любить меня и даже не только меня, но и моего ребёнка, оставленного мне тем, кто превратил меня в “любовную эгоистку”. Пауль Дэвис отличный тому пример, как и тот парень, улетевший в итоге в Эфиопию. Они оба были влюблены в меня, мне же большего было не нужно. Я имею ввиду себя. От себя я вообще ничего не требовала. Любишь меня? Неоднократно докажи, не бросай даже если оттолкну несколько десятков раз, и после я позволю своему телу быть рядом с твоим. И Пауль, и первый после Байрона парень, были влюблены в меня по уши. Однако я так считаю: влюблённость не любовь – её можно придушить. Прежде чем уехать в Эфиопию, тот голубоглазый блондин сильно сомневался в своём отъезде без меня, но я несколько раз повторила ему правду, сказанную мной ему ещё до начала наших отношений – я его по-настоящему не люблю – и он смирился. Хотя я и была эгоисткой, но не до такой степени, чтобы рушить чьи-то мечты, к примеру мечты о волонтёрстве в Африке, лишь ради того, чтобы привязать кого-то любящего меня к безразличной к этой любви мне. Я не просто отпустила – я оттолкнула его, и он уехал с грустью на сердце, но с надеждой и шансом на счастливое для себя будущее без моего участия в нём. Пауль же оказался иным… Маниакальным. То, что я восприняла за влюблённость в его лице, оказалось манией. Подобное не придушишь. Подобное можно только хладнокровно убить. А мне что-то подсказывало, что из меня плохой убийца чувств любого характера. В конце концов, если посмотреть на мой опыт с мужчинами, это станет сразу понятным. И теперь на моём горизонте возник Джей. Улыбчивый, лучезарный парень, рядом с которым мне, возможно, могло бы быть тепло. Не горячо, а именно тепло. То есть средне. Среднестатистически хорошо. Ничего особенного и одновременно целое счастье, целый мир тепла и уюта. Никаких сжигающих дотла пожаров. Контролируемый огонь в камине. Гарантированная односторонняя любовь, у которой может быть шанс перерасти в полноценное двустороннее движение чувств. Счастье? Возможно шанс на него. Джей позвонил мне двадцать третьего и сразу поставил перед фактом: завтра на рассвете он идёт гулять по пляжу и я пойду с ним. Я согласилась и потому оставила Берека ночевать у Грира с Грацией, от чего сам Берек пришёл в чистый восторг, так как отлично ладил с Кэмерон и Домиником, в обществе которых он чувствовал себя не просто старшим, а едва ли не взрослым, ведь он уже учился в школе, в то время как дети Грира не ходили даже в детский сад. Как и договаривались, мы с Джеем встретились на пляжной парковке в семь ноль-ноль и провели в компании друг друга замечательное утро. Час мы гуляли по пляжу, даже прошли мимо трейлера Гая Уэнрайта и видели дежурившего у его спущенных колёс Беби, ещё около часа мы сидели на выброшенном на берег дереве, ствол которого обветрился и под действием влаги, и соли оголился, давно потеряв всю кору. В основном говорил Джей и мне это нравилось. Похоже, парень понял, что я предпочитаю слушать и молчать, нежели отвечать на вопросы, и мне его внимательность импонировала. Он рассказывал мне о своих родителях, живущих в Макиасе, о своём старшем брате, живущем здесь же в Роаре, вместе со своей женой и двумя детьми, мальчиками семи и четырёх лет. Оказывается, в Роар Джей приехал вслед за братом, а ещё он очень сильно любит своих племянников, с которыми проводит едва ли не все выходные, пока их родители отдыхают от родительских обязанностей в ресторанах и отелях. Ещё он поделился со мной своим желанием вступить в местную баскетбольную команду, мечтой переплыть Атлантический океан на круизном лайнере и немного рассказал о трёх своих бывших девушках, количество которых в моём сознании сложно сопоставлялось с образом этого парня. С такими внешними и внутренними характеристиками, какими был наделён Джей, к двадцати восьми годам он, в моём представлении, должен был иметь целый гарем из бывших девушек, но “косяк” заключался в том, что Джей слишком серьёзно подходил к вопросу