– Среди нас есть две девушки. И они посчитали, что девушки им нужны, а мы нет. Что тут еще можно было добавить? Да ничего. В его взгляде ничего не изменилось. Он по-прежнему смотрел на меня оценивающе, но без всякой угрозы, и это мне нравилось. – А сами вы кто будете? – Люди Грека. Ноль реакции ни у него, ни у всех остальных. Явно они о нем даже не слышали. И вот этот момент мне был совсем непонятен – Грек весьма известная личность. – И где он? Еще один логичный вопрос. Почему на берегу не стоит сам Грек? Почему он прислал кого-то другого, оставаясь невидимым? – Он ушел. – И этот, в шляпе, сразу понял: Грек ушел туда, откуда никто и никогда не возвращался. – А с ним еще трое. И за каждого из них я снова готов убить и Карабаса, и Чинзано, и Волыну, и остальных. Клички или имена других мне не были известны. Но в нашем с ним разговоре промелькнул только Карабас, так что пусть делает выводы. – Нам необходимо посоветоваться, – объявил он. – Да сколько душе угодно! Позовете, когда закончите. – И пошел к стоянке. Во рту снова пересохло, а на столе лежит фляжка, воды в которой оставалось больше половины. – Как тебя кличут? – донеслось уже в спину. – Игорь, – не оборачиваясь, ответил я. Совещались они целых девять минут. Мне не только удалось напиться, но и вдоволь нахлебаться ухи из котелка прямо через край. И много раз скрипнуть зубами. Гриша Сноуден был отличным поваром, и теперь мне долго каждая мелочь будет напоминать о погибших. Да, еще я удостоился похвалы от Гудрона, который показал мне большой палец. Мол, правильную выбрал линию поведения, все сказано по существу. Ничего я не выбирал – что думал, то и говорил. Самым важным во время разговора было вовремя среагировать и успеть укрыться. Собственно, то же самое им и останется. Нет ничего глупее, чем, зевнув, получить пулю. Безусловно, я буду полностью отмщен, но какое мне уже будет до этого дело? Янис, Трофим и остальные вели себя так тихо, как будто здесь, кроме меня, никого и не было. Я отчасти даже расстроился – в лодке могут подумать, что блефую. Наконец с берега послышалось: «Игорь!» И я поспешил на зов. Вернее, не поспешил, а неторопливо направился. – В общем, вот что мы тут подумали, – начал главный из них. Перед тем как продолжить, он снял с головы шляпу и смахнул пот с бритой головы. – Не знаю, все ли было так, как ты сказал, но нам хотелось бы кое-что забрать. То, для чего, собственно, мы сюда и прибыли. Надеюсь, препон нам не будет? Возможно. – Забрать что именно? – Да так, кое-какую вещицу, – туманно сказал он. – Габаритную, тяжелую? – Нет. В лучшем случае около килограмма. А по размеру в карман должно поместиться. – Без проблем. – Не было здесь, на мой взгляд, ничего такого ценного, что соответствовало бы описанию. Больше всего к нему подходил пистолет. Но вряд ли бы эти люди прибыли сюда за ним. – Только вот что: на берег из вас сойдет кто-то один. Сам говоришь, маленькое и легкое. – Договорились! Не то чтобы он повеселел, но части своего напряжения лишился определенно. И тут же спрыгнул в воду, глубина которой едва достигала ему груди. Меня обязательно бы мучило любопытство, если бы не раскалывающаяся голова. Мы прошли с ним в лагерь вдвоем. Молча, не перекинувшись ни словом. Да и о чем говорить? Конечно же вопросов на языке вертелось множество. Самых разных. Начиная с вопроса – откуда вы, и заканчивая – что хотите забрать. И еще, есть ли безопасный путь отсюда, чтобы не попасть под отступающих ящеров в самом неподходящем месте. Но я молчал, ибо глупо вести разговоры с теми, кто хорошо знал убитых нами людей. С которыми, вполне возможно, их связывали дружеские отношения. Поди проверь, что из сказанного мною правда. Но даже если все, не считает ли он, что Карабас с остальными были в своем праве поступить так, как собирались, и