– Нет. Более того, там и лодки самой нет. – Как нет?! – Они ночью куда-то уплыли. – И, глядя на мое изумленное лицо, добавил: – Дело к полудню идет, столько ты проспал. И правильно сделал, здоровый сон – залог здоровья. Он улыбнулся. Глава двадцатая Поначалу я подумал, он шутит. Что не совсем уместно в сложившейся ситуации. Затем получил объяснения. – Игорь, ты проспал половину суток. Извини, но в водичку я кое-что подсыпал, так было лучше для нас обоих. Тебя здесь никто бы найти не смог, ну а самому мне необязательно все время находиться рядом. За что извиняться? Если бы меня обнаружили перквизиторы, пристрелили бы и пошли дальше. Если разобраться, умереть во сне стало бы благом: заснул и не проснулся. Или же нет. Перед тем как уйти в небытие, каждая лишняя минута жизни бесценна. С другой стороны, и что она даст? Успеешь вспомнить о маме и любимой девушке? Успеешь пожалеть о том, что жизнь, в сущности, прожита зря? Пустишь слезу? Или наоборот, сможешь презрительно посмотреть в глаза врагу и грозно выкрикнуть, что ты и с того света их достанешь? Ну бред же! Если бы проклятия могли обретать материальность, на Земле давно бы уже царили справедливость и мир. Что именно подсыпал в воду Остап? Точно не вядель, он горчит неимоверно. То-то мне показалось, что у воды странный привкус. Ладно, отложим, сейчас куда важнее другое. – Остап, точно лодки на месте нет? – Точно. И никаких следов, как будто там что-то произошло. И стрельбы в том районе не было. Думаю, они уплыли сразу же после наступления темноты. Да, я еще и в Нужде успел побывать! Рассказывают, пожар ни с того ни с чего начался. Есть у них подозрения, что он чьих-то рук дело, но только подозрения. А вообще, суматоха в Нужде визиторам была выгодна. Я даже поправлять его не стал, некоторые вообще перквизиторов называют перками. Остап прав. Бушует огонь, в поселке суматоха, паника. Плачут от страха дети, мечутся и голосят женщины. Затем жители сумели организовать тушение, судя по тому, что поселок выгорел лишь частично. Наконец пожар потушен, наступило утро, и пришла пора оценить ущерб и подсчитать погибших. Тогда-то и выясняется, что кто-то бесследно исчез. Например, Теоретик. Один видел, другой… А затем – раз! – и нету. Ну что ж, такое случается. Никому и в голову не придет связать его исчезновение с перквизиторами. Которых, кстати, не видел никто. – Остап, а чужаков они не заметили? – Нет. Специально спрашивал. Ну вот, еще одно подтверждение моей теории. Вернее, гипотезы, когда, как утверждает Слава Проф, можно нести все что угодно. Единственное, в чем перквизиторам не повезло, – не оказалось в поселке того, ради которого все и было затеяно. В частности, меня. Или все-таки нет? В подслушанном нами с Остапом разговоре упоминался некий «объект». Но им вполне могла быть и женщина, поскольку нет у этого слова женского рода. Например, Дарья. Почему я решил, что охота идет именно на меня? Вот эта дырка в теле не доказательство ли того, что Теоретик им и даром не нужен? Что я о Даше знаю? Возможно, эмоционал Теоретик и в подметки ей не годится. Ладно, закончим, снова мы о яблоках и Буратино. Прежде всего необходимо разыскать лодку и все выяснить. Хотя бы то, что дар эмоционала у Даши действительно есть. – Игорь, о чем задумался? – Обо всем сразу. Да, а почему жителей мы не смогли увидеть, когда наблюдали за поселком с горы? – Вероятно, просто не повезло, – пожал плечами Остап. Слышали ли в Нужде устроенную нами пальбу, я даже спрашивать не стал – в любом случае никто бы на помощь не поспешил. Какое им дело до чьих-то разборок? Не принято здесь влезать в чужие дела. – Остап, перквизиторы при встрече смогут тебя в лицо узнать? Он широко улыбнулся. – Вряд ли. Разве что по спине, в основном только ее и видели. Кроме двух. Но тех уже черти в аду жарят. По спине – крайне сомнительно, видели бы они ее и с кем бы я сейчас разговаривал? При их-то навыках в стрельбе. – При пожаре много погибло? – Два человека сгорело, и еще один как будто исчез. – Мужчина? – Да. Это важно? Самому бы знать точно. Только почему-то мне кажется, он понадобился перквизиторам как язык. Чтобы окончательно убедиться: того, кто им нужен, в поселке нет. Селение небольшое, гости в нем редкость, и новые лица обязательно бросятся в глаза. Почему, ничего не выяснив, сразу устроили пожар? Вот бы с одним из перквизиторов поговорить! Он бы точно ответил на все вопросы. Да и мы ли вообще им нужны? Все, хватит об этом! Мне бы сказки придумывать. Про Буратин. – Игорь, тебе необходимо какое-то время отлежаться, пока я займусь поисками лодки. Сейчас, в твоем состоянии, ты будешь только обузой, пойми! Отлично понимаю. Но где отлежаться? Предложения