отношений, если к столь важному вопросу в принципе можно подходить слишком серьёзно. С первой девушкой он встречался три года, со второй шесть лет, а с третьей два года! У меня никогда не было столь длительных отношений. От таких цифр моё уважение к Джею заметно возросло: парень, способный на столь длительные отношения и расстающийся с девушкой только по причине её измены, её переезда в Юту или её желания восстановить отношения с бывшим бойфрендом, не мог не вызывать уважение. Он надёжен. Нацелен на серьёзные отношения. Любит детей. Любит спорт. Он сочетает в себе ум и красоту. Что ещё может быть нужно? Я не знаю. Но ощущение, будто нужно что-то ещё, меня не покидает. Джей уехал на неделю в Макиас, чтобы навестить родителей, с которыми не виделся с февраля, поэтому у меня было время на раздумья. Я пригласила его на день рождения Берека, он как раз должен был вернуться в Роар накануне. Позже даже подкинула ему идею для подарка, что стало для Джея отличным поводом для начала общения со мной в мессенджере. Так что Берек получит от Джея деревянную головоломку, наподобие одной из тех, которые в последнее время стали набирать популярность в его школе. Берек сам не говорил мне о том, что хочет такую, но я видела, как заинтересованно он наблюдал за тем, как похожую головоломку решал Питер – Пенелопа и Одрик купили своему сыну комплект из пяти головоломок, явно хорошо изучив его пристрастие к данному развлечению. Думаю, Береку понравится. Но точно не больше, чем мой подарок: целых три пазла, каждая на пятьсот деталей! Вот от чего он точно придёт в восторг. Свои подарки я уже купила, упаковала в красивые обёртки и спрятала в шкафу, накануне перед прогулкой с Джеем по пляжу. Надо же, пятый день рождения! Пять лет назад я родила этого человека… Он уже ходит в школу! Быстро. Как же это всё быстро… Интересно, что испытывают многодетные родители, если с одним ребёнком столько эмоций, переживаний, падений и взлётов? Что переживают Грир с Грацией, имея уже троих детей? Захотят ли они традиционно спустя два года родить четвёртого ребёнка или остановятся на Томми? Как они вообще справляются вдвоём с тремя? Мне одной с одним ребёнком не всегда удаётся справляться… – Мам, ты что, опять задумалась? – шагая рядом со мной и крепко сжимая мою ладонь в своей, окликнул меня Берек. Мы подходили к супермаркету, открывшемуся в Роаре в начале сентября. Огромное трехэтажное здание для этого относительно небольшого городка мгновенно стало самой главной достопримечательностью: популярные салоны одежды и салоны красоты, кафетерии, кинотеатр и игровая комната в момент открытия супермаркета притянули к себе, казалось, всех горожан. В будние дни здесь было заметно меньше народа, так что я предпочитала посещать это место среди недели, нежели в всегда шумные выходные. Сегодня я собиралась зайти в художественный магазин, чтобы купить стержни для своих автоматических простых карандашей, пару ластиков и заодно линейку, взамен той, которую Берек сломал, используя её в качестве лазерного меча в своей игре с плюшевым медведем, старшим него на год. На обратном пути, конечно же, я прикуплю Береку мороженое или шоколадку – на большее у меня в этом месяце средств не найдётся. – Ты что-то говорил? – обратилась к сыну я, всё ещё не до конца вынырнув из своих разноцветных мыслей. – Я рассказывал тебе о том, что миссис Фокскасл пришла вчера в школу в красивом синем платье. Мэлори говорит, что платье ей подарил её папа. Папа! Меня мгновенно кольнуло из-за предчувствия того, что сейчас тема отца снова будет аккуратно поднята этим деликатным мальчиком, но в этот момент он, по-видимому, даже не думал о том, чего я опасалась последние пять лет своей жизни и, кажется, буду опасаться всю свою оставшуюся жизнь. Внезапно он продолжил говорить совершенно о другом: – И ещё я тебе рассказывал, что у Руди родилась сестрёнка. Руди самый старший ребёнок в своей семье, в январе ему исполнится целых шесть