Две пищали дали промах. Зато четвертая прошлась вдоль правого борта, снеся сразу несколько гребцов. Отчего лодку развернуло буквально на пятачке, едва не опрокинув вверх килем. Дистанция сократилась настолько, что в дело могли вступить лучники. Очень скоро венецианцы поняли, что нарвались явно не на тех, и попытались скрыться. Только у них из этого ничего не получилось. Ядра били по лодкам с завидной скорострельностью. Да еще выдавая при этом неплохую точность. Стрелкам и лучникам потребовалось меньше минуты, чтобы разбить и опустошить все шлюпки. Венецианцы довольно быстро сообразили, что, оставаясь на борту, они представляют собой мишень, в то время, когда плавая в воде, никому не интересны. Вскоре лодки с диверсантами подошли к берегу, и дружинники бросились бежать к противоположному берегу косы. Однако к этому времени от крепости подошли солдаты, и русичам вновь пришлось устанавливать свои пищали. Только на этот раз их было два десятка. Если каменная картечь против доспешных воинов была откровенно слабым аргументом, то ядра оказались в самый раз. Сначала лучники заставили противника сбить строй, чтобы укрыться от стрел. А когда это случилось, венецианцы поплатились. Двадцать керамических шаров буквально разметали строй из полутора сотен солдат. Не успели они прийти в себя, как на них навалились три десятка дружинников силового прикрытия. Это была даже не драка, а избиение, перешедшее в рубку бегущих. Впрочем, увлечься погоней пограничникам не дал Данила, засвиставший общий сбор. Вот некогда им тут заниматься догонялками… – Славно поработали, – наблюдая за клубами дыма, вздымающимися за песчаной косой, удовлетворенно произнес Михаил. Эскадра разделилась, выйдя к точкам сбора диверсантов. В одном из мест им попытались противодействовать четыре боевые галеры. Но с ними достаточно быстро разобрались с помощью все той же неизменной артиллерии. Правда, ставку пришлось делать не столько на греческий огонь, сколько на ядра. Странное дело, но венецианцы достаточно успешно справлялись со средневековым напалмом. – Да уж. Теперь у них остались только кустари-одиночки, – утирая лоб, согласился безопасник. – Ну это ненадолго. Очень скоро верфи возродятся, как птица феникс. Но зубы у этих торгашей поболят. Тем более если мы приберем еще парочку их конвоев. Потери? – Четверо ранены. Один серьезно. Легко отделались. – И с явным барышом. Кстати, не мешало бы выяснить, отчего эти галеры не захотели гореть. – Может, ромеи что-то намудрили с греческим огнем? – предположил безопасник. – Я лично проверил каждую амфору. В них греческий огонь. – Ясно. Буду выяснять, – вздохнул Данила. Глава 25 Переяславль Давненько он не заглядывал в Переяславль, хотя тот и находится по соседству. Опять же речным путем в Киев или в Чернигов его не миновать. Но Романов предпочитал здесь не останавливаться, выбирая стоянки гораздо выше по течению. Тут ведь дело такое, что, переступив за городскую черту, можно оказаться и в порубе[15]. А там и в руках заплечных дел мастера. Уж больно у Михаила отношения с князем Ростиславом не складывались. Но теперь те времена в прошлом. Федору, безопаснику, приставленному к младшему Всеволодовичу, пришлось изрядно потрудиться. Но за прошедшие четыре года все же удалось-таки склонить Ростислава в нужную сторону. Труднее всего пришлось с возвращением в фавор боярина Трепова. Уж больно князь противился этому. Пару раз бывало и такое, что отстранял от себя Федора за излишнюю назойливость. После чего тот сменил тактику. Начал приводить в пример великих политиков прошлого, черпая примеры из многочисленных книг. Предоставляемых и Михаилом в том числе. На хорошее дело не жалко. А книги тут стоят изрядно. Он уже наладил печатный двор. Но там пока верстают только учебники, книги и сборники трактатов, необходимые для обучения в школе и основанном в позапрошлом году университете. Так вот Федор напирал на то, что еще древние учили тому, что, какого бы великого ума ни был муж, самому ему везде не поспеть. А потому великая мудрость заключается не в том, чтобы разбираться во всем, а в умении подбирать себе помощников. У Цезаря было множество помощников. Ведь с кем-то он проводил советы, кто-то командовал легионами и выполнял его волю. Но помнят только о нем. Брут остался в памяти как его убийца. Антоний как неудавшийся наследник. А кто они без Цезаря? Вот и ему следует поступать так же. Такой подход в итоге возымел действие. Мало, что Горыня вернулся в княжьи палаты, так еще и в Михаиле князюшка перестал видеть… Нет. Врагом он ему как был, так и остался. Но теперь у них эдакое перемирие. Ну, глупо же не воспользоваться выгодой от мирного соседства. Тех же мастеров в Пограничном готовят. Да оружие оттуда идет по приемлемым ценам. Как и товары, которые на пользу княжеству. Но так-то Ростислав ничего не забыл. И Федор зудит ему на ухо, мол, правильно все. Так и надо. Пусть Романов считает, что всех перехитрил. Да только