Ни я, ни маэстро Салазар не могли похвастаться знанием здешнего квартала красных фонарей, но в нашем отряде оказалась пара человек из ночной стражи, они имели некоторое представление о том, кто из веселых девиц принимает у себя школяров. Их и решили обойти. Мы уже проверили два борделя и полдюжины притонов поменьше и заходили в очередной сырой двор, когда из распахнутого окна второго этажа раздался пронзительный крик: — Стража! Брошенная меткой рукой кружка угодила Уве в голову и разлетелась на черепки. Войлочная шляпа отчасти смягчила удар, но и так мой слуга поплыл и уселся на задницу. — Мик, заходи через парадный! — крикнул я, а сам вслед за тремя стражниками заскочил на пристроенную к стене лестницу черного хода. Маэстро Салазар в компании пары крепких парней из ночной стражи рванул в арку, и лишь педель остался изображать помощь зажимавшему голову ладонями Уве. Первый из стражников шустро взбежал по шатким ступеням на второй этаж и с ходу вынес хлипкую дверь притона. Раздался пронзительный женский визг, блеснула сталь, мелькнула дубинка. Парочка громил вломилась внутрь вслед за товарищем, началась форменная свалка. Двух пьяных юнцов в результате повалили на пол, а кинувшейся на их защиту пьяной девке отвесили такую затрещину, что та отлетела к противоположной стене и завалилась на кровать. — Они? — с надеждой спросил я. — Смотрите сами, магистр, — отозвался стражник, ухватил одного из юнцов за волосы и приподнял голову от пола. Парень со спутанными за спиной руками грязно ругался и плевался кровью, под глазом у него наливался здоровенный синяк. — Вроде похож, — неуверенно произнес я и хлопнул арестанта по щеке. — Третий ваш где? Ответом стал плевок кровавой слюной, угодивший на сапог. Я выпрямился, оглядел комнатушку и шагнул к валявшейся на кровати девке. — Где третий?! — Ушел! — испуганно пискнула та. — Молчи, тварь! — крикнул школяр, получил носком тяжелого ботинка по почке и мигом заткнулся, взвыв от боли. — Двое здесь, один за мной! — скомандовал я, прошел по темному коридорчику и выглянул на лестничную клетку. Снизу доносились грохот и ругань, там выбивали входную дверь, но что-то трещало и наверху. Я чертыхнулся, вооружился пистолем и взбежал на третий этаж. А там — взломанный лаз на крышу! Святые небеса! — Стоять! — крикнул я, выбираясь на черепицу ската, но без толку. — Во славу солнца! — послышалось в ответ, а несколько мгновений спустя откуда-то снизу донесся отзвук сочного удара. — Страсти небесные! — охнул выбравшийся ко мне стражник. — Вот дурень так дурень! Я обреченно выругался и уже без всякой спешки двинулся в обратный путь. Маэстро Салазар и ведомые им стражники так и не смогли совладать с крепкой дверью, так что запустил их в дом и приказал спускать во двор школяров, а после уже отдельно предупредил Микаэля: — Присмотри за ними. Арестанты живыми нужны. Бретер убежал за стражниками, а я прошел через арку к Уве, который сидел на лавочке, прислонясь спиной к стене дома. — Как ты? — спросил у слуги. — Нормально, магистр, — выдавил тот. — Просто больно. Аж искры из глаз! Крови меж пальцев Уве и в самом деле видно не было, так что я со спокойной душой оставил его и отправился проверить сиганувшего с крыши школяра. Опередивший меня педель уже перевалил тело на спину и пытался нащупать пульс. Понахватался, понимаешь, от медиков! — Мертв? — спросил я. — Мертв, — ответил педель и вытер пальцы о штанину. — Карауль тело, пришлю за ним кого-нибудь, — распорядился я и ушел во двор. Тут срочности никакой нет, стоило позаботиться о живых. Так вот и вышло, что спать я завалился уже глубоко за полночь, а только закрыл глаза — и сразу раздался стук в дверь. Я подскочил спросонья, и лежавшая рядом Марта прошипела злобное проклятие. — Филипп! — послышался из коридора до омерзения бодрый голос маэстро Салазара. — Пора ехать в табор! — Убирайся! — крикнул я, падая обратно на подушку. Микаэль тут же постучал вновь. — Фили-и-ипп! Давно рассвело! Пора ехать! — Ради милости небесной, Мик, сгинь! — взмолился я. — Мне надо выспаться! Я