— Что там? — нетерпеливо спросил Креон. — Мы можем обсудить это вне присутствия пациента? — Чушь, — отрезал заботливый папаша. — Мой наследник способен принять правду, какова бы она ни была. Как по мне, наследное дитя на таких нервяках способно принять ранний инсульт, но спорить явно бессмысленно. Вернул ладонь на затылок, гася адреналиновый шторм. Трачу себя на всякую ерунду. — Как скажете, — ответил я сухо. — У вашего ребенка опухоль заднего отдела мозга в районе варолиева моста, сдавливающая преддверно-улитковые, лицевые, тройничные и отводящие нервы. Думаю, чувствительность лица сильно снизилась, и с мимикой проблемы, так, Калид? Подросток судорожно кивнул. — При дальнейшем развитии процесса сперва начнутся проблемы со слухом… — тело под моей ладонью вздрогнуло, и я поправился. — Начались. Затем разовьются нарушения в управлении моторикой тела. Возможно затруднение глотания вплоть до невозможности приема пищи. Потеря ориентации в пространстве. С вашего позволения, не буду продолжать, прогноз так себе. Я не знаком с конструкцией и принципами работы вживленного устройства, но судя по расположению, его связь с заболеванием весьма вероятна. Уточнение потребует углубленного обследования, но в первом приближении я бы рекомендовал удаление импланта. — Это исключено! — резко оборвал меня Креон. — Вы должны вылечить опухоль, не удаляя его. Под моей ладонью снова начал раскручиваться адреналиновый торнадо, и я решил не обострять. — Возможность такого лечения требует дальнейшего обследования. — Обследуйте. Буду ждать доклада, — отрезал Креон. — Калид, полное подчинение, — скомандовал он подростку. — Не препятствовать осмотру. Мне пришлось снова притормозить надпочечники, чтобы ребенка не порвало в клочья адреналином, но внешне это выразилось только резким кивком головы. Приз «Лучший отец года» я бы спикеру не вручил, но у аристократии всегда такие заскоки. «Пусть ребеночек вырастет полным психопатом, лишь бы не таким, как это быдло вокруг». Креон развернулся и покинул помещение. Мы остались втроем. — Медицина — неприятная штука, — сказал я подростку. — Болезненно нарушает личные границы. Так что заранее извиняюсь за возможный дискомфорт, в том числе моральный. Молчание было мне ответом. Я выдержал паузу и продолжил: — Для начала сними, пожалуйста, маску. Я должен оценить нарушения иннервации лица. Он/она поднял/а руки, что-то нажал/а на краях, маска щелкнула и упала на колени. Я застыл, а Алька не выдержала: — Какая красивая! — выдохнула она шепотом. Редкостной, почти невозможной красоты лицо. Большие, темные, слегка раскосые глаза, тонкий прямой нос, высокий чистый лоб, полные красивые губы. Закрывать такое маской — кощунство. Мне страстно захотелось все бросить и немедля нарисовать портрет, но это несвоевременный порыв. Блин, теперь у меня язык не повернется назвать ее в мужском роде. С трудом вернул себя в рамки профессионализма. — Понимаю, что обстановка не располагает, но попробуй улыбнуться. А шире можешь? Подмигни. Левым, теперь правым. Хорошо. Скорчи рожу. Любую. Просто подвигай мимическими мышцами. Брови вверх. Ушами шевелить умеешь? А зря, попускает. Алька, подай шпатель. Вот здесь касаюсь — чувствуешь? А здесь? Как я и думал, лицо почти ничего не чувствует, мимика сглажена и несимметрична. Улыбка выходит кривая, что несколько портит совершенство черт лица. Тревожный симптом. — Эта штука у тебя в голове — она давно? — Почти год, — наконец-то меня удостоили ответом. Приятный голос. — Она работает? — Да. Я управляю силовой оболочкой в полном объеме. Остальные точки подключения также функционируют штатно. — Хм… А сколько их всего? — Кроме церебральной? Восемь. Коленная пара, локтевая пара, плечевая пара, позвоночная пара. — Надо их осмотреть. Девушка встала, молча сбросила на пол балахон и переступила через него, оставшись голой. Серьезно? И вот от этого она хочет отказаться? Да за одну мысль удалить такую грудь надо судить, как за преступление перед генофондом человечества! — Ты такая красивая! — снова не сдержалась Алька. — Я думала, я красивая, но ты… Ты идеальная! Ты вообще знаешь, какая ты красивая? — Мне говорили, — тускло отозвалась моя пациентка. — Это неважно. — Как неважно? — задохнулась от возмущения ассистентка. — Еще как важно! Ну почему, почему ты решила, что мальчик? — У спикера должен быть наследник, иначе, по