им просто не фартануло? Незнакомец, оказавшись в лагере, обвел его, как мне показалось, чересчур любопытным взглядом. Что он хотел увидеть? Девушек? Что-то еще? Затем неторопливо направился к длиннющей, сооруженной из трех жердей сушилке, на которой висело несколько пучков водорослей. Я с интересом за ним наблюдал. Неужели ему нужны именно они? Но водоросли точно в карман не поместятся, как минимум нужен мешок. Да и что в них такого особенного? Подобными водорослями все, что можно, вокруг усеяно. И в воде, и на берегу. Но нет, на самом краю сушилки висело нечто вроде сумки от противогаза. Хотя, возможно, именно ею предмет и являлся. Чужак подошел к ней, открыл, понюхал, снова закрыл и перекинул лямку через плечо. Что в ней лежит, ради чего он, по сути, рискует жизнью? Обращали ли мы на сумку внимание? Непременно. Интересовались тем, что внутри? Возможно. Сам я лишь помял ее снаружи. Шуршало так, как будто она набита высушенными водорослями. На мой взгляд, ничего интересного. – Про девушек точно не соврал? – неожиданно поинтересовался человек в шляпе. – Они тебе с утеса, – указал я, откуда именно, – на прощанье платочками помашут. Насчет всплакнуть – не обещаю. А вот другое – вполне возможно, одна из них была подругой Грека. Дальше к самому берегу мы шли в полном молчании. И уже у самой кромки воды я все-таки не выдержал: – Что в сумке? – Вядель. Слово было мне незнакомо. Ни здесь, ни на Земле. Но тут настолько любят давать всему свои собственные названия, что вяделем может оказаться все что угодно. В ответ на мой полный недоумения взгляд он пояснил: – Лекарство. Практически от всего. Наркотики? А что, вполне возможно. – Жадрами пользоваться не пробовали? – спросил я, даже не пытаясь скрыть иронии. На Земле жадры имели бы огромную ценность, в том числе потому, что могут избавлять от любой зависимости. Сами при этом ее не вызывая. Не так, как в случае с героином, который синтезировали, надеясь получить лекарство от морфия. – Много он тебе поможет, если в тебе завелись геламоны? – И, глядя в мое ошеломленное лицо, кивнул: – Вот так-то! Свое обещание я не выполнил, никто ему с вершины платочками махать не стал. Но отсалютовали, пусть и своеобразно. Уже с карабином в руках, укрывшись за камнем, я наблюдал, как отдаляется лодка. Размышляя, чем же для нас закончится их визит. Любая логика при практически полном отсутствии информации неприменима, но ряд действий стоило бы предпринять. Тогда-то в небе и появилась тройка птеров. Согласно альбому Грека (воспоминание о нем заставило меня зарычать сквозь плотно стиснутые зубы), их существует семь разновидностей. По крайней мере, тех, о которых ему удалось добыть сведения как об особях, представляющих опасность для человека. Обычно они размером с ворону, но с более пестрым оперением и с длинной зубастой пастью, отчего и получили свое название. Эти оказались куда крупнее, но пасти у них были точно такие же. Не знаю, виноват ли местный аналог домоевой кислоты, интоксикация которой заставляет земных чаек становиться чрезвычайно агрессивными, причем порой настолько, что зафиксированы случаи нападений ими даже на человека, но в любом случае птеры иной раз представляют собой нешуточную опасность. Люди в лодке меньше всего внимания обращали на небо. Что и понятно: встретить птеров здесь редкость. Двое были заняты греблей, остальные смотрели в сторону удаляющегося острова. И потому атака сверху стала бы для них полнейшей неожиданностью. Птеры, как и многие другие птицы, издают в полете шум, но из-за плеска воды и скрипа уключин они могли его и не услышать. И тут вмешались мы. Наверняка чужаки справились бы и без нашей помощи – восемь вооруженных мужиков против трех пусть и зубастых, но птиц. Но они успели бы их изрядно потрепать, впиваясь зубами в ничем