только глаза сомкнул! Но бретер оказался непоколебим. — Упустим время — сарциане разбредутся по городу. Потеряем весь день. Я не удержался от страдальческого стона, сел и спустил ноги на пол. — О чем он говорит, Филипп? — насторожилась Марта. — Рабочие дела, — отмахнулся я и принялся одеваться. Девчонка перевернулась на бок и спросила: — Поехать с вами? — К сарцианам? — фыркнул я. — На кой? Лучше голову Уве посмотри, шишка у него будь здоров. Маэстро Салазар вновь протянул: — Фили-и-ипп! — Да иду я уже! Иду! — рявкнул я. В стену заколотили, призывая нас к тишине, но стоило только выругаться в голос, и стук немедленно стих. От вчерашней непогоды не осталось и следа, небо сияло чистейшей синевой, заметно потеплело. Плащ я надевать не стал, ограничился сорочкой, стеганым жакетом, кольчугой и камзолом. Да уж — без кольчуги теперь никуда. И без пистолей с жезлом — тоже. Когда распахнул дверь и вышел в коридор, Микаэль встретил меня широченной улыбкой, в искренность которой не поверил бы даже наивный младенец. — Ты просто не желаешь похмеляться в одиночку! — бросил я и зашагал к лестнице. — Вовсе нет! — уверил маэстро Салазар, поспешив следом. — Этот паршивый городок у меня уже сидит в печенках. Хочу поскорее отсюда убраться! — Ты столько пьешь, что у тебя печени давно нет! — Несправедливые слова ранят в самое сердце! — Какое еще сердце? Ты родился бессердечным! — заявил я и велел уже хлопотавшему по хозяйству владельцу таверны отправить кого-нибудь вывести из конюшни наших лошадей. Несмотря на ранний час, в общем зале оказалось многолюдно. Подручные Блондина заняли пару крайних столов и встречали новый день, поминая погибших товарищей, а люди из команды магистра Прантла с красными от недосыпа глазами завтракали и негромко обсуждали последние новости. Самого Рыбака я перехватил на выходе из таверны и, не удержавшись от невинной шуточки, спросил: — Как улов, Мориц? Магистр только глаза в ответ закатил, но я и не подумал отстать от него и вышел на улицу следом. — Процесс будет не из легких, — поведал там мне Мориц Прантл. — Отравившийся школяр так и не очнулся, его приятели молчат, словно… — он позволил себе кривую ухмылку, — рыбы. Во флигеле отыскалось несколько трактатов во славу солнца, явные новоделы, написанные на вульгарном староимперском, но без признательных показаний задержанных доказать вину будет архисложно. Я пожелал Рыбаку удачи и вернулся в таверну, а там, дабы проучить Микаэля, потребовал нести к перловой каше и яичнице с беконом не традиционный для завтрака графин вина, а кувшин пива. Маэстро Салазар с укором посмотрел на меня, но протестовать не стал. Это было воистину странно. Обычно по утрам злой на весь белый свет южанин не упускал возможности затеять свару, а когда ему не давали повода поскандалить, находил его сам. Подобное смирение наводило на нехорошие подозрения. — Выкладывай, что стряслось! — потребовал я, окончательно уверившись в мысли, что столь ранней побудке обязан отнюдь не только желанию подручного полюбоваться моей заспанной физиономией. Микаэль хмыкнул и отложил ложку в сторону. — Пока ты вчера общался в ратуше с важными сеньорами, я завернул в один недурственный кабачок неподалеку и стал невольным свидетелем крайне интересной беседы. — Ну? — поторопил я подручного. — Сарциане со дня на день двинутся в путь. Как бы даже не сегодня. — Серьезно? — Первый раз слышишь, что эти бродяги колесят по всей империи? — усмехнулся Микаэль, приложился к пивной кружке и поспешил меня успокоить: — На самом деле все не так плохо. Под Риером зимуют сразу несколько дружественных семей. С наступлением тепла они начинают разъезжаться, но кто-то непременно остается присматривать за местом. — Только вот этот кто-то мог приехать недавно и знать ничего не знает о старой ведьме с бельмом на глазу, — понимающе кивнул я. — Именно! — кивнул маэстро Салазар, откусил жареной колбаски и невнятно пробормотал: — И поскольку мне хочется поскорее убраться отсюда подобру-поздорову… — Да понял я! Понял! Сейчас позавтракаем и поедем.