никто ему ничего не простил. Михаила подобная постановка вопроса полностью устраивала. Потому что младший брат за старшего был готов в огонь и в воду. А еще хотя и гордец, но не глуп, и из него получится знатный полководец. Горячность молодости проходит, переходя в зрелую рассудительность. Есть те, у кого ветер гуляет до самой старости. Но этот не из той породы. При взгляде с реки город практически не изменился. Все те же деревянные стены. Разве только за ними видны колокольни уже трех каменных храмов. Если первый строили десять лет, то другие два возвели куда быстрее. Дольше расписывали стены по сырой штукатурке. Все же цемент это великое дело. Однако стоило пройти к центру города, как тут же становилось понятно, что время тут не замерло на месте. Город развивался. Детинец за прошедшие годы оделся в камень и встретил Романова высокими выбеленными стенами. В этом году по периметру города начнут возводить каменные башни, меж которыми впоследствии поднимут стены. Подсказка Михаила, преподнесенная Федором как его собственная. Княжьи палаты также стали каменными, за высокой оградой. Но Михаил не стал даже приближаться к воротам, отвернув в сторону. Сомнительно, что князь его примет. Скорее уж станет мурыжить, указывая ему его место. Направляясь к дому боярина Трепова, пришлось обойти сторонкой работников, мостивших улицу тротуарной плиткой. Ну и правильно. А то от этой древесины одни только миазмы. Дышать нечем. Да и с долговечностью у нее так себе. Хотя, конечно, в разы проще. В Переяславле производство цемента поставлено на широкую ногу. А потому активно переходят на камень. – Ну, здрав будь, Михаил. Сколько мы не виделись? – с нескрываемой радостью встретил его Горыня. – Лет пять, поди, – сделав вид, что что-то там подсчитывает, произнес Романов. – М-да-а, летит время. Когда только познакомились, мне и сорока не было, а тут уж пятый десяток меняю. Присаживайся к столу. Встречал боярин гостя в яблоневом саду. Как говорится, в неформальной обстановке. Что свидетельствовало о дружеском отношении. И Романов не мог этого не отметить. Как, впрочем, и того, что на столе стояло блюдо с горкой яблок. А значит, помнит Трепов и о его предпочтениях. – Ты так говоришь, Горыня Гореславич, будто годы твои уж к закату пошли, – хмыкнул в ответ Михаил, устраиваясь на лавке. – Ну так, к закату и идут. Уж больше половины жизни за плечами, – со значением произнес тот. – Ой ли. Эвон полон сил, да здоровьем так и пышешь. Так что оставь ты речи о годах великих, – отмахнулся Романов. – Зато ты повзрослел и заматерел. Зубы такие отрастил, что шутя за холку треплешь всякого, кто в твою сторону недобро косится. – Ты это к чему, Горыня? – Обиду на тебя имеют купцы. Наши Ростиславу плешь проели, не смотри, что молод, скоро лысеть начнет. Иные великого князя терзают. Не нравится им, что ты в Царьграде да иных городах империи торгуешь беспошлинно, а им, горемычным, приходится отсчитывать честно заработанное серебро. – Эка. А о том, что два года тому они и вовсе чуть не в убыток отдавали свой товар венецианцам, поди вспоминать не желают. – Так ить все встало на круги своя. Но кому-то от того стало лучше, – нарочито сокрушенным тоном произнес боярин. – Стало быть, чьими стараниями им стало легче, они тоже поминать не желают, – хмыкнул Михаил. После чего вгрызся в кислое яблоко, отчего сразу свело скулы и едва не вышибло слезу, куда там лимонам. Не скоро еще окультурятся яблочки до сладких сортов. И уж точно не на его веку. Но помнится, у Горыни были и с намеком на сладость. – Слабы людишки, а купцы так и подавно. Вот и стонут. Да те стенания попадают в благодатную почву, – вздохнул боярин. – Ты это о чем? – вздернул бровь воевода. – Так о пушках твоих, о чем же еще-то. Стало быть, басилевсу Алексею ты секрет открыл, а великому князю нет. Да и иные князья желали бы его заполучить. – Ах, это. Не вопрос. Я как раз по этому поводу в Киев и направляюсь. Да не с пустыми руками, а с дарами. Михаил честь по чести передал Алексею чертежи пушки. Принял к себе на борт тридцать ромеев, отобранных Дукой, и обучил десять полноценных расчетов корабельного состава. Но он и не подумал передавать императору технологию производства. А без этого изготовить орудие было более чем проблематично. Нужны были токарные, фрезерные и сверлильные станки, технология ковки, рассверловки и оправки стволов. Много чего такого, к чему человечество шло на протяжении нескольких веков, Михаил сумел выдать методом проб и ошибок в довольно сжатые сроки. А по историческим меркам так и вовсе мгновенно. Он конечно же надеялся на то, что современный технологический уровень станет достаточно серьезным препятствием. Но даже представить себе не мог, что оно окажется непреодолимым. Открыть секрет, да еще и делиться технологиями. Вот уж дудки. А между тем обученные артиллеристы в один голос утверждали, что переданные чертежи правильные. Они лично ощупали каждую деталь пушки. А то