не защищенную плоть. Да и последствий в виде плохо заживающих ран им точно бы не избежать. Дистанция была самой подходящей, ружье заряжено картечью, а мои навыки стендовой стрельбы никуда не делись. И я, не раздумывая, вскинул ружье. Янис с вершины утеса опередил на какой-то миг, но людям в лодке повезло, что мы не выбрали с ним одну и ту же цель. Оставшуюся тварь я заставил упасть в воду следующим выстрелом и тут же юркнул за камень – реакция на нашу стрельбу у людей в лодке могла быть любой. Обошлось. Хотя нет ничего обиднее, чем пострадать от тех, кому пытаешься помочь. – Надо поскорее отсюда убираться, – сообщил Демьян то, что и без его слов было предельно ясно. – Черт его знает, когда ждать следующих гостей и в каком количестве. – У тебя есть конкретные мысли? – поинтересовался Гудрон. Мы сидели все за тем же столом и обсуждали создавшуюся ситуацию. – Нет, – помотал головой наш оставшийся без корабля капитан. – Вячеслав? – обратился я к Профу. Тот пожал плечами. – Выбор у нас небогат, если есть вообще. Либо оставаться здесь до окончания нашествия, либо уйти, благо есть на чем. И в том, и в другом случае минусов куда больше, чем плюсов. Все так и есть, куда ни кинь, всюду клин. – Трофим? – Возможно, человеку с огромным опытом, пусть и весьма специфическим, есть что сказать. – Не знаю. Хотя приму любое решение, каким бы оно ни было. Нам всем придется его принимать, любое. Иначе в нашем коллективе случится раздрай, что никогда не приводило ни к чему хорошему. – Борис? – оставалось выслушать лишь Гудрона. – Кстати, как себя чувствуешь? Жара нет? Мало что понимаю в медицине, но жар всегда связан с каким-нибудь воспалением, и его хотелось бы избежать. – Куда лучше, чем мог бы предполагать, – ответил он. – И жара нет. Хотя на текущий момент ходок из меня хреновый. Тебе и не придется ходить, повезем в лодке. Знать бы еще, куда именно. Я посмотрел на его руки, и он растопырил пальцы. Жадра в них нет, а значит, его относительно неплохое самочувствие обусловлено не им. Что отчасти уже успокаивает. Правда, нет никакой гарантии, что назавтра ему не станет хуже. Интересно, тот самый вядель, который, как утверждал гость, лекарство чуть ли не от всего сразу, при ранениях помочь может? Хотя уже за одно только избавление от геламон ему памятник впору поставить. Если тот тип не солгал. Геламоны – самое страшное из того, что мне довелось узнать в этом мире. – Игорь, а зачем они сюда заявлялись? – поинтересовался Демьян. – С моего места ни слова не было слышно и лагерь не просматривался. Пришлось коротко рассказать обо всем, что видел сам и о чем услышал от гостя. – Вядель? Никогда о нем не слышал. Что, действительно избавляет от геламон? – Понятия не имею, – честно признался я. – Он так сказал. – Сомнительно. – Весь облик Славы Профа выдавал его скептицизм. – Геламоны приникают через шейный отдел позвоночника непосредственно в спинной мозг. Чтобы парализовать тело и использовать его как инкубатор для своего потомства. Ну избавит он от них, и что дальше? Паралич ведь никуда не денется! – И тут же: – А может, денется? – И снова: – Нет, вряд ли. – Возможно, он неправильно выразился, – предположил Демьян. – Может, эту штуку принимают, чтобы геламон запахом отгонять. Как чесноком энцефалитных клещей. – Вампиров, хотел сказать, – поправил его Гудрон. – Нет, именно клещей. Общался я с одним бомжом, он черемшу продавал. А та годна в пищу только весной, когда самый опасный период. «Как же ты, спрашиваю, не боишься ее собирать?» Он и поведал свою методику. Согласно ей, чеснок и есть нужно, и вроде еще натираться, и, по-моему, водка требуется тоже. Плохо помню, но он всерьез утверждал, что способ работает на ура. – Так, – хлопнул я по столу ладонью. – Все это чрезвычайно интересно, но давайте вернемся к делу.