На этот раз пришлось отделаться кивком, поскольку боль была на самом пике. – Вот у него я и научилась. На Земле у меня медицинского образования не было, а здесь сама жизнь заставила. И практики хоть отбавляй. По большей части вся она такая и есть – раны. Колотые, резаные, огнестрельные, рваные от зубов хищников и все в том же духе. Так что будь уверен: помогу непременно! И вядель у тебя превосходный, не иначе как из рук самого Пал Палыча вышел – легкой синевой отдает. Давно здесь? Меня хватило лишь на то, чтобы отрицательно дернуть головой – боль была почти нестерпима. Да и какой она могла быть, когда в твоей ране копаются без всякой анестезии! Давно ли я здесь? Иногда кажется, полжизни прошло, хотя на самом деле еще и полгода не минуло. – Недавно, значит? Тогда я тебе посоветую: на лаптях экономить нельзя! На всем чем угодно, только не на них! Согласна, на первом месте – оружие и патроны, иначе и от них толку не будет, мертвым они помочь не в состоянии. Но на втором должны быть лапти! Значит, так. Сейчас предстоит самое сложное. Вот тебе мой, и уж он-то точно тебе поможет! Иначе скоро губу себе отгрызешь. Девушка есть? – И, дождавшись кивка, пошутила: – Зачем ты ей без губы будешь нужен? Давай-давай! – настойчиво повторила Полина, пытаясь вынуть из моей руки жадр, чтобы его заменить. – Не надо, – попытался оставить его в руке, но без толку. Сам виноват, зажал бы его в здоровой руке, удержать получилось бы. – Вот так будет лучше… – и замерла. Я осторожно на нее покосился. Все так и есть: Полина стояла с моим жадром, и глаза ее были полны удивления. Да что там глаза, она даже рот открыла. Получается, сам себя выдал. Плохо. Женщина справилась с изумлением быстро и даже говорить ничего не стала. Несколько раз порывалась, но все же заставляла себя молчать. Ее движения теперь стали куда осторожнее, но боль от этого не уменьшилась. Наконец по-настоящему волшебной музыкой прозвучали ее слова: – Все! Шов получился ровным, но в таком месте он любой в глаза бросаться не будет. Осталось только бинт наложить. Да, старайся не делать резких движений. – Там серьезно? – Достаточно. Но ребра точно не повреждены. Сама рана нехорошая. В подобных случаях они обычно другие – входное отверстие и выходное. А тут как будто бы пуля боком вошла и едва кусок мышечной ткани не вырвала. Или как там по-медицински правильно? В терминологии я не сильна. Сейчас я тебя бульоном напою, и баиньки. – Полина, позови Остапа. – Хорошо. Перед тем как выйти, она взглянула на меня, на жадр, который теперь лежал на столе, но ничего не сказала. Остап пришел сразу же. – Что-то не так? – с порога спросил он. – Все не так. – Но что именно? Игорь, я знаю их давно, и уверяю тебя: они надежные, проверенные люди. Мне Мирон по гробовую доску обязан. – Полина попробовала мой жадр. Так получилось. – И что теперь? – Тут он догадался, что сразу стало понятно по изменившемуся выражению его лица. Если раньше оно выражало уверенность, что все будет в полном порядке, то теперь приобрело крайнюю озабоченность. – Вот об этом я и не подумал: жадры на вас не действуют! А она не могла не заметить твою боль. Игорь, ну как мне раньше-то в голову не пришло?! – Его слова были похожи на оправдание. – Я сам виноват. Ты-то здесь при чем? – Да как это ни при чем? Я вообще предполагал, что на себе придется нести. Когда тебе о таких вещах было думать в твоем состоянии? Спрашиваешь, что могло измениться, если бы до меня дошло? Влил бы в тебя пол-литра вместо анестезии, у меня есть. Сам знаешь, жадр и спиртное несовместимы – двух зайцев сразу убили бы. А так… А так уже все закончилось. Губы до крови искусал, штаны едва не обмочил, но закончилось. И о несовместимости в первый раз слышу. И все-таки разговор совсем не об этом. – Остап, уходить нам отсюда нужно. Есть тут еще поблизости место, где можно отлежаться хотя бы пару дней? – О чем ты говоришь? Какие тут два дня? Сомневаюсь, что даже недели хватит. Вот что, сейчас я с Полиной поговорю, чтобы она никому, в