А старый отшельник продолжал, не замечая удивления казаков: — Твой батька, куда тебя за щуками возил? — На русло? — Вспоминал Саблин. — Ага-ага, на русло, на русло. — Кивает дед. — Вот и они на русло ходили. Хороших щук там в первый день брали. Вот и во второй пошли. Щука хорошая рыба, не очень вкусная, но есть её можно, а куры и свиньи её едят так с удовольствием. И заготовители её принимают без ограничений. По рублю за двести килограмм. Половина армейских консервов содержит мясо щуки, ну и ещё она почти не гниёт. Легко сушится. Одна лодка щуки, и казачья семья может жить безбедно месяц. Только вокруг станицы её мало, вот рыбари и ходя за ней на русла рек. — После антенны километров тридцать? — Спросил Головин. — Наверное, сорок будет, — вспоминал Аким. — Два часа хода. — Верно, сорок километров, — говорил отшельник, переверчивая улиток на сковороде, — только за два часа не дойдёте. — Не дойдём? — Удивился Саблин. — Нипочём не дойдёте. — Говорил дед Сергей, сваливая готовых улиток в миску и разбивая панцири следующей партии, — осенью большая вода была, такая, что я на крыше жил неделю. Река там нагородила таких кочек, что быстро ехать не получится. Протоки узкие, кочка на кочке, и все волчьей ягодой и акацией поросшие, да ещё кувшинка всё забила. До антенны ещё туда-сюда, километров двадцать за час пройдёте, может двадцать пять, а дальше, — старик махнул рукой, — пятнадцать и то хорошо будет. — Выйдем затемно, — сказал урядник Головин. — Чтобы на зорьке у омутов быть. — Ну, тогда надо начинать, — оживился отшельник, — чего ждёте, улитки поспели, давайте разливайте. Казаки стали садиться на расстеленный на пол брезент. Стол у деда был очень меленький, а стульев всего два, брали улиток, хлеб с салом, Юра вытащил деликатес — целую луковицу. И не маленькую. Выпили по первой, почестному порезали лук, брали улиток, сало. Дед ещё вывалил целую кастрюлю корня кувшинки. Белого стебля, что у самого грунта растёт. Вещь не противная, под кукурузное вино так и вовсе вкусная. — Дед Сергей, — начал Фёдор Верёвка разливая по второй, — а откуда вы нашего Акимку знаете. По отчеству его величаете. — О, так я же его батьки крёстный. — Вот как? — Удивлялись казаки. — Так, так, — кивал дед, — Андрюшку то с рождения на руках держал. Евойный дед, Аркадий Моисеевич, мой дружок старинный, в одном взводе тридцать лет отслужили, я шестнадцать призывов, а он так и вовсе восемнадцать. Лихой был казак, покойничек. — Ну, выпьем, за старых казаков, — предложил Головин. — Здравы будьте, отцы! Все чокались железными кружками и повторяли: — Здравы будьте, отцы! Здравы будьте, отцы! — Да, — выпив, говорит дед, — в моих призывах крепки были казаки, — он машет на казаков рукой, — не вам чета. Мы то, как на призыв шли? Бронюшку, какую-никакую, нацепили, ружьишко, какое-никакое, взяли и пошёл. Ни моторов в коленях, ни брони с охлаждением, ни панорам, ничего. Одной силой и глазом воевали. Не то, что сейчас, вам сейчас не война, а курорт у моря. Санаторий на Тазовской губе. Казаки слушают деда, смеются, и хочется поспорить да нельзя со старшим пререкаться. А дед расхорошел от вина и кричит: — Ну, чего приуныли, наливайте по следующей. Пили, ели. А Татаринов Ефим и спрашивает у деда: — Дед Сергей, а сколько же вам лет, если вы Акимова отца-то крестили? — Так, восемьдесят семь уже. Все сидели, удивлялись. Конечно, в станице старики все за восемьдесят живут, и за девяносто живут. Но то там, в прохладе домов, и с уходом родственников, и с больницей, и на витаминах, с процедурами. А тут-то, как дожить до таких лет. В болоте, с мошкой, с грибком, с бакланами и прочей свирепой живностью. И при всех своих годах старик не горбится, плечи держит широко, ходит бодро, не шаркает, как будто молодой, лет шестидесяти. Только вот голова и брода белые совсем. Крепок дед, не иначе он тут лотос ест. — Так вы тут лотос ищете, — догадывается Вася Кузьмин. — А то, как же, ищем, — соглашается старый казак. — Акимка вон, раньше тоже искал. Нашёл Аким Андреевич хоть один? — Нет, — говорит Саблин, — ни разу не находил. — То-то, — дед поднимает палец, — даже такой ловкий до рыбы как он и то цветок не находил. А я нахожу. — Так научите нас, дед Сергей. — Просит Иван Бережко. — Так научу, наука-то не трудная. Казаки даже есть и пить перестали, все слушали отшельника внимательно. — Ты, мил человек, поселяйся на болоте, и каждый день по нему катайся туда-сюда. Так раз или два в год увидишь лепестки от цветка, что уже отцвел, ты те места и запоминай, и как таких мест насчитаешь с десяток, так уже и будешь знать, где его брать. Я так за год три или четыре цветка на цветении ловлю. Он тут есть, считай, каждый месяц лепестки его вижу. Ну, такую науку казаки и сами знали, катайся по болоту изо дня в день, наверное, и найдёшь. Они снова принялись есть, немного разочарованные. — Говорите, жить на болоте? — Продолжает Иван Бережко. — Тут без людей, да хозяйки, и с ума можно сойти. — Верно-верно, — кивает дед, — можно сойти. Ну да ничего, нам, пластунам, что не смерть — то и ладно. — Точно, — соглашаются казаки, — так и есть. Снова разливают вино по кружкам. Выпивают. Литр уже усидели. — Значит, без бабы тут вам не сладко. — Заговаривает Юра. — Не сладко, сынки, не сладко, я как лотос нахожу, так доктору звоню, говорю: приезжай. Он знает, что это значит. Едет ко мне патроны везёт, еду и всё что нужно, а ещё баб, парочку. Я ему всегда говорю, ты мне потолще баб вези, а он мне вечно привозит китайских девок. А они тощие, все рёбра наружу, мелкие, зады махонькие. — Старик машет рукой. — Ну, да ладно, как говорили в былые времена, дарёному коню в зубы не смотрят. — А почему же ему в зубы не смотрят? — Удивился Юра и другие казаки тоже интересуются. — Да чёрт его знает, — смеётся дед, — я и знать их коней не знаю. — Он сам берёт бутыль, разливает по кружкам вино. — А давайте-ка песню споём. Казачью, старую. — Какую же? — Спрашивает Головин. — А такую, может ты вспомнишь, ты то уже взрослый, — отвечает ему старый казак и запевает хрипло, но с душой: На горе стаял казак Да Богу молился Чтоб ружье не подвело Клинок не притупился. Ойся, ты ойся Ты меня не бойся Я тебя не трону Ты не беспокойся. Аким вспомнил, эту песню ему пела бабушка, когда он совсем мал ещё был, слов он не помнил, а вот припев, смешной и тягучий, он припоминал. Он стал, как мог, не складно и не громко подпевать деду, а тот обрадовался и продолжал. Чтобы верный вороной В бою да не споткнулся Чтоб казак к себе домой До жены вернулся. Ойся, ты ойся Ты меня не бойся Я тебя не трону Да ты не беспокойся. За Кубанью, за рекой Ворог булат точит И с горы своей крутой К нам спуститься хочет. Теперь подтягивали припев уже все казаки.