лет, у него уже были сестра и два брата, а здесь его мама родила ему ещё одну сестрёнку, представляешь?! – Ничего себе, – с задумчивым видом отозвалась я, тем самым проявляя свою заинтересованность предлагаемой сыном темы. – А ты не хотела бы родить мне братика? – Ха! – от неожиданности я не сдержала внезапного пронзившего меня восторга. – Нет, дорогой мой, как-то не хочется. – Жалко. А-то мне хочется. Только именно братика, если что, хорошо? “Если что”? Моя улыбка становилась всё более широкой. – Учту ваше пожелание, сир. – Сир? А кто это такой? – Ну, сир – это форма обращения к монарху в Британии и Бельгии. – Британии и Бельгии? Это где? Далеко? – Это за океаном. – За нашим океаном? – Да, за нашим. – А кто такой монарх? – Тот, кто носит корону. – Но это же король. – Короли – это монархи, а монархи – это короли, понимаешь? – отвечала я на ходу. Нам оставалось всего каких-то пятнадцать метров до входа в супермаркет, когда я, не до конца поняв, что именно произошло, остановилась так резко, что Берек, идущий за мной след в след, врезался в моё левое бедро. Прямо передо мной стояли Крайтоны. Байрон и Августа. Они заметили меня гораздо раньше, чем я заметила их, и остановились. Они наверняка видели, как я заинтересованно общаюсь с Береком, издалека слышали весь наш разговор… И ждали момента, когда мы подойдём к ним впритык. И они дождались. Теперь они увидели Берека вблизи. Их взгляды впились в моего ребёнка, и я, среагировав на их пылающие глаза собственной кожей, почувствовав их колкость каждой клеточкой собственной дермы, неосознанно отстранила Берека назад, заставляя ребёнка спрятаться за моей спиной. Как только это произошло – моя защитная реакция сработала не отдавая мне отчёта – обе пары глаз Крайтонов переметнулись с ребёнка и сфокусировались на моём лице. Теперь я могла читать по их глазам. Августа ничего не поняла, я была уверена в этом, но у Байрона едва заметно дёрнулась бровь. Совсем чуть-чуть… Совсем-совсем едва уловимо… Или у страха глаза большие, и мне это просто показалось… – Ой, какой у вас красивенький сын! – вдруг восторженно воскликнула Августа. – Вы ведь видели моих детей, Геру и Хорхе, верно? – не найдя в себе сил пересилить свой шок, я немо закивала головой, мысленно заставляя прекратить смотреть на своих случайных встречных такими округлившимися, наверняка выдающими мой испуг глазами. – Да, точно, Вы видели их в первый день, когда пришли осматривать гостевой дом. Так вот, даже мои дети не такие красивенькие, как Ваш сын. – Угу… – только и смогла выдавить из себя я, словно вконец онемевшая кукла, параллельно страшно боясь переводить свой взгляд с Августы на Байрона, чтобы случайно не прочесть в его глазах, что именно он сумел рассмотреть в Береке. – Простите нас за бестактность, мы даже не поздоровались! – тем временем продолжала разглагольствовать присущим ей весёлым тоном Августа. – Всё в порядке, – мысленно влепив себе мощную пощёчину, наконец заставила себя заговорить я, но мой голос звучал как-то неестественно, предательски-надломлено. – А что вы здесь делаете? – Да мы так… Уже уезжаем… – Правда? Я думала, вы только приехали. – Нет, мы уже уезжаем… – я уже хотела сделать шаг назад, совсем забыв о том, что прямо позади себя я удерживаю Берека и потому рискую на него наступить, но Августа не отступалась. – А мы с Байроном решили выбраться за подарком для Геры. Завтра ей исполняется семь лет. – Поздравляю… – отозвалась я и, машинально переведя взгляд на Байрона, сразу же запнулась. В ЭТУ СЕКУНДУ ОН СМОТРЕЛ НА БЕРЕКА! Берек, выглядывая из-за меня, внимательно смотрел на него!!! Их взгляды встретились! И вдруг… Они улыбнулись друг другу! Одновременно! Как по щелчку! – Нет, всё-таки какой красивый мальчик… – вновь заметила Августа. – Сколько тебе лет? – уже без улыбки, но всё равно неожиданно мягким тоном, впервые с момента встречи подал голос Байрон. От услышанного весь мой внутренний мир мгновенно сжался до размеров точки, затем