как же. Мало научиться стрелять, нужно еще и уметь обслуживать. Да и сам Иоанн Дука с Кириллом Комниным участвовали в полной разборке орудия. Так что с чертежами все честь по чести. Пока до мастеров Алексея доходило то, что им с поставленной задачей не управиться, венецианцы решили-таки пойти навстречу настырному русичу. Теперь он торговал под их флагом. Правда, наотрез отказался платить в казну республики полагающиеся сборы. Время, когда он был согласен на это, ушло. Но если господа купцы против… Они возражать не стали. Свои верфи они, быть может, защитить и смогут. Но Романов ведь на этом не остановился. Он напал на конвой, без особого труда потопив двадцать боевых галер и десять торговцев, попытавшихся оказать сопротивление. Оставшиеся десять увел в качестве призов. Ввиду слишком большого экипажа галера имеет небольшую автономность. А потому этим кораблям необходимы промежуточные стоянки для отдыха гребцов и пополнения запасов. Михаил сжег два промежуточных порта со всеми находящимися там судами. Как результат, перерезал одну из артерий. Венецианцы, конечно, могли попытаться его выследить и уничтожить. Но по здравом рассуждении все же поняли, что из этой затеи ничего путного не получится. В открытой схватке им с ним не сладить. Поэтому Большой совет решил последовать предложению Кавальканти и заключить с Романовым соглашение. С тем чтобы впоследствии взять его в оборот. Михаилу оставалось только пожелать им успехов. Уж кто-кто, а он доверять этим торгашам не собирался ни на каплю. Так что на следующий год торговый караван из Пограничного направился в Царьград, будучи груженным по самую маковку. Основу товаров составил текстиль, который принес большие барыши. Кроме имперских рынков Романов не стал забывать и об арабских. Даром, что ли, заключали договор. И хотя на данный момент в этом не было особой необходимости – маршрут увеличивался вдвое, да еще нужно было платить и пошлины, – он отправил караван и в халифат. Нужно думать о дальней перспективе. А ткацкое производство сейчас на подъеме. Объемы увеличиваются с каждым годом. Уже строится новый трехэтажный корпус и готовятся кадры под расширяющееся производство. Торговые связи с половцами крепнут, и Михаил собирался продолжать эту политику. В первую же зиму Михаил получил послание от Ирины, в котором она его едва ли не открыто обвиняла в нечестности. Пришлось ее в этом разубеждать. Как и в том, что передавать технологии он не станет ни при каких условиях. Они используются далеко не только для изготовления пушек, но и для другого производства. Однако он готов поставлять Комнину готовые пушки. И стоить это будет не столь уж баснословно. А еще у него есть образцы, которые обойдутся императору вчетверо дешевле. Есть только оно но. При всех сохранившихся боевых характеристиках они больше по габаритам и в разы тяжелее стальных образцов. Впрочем, для флота это некритично. Все верно. Прикинув так и эдак, Михаил решил, что изготавливать пушки из стали дороговато. Да и по срокам куда дольше. Совсем другое дело чугунное литье. Совместив знания Хуоджина и подход представителя двадцать первого века, на выходе они получили эффективную технологию литья. Сроки изготовления и трудозатраты сократились чуть ли не на порядок. Переговоры с Алексеем, а вернее, с Ириной пошли в новом русле. В Царьград был доставлен опытный образец из чугуна. А в Пограничном между тем было развернуто производство орудий нового типа. Даже если Комнин решит, что чугун его не устраивает, Михаил найдет, куда их приткнуть. Да хоть на стены Пограничного и застав. К лету стало окончательно ясно, что у ромеев не получается наладить собственное производство. И тут Романов наконец гордо поднял голову и расправил плечи. Если уж империя спасовала, то никто другой и подавно ничего не сумеет поделать. Пусть захватывают хоть десяток образцов. Главные секреты оставались за стенами Пограничного. А уж здесь-то он их хранить научился. В сентябре девяносто первого года Комнин разорвал соглашение с Венецией и потребовал от купцов начать выплачивать пошлины и портовые сборы. В ответ венецианцы направили к Константинополю свой флот. Император ответил тем, что вполне обоснованно взял под стражу всех венецианцев, находящихся на территории империи. Конфисковал все средства, товары и корабли. Когда же приблизился вражеский флот, разгромил его, захватив множество пленных. Вскоре потребность ромеев в артиллерии несколько уменьшилась. Производство же меж тем было поставлено на широкую ногу. В этой связи Михаил решил, что пришла пора найти иного покупателя. Например, великого князя киевского Всеволода и его сына Владимира, в которых Романов был заинтересован. Остальные пока обойдутся. – Что-то ты как-то подозрительно расщедрился, – хмыкнув, заметил Горыня. – Просто правильно ты говоришь, наш великий князь должен иметь силу, не уступающую ромеям. А то еще и превосходящую, – отпив сбитня, высокопарно произнес Михаил.