том числе и Мирону… Найдем, чем ее заинтересовать. Куда тебе сейчас такому? – добавил он, глядя, как я только со второй попытки умудрился сесть на постели. – Полина обязательно должна все рассказать Мирону. – покачал я головой. – И не потому, что жена. Тот должен быть готов к неприятностям, иначе они застанут его врасплох. – А если Мирон решит, что такие гости ему ни к чему? Должен-то он мне должен, но ведь у него тут семья, ребенок. – Значит, с утра и уйдем. Надеюсь, посреди ночи они нас не выгонят? – Ладно, с ним тоже попробую договориться. – Остап, – остановил я его, взявшегося уже за дверную ручку. – Что хотел? – обернулся он с такой готовностью, что мне стало даже немного неловко. – Обещай, что расскажешь обо всем честно. Не полностью, конечно, но достаточно, чтобы они не были в неведении. Иначе, несмотря на обещание, сделает по-своему. У Полины с Мироном такой славный сынишка. И если придут убивать меня, вряд ли они оставят в живых даже его. Зачем им оставлять того, кто рано или поздно сам придет за их головами? А именно так все и будет – мир здесь другой, и порядки иные. Остап ушел, я с трудом опустился на ложе, застеленное звериной шкурой. Мягкой и приятной на ощупь. И еще, можно нисколько не сомневаться: она имеет такие же свойства, как, например, медвежья. Иначе бы здесь не лежала. В медвежьей шкуре никогда не бывает паразитов. В противном случае за время долгой зимней спячки ее хозяина до полусмерти бы загрызли. Представив себе скребущего шкуру когтями во сне медведя, который еще то и дело бормочет проклятья, я улыбнулся. Таким улыбающимся меня и застала Полина, которая принесла бульон. В термосе, который выглядел настолько новым, как будто она только что сбегала за ним в близлежащий магазин. И еще принесла кувшин со стаканом. Оба глиняные, неглазированные, без всяких узоров, явно работы местного, не слишком опытного гончара. Судя по тому, что в поведении женщины ничего не изменилось, либо Остап не успел с ними поговорить, либо не очень-то она и испугалась той угрозы, которую я принес с собой. – Вода на всякий случай. Вдруг пить захочется. А бульончик – сейчас. – Спасибо, Полина, я лучше посплю. – Нет, так не пойдет, – решительно заявила она, присаживаясь на краешек постели. – Бульон все-таки придется выпить. Так тебе лечащий врач прописал! Несмотря на строгий тон, Полина улыбалась. Я заворочался, настраиваясь на то, что сейчас снова придет боль, едва только начну подниматься, когда она остановила меня легким движением руки. – Не надо вставать, я помогу. Бульон на вкус оказался слегка жирноват и немного пересолен. Хотя кто его знает, возможно, именно таким он и должен быть для моего состояния. И влезло в меня довольно много, сам этого не ожидал. – Игорь, свет тебе оставить? – на прощанье спросила Полина. – Не нужно. И без света не заблужусь. Окно будет видно и в темноте, а дверь напротив него. Она спросила что-то еще, но я уже успел прикрыть глаза, и мир вокруг сразу исчез. «Интересное дело, – размышлял я, проснувшись. – Вот почему так? В первые мгновения после пробуждения, как бы тяжело ни болел, поначалу чувствуешь себя замечательно. И даже успеваешь обрадоваться, что все закончилось. Но стоит только часам тикнуть несколько раз, как на тебя наваливается. Боль, слабость и все остальное прочее. Все эти рецепторы, которые докладывают мозгу о твоем состоянии, они тоже спят вместе с тобой? И даже просыпаются чуть позже тебя?» За окном уже стоял день. Светило солнышко, заливались местные птички, и не знай, где ты есть, ни за что не догадаешься, что не на Земле. Таких домишек и там полно, а ошкуренные бревна похожи на земные настолько, что, заставь тебя найти хоть одно отличие, ни за что не получится. И еще. В здешнем климате нет нужды в подобных домах из толстых бревен, которые точно простоят не меньше века. Достаточно будет если не сарая, то хижины. Или в нас так заложено? Дом должен быть настоящим домом. Что тут есть вокруг меня такого, чтобы сразу понять – мы на чужой планете? Я