уложению владетелей, он не может исполнять обязанности главы фракции. Наследником может быть только сын. Поэтому я сын. Мимика у нее настолько слабая, что маска не нужна. Ее лицо — само по себе маска фарфорового совершенства, скрывающая эмоции. Но я их чувствую, касаясь руками кожи возле аккуратных наростов имплантов. Те еще бури эмоций бушуют внутри этого красивого тела. Два на руках — локтевые нервы, на пару сантиметров выше локтевой кости. Два — на наружных поверхностях ног, чуть выше колен — большие берцовые нервы. Два – выше груди, в районе латерального грудного нерва, ориентированы на плечевые сплетения. И еще по одному — на шейное и поясничное сплетения. Все нервные узлы гиперемированы, имеют признаки новообразований. — Одевайся, — сказал я с некоторой долей очень немедицинского сожаления. Эх, рисовать бы ее и рисовать. Алька аж засопела — она прямо прилипла глазами к фигуре. — И каково тебе быть сыном, Калид? — спросил я, стараясь не слишком пялиться на одевающуюся девушку. — Пока никак. Меня начали готовить к операции, но начались проблемы тут, — она постучала пальцем по затылку. — Пришлось прекратить. Отец был в бешенстве. — А ты? Она не ответила. — Сядь и наклони голову вперед, — вздохнул я. — Посмотрим, что с этим можно сделать… *** — Опухоль связана с наличием импланта, — докладываю я Креону. — Похоже на спонтанное отторжение. Поперек всех принципов медицинской этики спикер приволок дочь в свой кабинет, чтобы она присутствовала при оглашении вердикта. Она сидит с прямой спиной, руки на коленях, маска на лице поверх маски лица. — Продолжайте, — ледяным тоном велит папаша. — Медицинская рекомендация — подчеркиваю, медицинская, вне контекста — удаление импланта, отказ от гормональной атаки с целью маскулинизации, консервативное лечение опухоли. В этом случае я гарантирую полное излечение с купированием уже возникших симптомов в течение нескольких недель. Если необходимость трансгендерного перехода сохранится, к нему можно будет вернуться позднее, после восстановительного периода. — Исключено, — отрезал он. — Через три месяца выборная сессия Совета. В этот момент у меня должен быть наследник. Можете ли вы вылечить опухоль без удаления импланта? — Я определенно смогу замедлить ее развитие. С высокой, но не стопроцентной вероятностью смогу добиться долговременной ремиссии. Однако после прекращения лечения опухоль вскоре начнет расти снова. — Насколько скоро? — Непредсказуемо. Скорее всего, у вас будут эти месяцы, ведь речь, как я понимаю, идет о них. Но вполне вероятно, что затем она погибнет. — Он. Он погибнет. У меня сын. — Ах да, простите. Он, конечно. Погибнет. — Второй вопрос. Можно ли совместить операцию по смене пола с лечением опухоли? — Введение ударных доз тестостерона само по себе рискованно, а при наличии опухоли гормонотерапия будет стимулировать ее рост. Теоретически, можно попробовать удержать баланс, интенсифицируя противоопухолевую терапию, практически это бесполезно. Слишком короткий срок. Особенно, если вам нужны, хм… внешние половые признаки. Метоидиопластика требует времени. Вы не сделаете из девочки мальчика за три месяца. — А вы? — Что — я? — Вы — сделаете? Нашими методами это невозможно. А вашими? Разумеется, это будет крайне щедро оплачено лично вам, а ваши рекомендатели получат просимое. Я завис. А действительно, рассматривая как абстрактную задачу, — смог бы? Никогда такого не делал, даже в голову не приходило — да и зачем бы? Но, если вдуматься… Да, наверное. Шанс ненулевой, хотя последствия предсказать не возьмусь. Сообразил, что молчание затянулось, и все смотрят на меня. Креон — особенно пронзительно, даже маска не спасает. — Не готов дать ответ, — уклонился я. — Мне надо подумать. Ранее в моей практике таких случаев не было. — Я вижу, что вы можете это сделать, — твердо сказал спикер. — Но по какой-то причине не хотите. Разумеется, навык «читать людей» входит в число базовых скиллов правителя. — Это несет крайне высокие риски как для меня, так и для пациента, — признался я честно. — Вы получите компенсацию за личный риск. Риск пациента — не ваша забота. У вас сутки на размышление. Но учтите — если ответ будет отрицательным, вам придется немедленно покинуть наш мир. Вам и вашим рекомендателям. Разумеется, никакие договоренности в этом случае не будут реализованы. Можете быть свободны.