есть? Только Нужду не предлагай. – Тут недалеко есть что-то вроде хутора. Место тихое, уединенное, там редко кто бывает. Людей живет всего трое – мужик с женой и ребенок. К тому же Полина разбирается в медицине. Самое место, чтобы поправить здоровье. – Он с сомнением посмотрел на меня и поправился: – Ну, как недалеко… К вечеру должны добраться. Останешься у них, а я тем временем попытаюсь найти остальных. Если понадобится, еще человека подтяну. Есть у меня в Нужде хороший знакомый, Гоша Татарин. Так вот, за эту штуку – Остап хлопнул ладонью по нагрудному карману – он со мной за компанию хоть в Звездный пойдет. Ну так что? Я протянул ему жадр. По сути, мои проблемы. Зачем ему оплачивать их из собственного кармана? И еще. Если вдуматься, это для него они огромная ценность. И для неведомого мне Гоши Татарина. Но не для меня. Особенно в связи с тем, что боль терзала плечо, отдавала во всю руку до самых кончиков пальцев, но жадры совсем не могли помочь. К знакомым Остапа мы добрались уже в темноте. На то, что в нормальном состоянии заняло бы у нас от силы часа четыре, потребовалось вдвое больше времени. Пусть даже мы практически не останавливались, шли себе и шли. Вернее, я брел, а Остап кружил вокруг, стараясь быть сразу со всех сторон. Понимая, что, если вдруг что-то случится, обнаружу я опасность не раньше, чем она уже покончит со мной и пойдет искать себе новые жертвы. Остап всегда возникал внезапно, выныривая из джунглей где угодно – сзади, спереди или с боков. Поначалу я вздрагивал, что всякий раз отдавалось болью. Затем привык и перестал. Появлялся он каждый раз только для того, чтобы подкорректировать курс. Мой карабин висел у него на плече с самого начала пути. Брел я, заложив левую руку за разгрузку, а в правой держа наган. Так мы и шли. Шли долго, и для меня, едва передвигавшего ноги, мучительно. Дом открылся внезапно, когда я уже в сотый, наверное, раз отговаривал себя предложить Остапу переночевать там, где мы к тому времени находились, а уже утром продолжить путь. Темнота не самое подходящее время для прогулки по джунглям чужой планеты, где и днем полно опасностей на каждом шагу. Это и являлось моим основным доводом, признаваться в том, что давно уже едва держусь на ногах, не хотелось. Появился Остап; я открыл рот… и увидел в просвете между деревьями строение. Так его и захлопнул, не сказав ни слова, сообразив, что пришли. – Тут оазис, – сообщил Остап. – Небольшой, даже крохотный, но именно оазис. Ни на мгновение не сомневался. Иначе построить дом в глуши и жить там вдвоем, да еще и с ребенком… Вообще-то, конечно, можно, но долго вряд ли получится. Когда мы вошли в дом, хозяева еще не спали. К моему удивлению, внутри горел электрический свет. Светились две тусклые лампочки, похожие на автомобильные. Из тех, которые когда-то давно стояли в фарах, пока им на замену не пришли всяческие галогены, ксеноны и светодиоды. «От аккумулятора, что ли, запитаны?» – размышлял я, рассматривая хозяев. Миловидная женщина тридцати с небольшим лет была одета в новое ситцевое платье. Что удивительно, она не выглядела испуганной или даже настороженной, как муж – ее ровесник, выше жены на голову. В отличие от нее, светлоголовой, жгучий брюнет, но с такими же темными глазами, как у жены. Синий, с множеством карманов, рабочий комбинезон на нем сидел как влитой. И был он чист, без единого пятнышка. За их спинами прятался мальчишка. Не слишком силен в том, чтобы с ходу определять возраст детей, но примерно в таком возрасте обычно идут в школу. Вернее, не прятался, стоял позади матери. Любопытства в его глазах было не меньше, чем у нее самой. И еще. Ни мужчина, ни женщина, а тем более их сын, совсем не походили на тех, кто, что называется, живет сегодняшним днем. Когда лишь бы день протянуть и сытым лечь спать. А завтра… Ну а что завтра? Очередной бесконечный день, когда придется работать от рассвета до заката, чтобы хоть как-то себя прокормить. Отнюдь. Все они выглядели так, как будто жизнь наособицу им совсем не в тягость. И работают ровно столько, сколько посчитают нужным, и с едой у них все в порядке, и развлечений достаточно. – Здравствуйте, хозяева́! – приветствовал их Остап, сделав ударение на последнем слоге. – И Мирон, и Полина, и конечно же Денис Миронович! – имени-отчества удостоился самый младший из них. – Извините, что нежданно-негаданно, но обстоятельства так сложились. Вот, постояльца к вам привел, – повернулся он ко мне. Я успел прислониться к стене – так было легче оставаться на ногах. – Зовут Игорем. Человек он хороший, но, как сами видите, сейчас может упасть. Падать я даже не думал, но спорить с ним не собирался. – Может, присядете? – предложила Полина. Голос