обвел глазами комнату. Разве что шкура подо мной. Но откуда мне знать, что и на Земле нет таких? Что, я все видел их и щупал? Вот и полка с книгами над головой. Их там несколько десятков наберется. Самых разных и по размеру, и по содержанию. И даже учебник сопромата. Он-то здесь что делает? Да и сами книги вообще? Наверное, до меня тут лежал такой же, как я, страдалец и развлекал себя чтением. В самом доме, кстати, ни одной книги не видел. Или не до того мне было? Жаль, конечно, что не получится здесь задержаться, с удовольствием бы что-нибудь почитал. Точно ведь, с того самого момента, как сюда угодил, ни в одну книгу даже не заглядывал. Вечно все бегом, если не спишь, значит, куда-то идешь, или ешь, или оружие чистишь, или что-нибудь ищешь. Да и не видел я нигде за все это время ни одной книги. Журнал на островах однажды нам попадался. Яркий, практически полностью состоящий из иллюстраций, с редкими вкраплениями текста из нескольких строк то ли на испанском, то ли на португальском языке. Издание специально для мужчин, заполненное обнаженными красотками в самых завлекательных позах. Мокрый, со слипшимися страницами, его забрал себе тогда еще живой Гриша Сноуден. Несмотря на едкое замечание Бориса, что уединиться с ним у Гриши ни за что не получится. – Сноуден, ты бы лучше настоящую бабу себе завел, – помню, сказал ему Гудрон. – Чтобы каждый раз по приходу «Контуса» в Радужный она на причале тебя ждала, махая трусиками над головой. Позоришь ты наш коллектив своими выходками. Тут недолго и обструкцию тебе устроить, дождешься ведь, – заявил он в заключение. У Гриши женщина в Радужном была. И пусть по прибытии ничем ему не махала, но Сноуден редко ночевал на корабле. Лишь в том случае, когда приходила его очередь дежурить. Кстати, Гудрону ли было об этом не знать, если они вдвоем к каким-то дамам в гости хаживали? Но как он мог упустить такую возможность? А теперь Гриша мертв. И с самим Борисом неизвестно что случилось. Так же, как и с остальными, и об этом совсем не хотелось думать. Я провел здоровой рукой по корешкам книг. Прикосновение было приятным, как будто поздоровался с людьми, которых давно не видел, и теперь ужасно рад встрече. Если придется сегодня отсюда уйти, обязательно выпрошу одну из них. Кроме учебника по сопромату – мне эпюры внешних сил осточертели, похоже, на всю оставшуюся жизнь. А так без разницы. Пусть даже женский любовный роман. Где-то вдалеке раздались голоса, и я напрягся. Посмотрев на стоявший у изголовья карабин, только махнул рукой и ухватил рукоять нагана. Толку от него немного, но хотя бы попытаюсь забрать одного с собой, чтобы не так обидно было. Голоса приближались, они казались мне все более знакомыми, пока наконец не удалось разобрать слова. – Ну и дульный ты тормоз, Демьян! – Боря, почему дульный? – Ладно, пусть будет просто тормоз. – И это мне говорит человек, которого я практически всю дорогу чуть ли не на себе нес?! – Да тебе за счастье было со мной прогуляться под ручку! – И следом: – Хозяева, где вы его прячете? – И после секундной паузы: – Валерия! Ровно пять минут вам даю на то, чтобы миловаться. И ни секундой больше! Остальному народу и самому не терпится его лицезреть! Голос Гудрона звучал на удивление строго. И если бы я его отлично не знал, ни за что бы не смог понять: говорит он серьезно или, как обычно, шутит. Глава двадцать первая Практически сразу же скрипнула входная дверь, и на пороге в лучах яркого солнца возникла Лера. Она застыла на миг, привыкая к полумраку, затем бросилась ко мне. Чтобы осторожно опуститься на самый краешек постели. Я улыбнулся ей как можно более ласково, но Лера не видела этого. Она прижала мою руку к лицу и всхлипнула. – Здравствуй, милая! – сказал, опасаясь, что она сейчас разразится слезами. – Я так успел по тебе соскучиться. – Я тоже. Больно? Даже если бы в тот момент умирал от боли, ни за что бы не признался, таким участливым было ее лицо. – Нет. – Теперь уже точно нет. И поинтересовался: – Дарья с вами?