в одну миллисекунду разжался до масштабов галактики и вдруг отозвался резкой болью во всём моём организме от центра сердца до кончиков волос. Это был не простой вопрос – это был вопрос с подвохом. А это значит, что вопрошающий предполагает знание правильного ответа. Берек сделал едва уловимое движение вперёд, я почувствовала это рукой, в которой держала его руку – он готов был ответить. Но я успела перехватить его ответ… Я успела! – Четыре. Ему четыре. Будет в конце октября. Встретившись взглядом с сыном, я заметила, как он нахмурил брови. Он не ожидал ни того, что я перебью его, ни тем более подобного ответа из моих уст. – Четыре? – брови Августы мгновенно взмыли от удивления. – Крупненький, для своего возраста. – Как твоя температура? – неожиданно обратился ко мне Байрон, выбрав нарочито иную тему, не касающуюся ребёнка, и я мгновенно напряглась ещё сильнее. Это такой ход или никакой это не ход? В эти секунды я пыталась уловить хоть какую-нибудь волну, способную подсказать мне хоть что-нибудь касательно просвещения Байрона в жизненно важном для меня вопросе или полного отсутствия такового просвещения у него, но я ничего не улавливала. Абсолютно ничего. Все мои компасы, все стрелки были сбиты. Я попала в аномальную, опасную зону. Моё нутро меня не слушалось… Так и не дождавшись от меня ответа, заглядывая всё глубже в мои широко распахнутые глаза, Байрон повторил попытку: – Ты чувствуешь себя лучше? – Мама, ты болела?! – мгновенно включился Берек и, оттянув меня за руку, тем самым заставив меня смотреть на него, заглянул в мои глаза огромными зелёными изумрудами, точь-в-точь такими же, которые миллисекундой ранее убивали меня… Вот эти глаза смотрят на меня сверху вниз, а вот они же смотрят на меня снизу вверх. Система замкнулась. Моё сердце было на пределе. Оно колотилось так, как, кажется, не колотилось даже во время родов. – Со мной всё хорошо… – не слыша себя, промямлила я, глядя в глаза сыну. – Как тебя зовут, парень? – во второй раз позволил себе обратиться к моему ребёнку Крайтон, и на сей раз я не успела перехватить ответ сына, явно желающего пообщаться с тем, кто уже во второй раз искал общения с ним. – Меня зовут Берек, – бойко ответил мальчишка, при этом окончательно выйдя из-за моей спины. Он врезался в своего взрослого собеседника уверенным взглядом. – А меня зовут Байрон. Их выдавали даже голоса! Даже манера формировать и выпускать в пространство слова! Я переживала из-за одинакового цвета их волос и глаз, похожих причесок и похожего разреза глаз, из-за их одинакового цвета кожи, но слова… Слова, казалось, выдавали мою тайну с потрохами! Берек чеканил свои слова точь-в-точь такой же манерой, какой свои слова чеканил Байрон. Это просто невозможно! Как я до сих пор не замечала в своём сыне такой знакомой мне манеры говорить, напрямую принадлежащей Крайтону?! Резко сжав руку сына ещё сильнее, я, не отконтролировав своих действий, заставила его вновь зайти за мою спину. Байрон, я уловила это, заметил моё движение, но, казалось, никак на него не отреагировал, по крайней мере не продемонстрировал свою реакцию внешне. Игнорируя меня, он вдруг совершенно неожиданно, что, очевидно, удивило не только меня, но и Августу, присел на корточки и продолжил говорить с Береком, настойчиво выглядывающим из-за моего бедра. – Берек, завтра у моей племянницы день рождения, ей исполняется семь лет. Мы с Августой приглашаем тебя на этот праздник. – Ого, как здорово!.. – мгновенно восхитился мальчик, но его восторженная интонация потонула в моём категорическом тоне. – Мы не сможем прийти. У нас дела. На сей раз мой тон звучал уверенно, я даже услышала в нём отчётливый металл. Байрон мгновенно посмотрел на меня снизу вверх, и я увидела невероятное. Я увидела своего маленького сына сидящим передо мной на корточках, взрослым мужчиной… Вот какой он будет, когда вырастет. Точь-в-точь такой же. Внешность один в один. Только сердцевина в нём будет другая.