у нее оказался звонким и удивительно певучим. Соглашаясь, я лишь кивнул. Во рту пересохло, вода во фляжке давно закончилась, и потому опасался, что вместо внятных слов получится только хрип и шипение. И еще подумал, что фляжку, вероятно, придется выбросить. После того как в ней побывал вядель, вода начала горчить. Несколько раз, когда подвернулись случаи, ее промывал, но вода все равно оставалась горькой. Дом состоял из единственной комнаты. И лишь там, где, вероятно, располагалась супружеская постель, она была отделена от остального помещения ширмой. Два окна, стол рядом с одним из них. Скамья у другого, полки на стенах, частично заставленные утварью, шкура какого-то зверя между окнами, пара табуретов, постель мальчишки… Пожалуй, все. В доме явно не готовили пищи. Да и какой в том смысл, в здешнем-то климате? На лавку я садился осторожно, опасаясь растревожить рану. – Остап, пойдем, поговорить нужно, – сказал Мирон, указывая на дверь, и они вышли. Мальчишка принялся играть. Он собирал из деревянных брусков и кубиков сложную конструкцию, изредка бросая на меня любопытные взгляды. Полина снова вернулась к своему занятию, прерванному нашим появлением, перебирая то ли ягоды, то ли мелкие орешки. Она пару раз посмотрела в мою сторону: как я там, сознание еще не потерял? Но молчала, ожидая прихода мужа и его решения. Мирон с Остапом разговаривали недолго. А когда вошли, хозяин с порога сказал: – Полина, Игорь останется здесь. Устрой его, на рану взгляни и так далее. Поесть бы ему еще не мешало. Ну ты и сама все знаешь. Та согласно кивнула, ни словом, ни даже взглядом не выказав своего неудовольствия. – Свет организуй, – только и попросила она. И обратилась уже ко мне: – Пойдемте, Игорь, здесь всего два шага. Вам помочь? – спросила женщина, наблюдая за тем, как медленно я поднимаюсь с лавки. – Сам справлюсь, спасибо. В некоторых кругах на Земле это слово едва ли не табу. Мне оно нравится не меньше всех других выражений благодарности. Разве дело в том, каким из них пользоваться? Главное, как именно его произносить. Все что угодно можно сказать таким тоном, что в итоге получится издевка или даже почти ругательство. Мое пристанище действительно оказалось рядом, буквально за углом дома. Оно, собственно, и представляло собой его часть, явно построенное позже основного дома. Комнатка квадратов в семь-восемь, где только всего и было, что постель, небольшой столик у изголовья, табурет да длинная, в полстены, полка. Единственная вещь, которой стоило бы удивиться. Нет, не самой полке, ее содержанию – она оказалась полностью забита книгами. Толстенными фолиантами, тонкими брошюрами, книгами обычного формата, книгами в разной степени сохранности, но целиком. И я бы обязательно удивился, если бы не чувствовал себя так неважно, что единственной мечтой было рухнуть на постель. И черт с ней, с обувью, скинуть которую точно не хватит сил. Но, судя по всему, мне предстояли врачебные процедуры. В пристройке тоже горел свет, две такие же лампочки, светившие куда ярче, чем в самом доме. – Электричество у вас откуда? – поинтересовался я, как будто ничего важнее, чем выяснить его природу, на данный момент для меня не было. – Там, – неопределенно махнула Полина рукой. – Там ручей бежит и лопасти крутит. Его немного, только на несколько лампочек и хватает, но с ними куда удобнее. Правда, в доме пришлось выключить, чтобы сюда хватило. Но Мироша пообещал, скоро сделает так, что хоть люстры везде вешай. У него вообще золотые руки! – И призадумалась. – Как бы нам поудобнее пристроиться? Игорь, вы постоять сможете? Днем проблемы бы не было, но, если приляжете, мне света не хватит. И до утра откладывать не стоит. – Смогу. Полина, может быть, на «ты» перейдем? – Настолько уже привык, что даже совсем незнакомые люди всегда тебе «тыкают». – Хорошо. Игорь, лапоть у тебя имеется? Не сразу сообразив, что речь идет о жадре, я с готовностью его протянул. Предполагая, что он станет платой и за лечение, и за приют. – Мне-то он зачем? Зажми его в кулаке – сейчас будет больно. Разговаривая, Полина уже вовсю действовала, пытаясь с помощью теплого мокрого компресса размочить повязку на ране. Жадр конечно же я в кулаке зажал. Хотя толку с него было… Особенно через несколько минут, когда она приступила к самому лечению. – Можно ложиться. И я послушно лег на правый бок, успев к тому времени до крови искусать нижнюю губу. В лежачем положении боли не стало меньше, и потому я продолжал истязать губу, в то время как женщина колдовала над моей раной. – Мы раньше в Новлях жили. Приходилось там бывать? Я издал невнятный звук, который должен был прозвучать подтверждением. – Тогда и Пал Палыча знать должны.