ГЛАВА 2 Они сидят втроем в полутемном уголке «Туллио», популярной траттории с фасадом из травертина, неподалеку от театров и в нескольких шагах от Испанской лестницы. На столах свечи и бледно-золотистые скатерти, обшитая темными панелями стена у них за спиной заставлена бутылками. Другие стены увешаны акварелями с пейзажами сельской Италии. В зале тихо, за исключением столика, занятого пьяными американцами. Последние ничего вокруг не замечают и поглощены собой, как и официант в бежевой курточке и с черным галстуком. Никто даже не догадывается, о чем беседуют Бентон, Скарпетта и капитан Пома. Если кто-то приближается к столику на расстояние слышимости, они переходят на безобидные темы и убирают в папки фотографии и отчеты. Скарпетта потягивает «Санти-Брунелло» урожая 1996 года, вино очень дорогое, но не то, что Кей выбрала бы сама, если бы ее мнения спросили, а обычно ее спрашивают. Не поднимая глаз от фотографии, она ставит стакан на стол возле тарелки с пармской ветчиной и дыней, за которыми последуют жаренный на гриле морской окунь и бобы в оливковом масле. Может быть, малина на десерт, если только аппетит не пропадет из-за Бентона, поведение которого внушает опасения. — Рискуя показаться не слишком оригинальной, — негромко говорит она, — замечу, что меня не оставляет впечатление, будто мы упустили нечто важное. — Она постукивает указательным пальцем по фотографии Дрю Мартин. — То есть теперь вы не против пройтись по всему делу еще раз. — Капитан Пома откровенно флиртует. — Хорошая пища, хорошее вино. Это обостряет интеллект. — Подражая Скарпетте, он стучит пальцем по голове. Кей задумчива и немного печальна, какой бывает, когда выходит из дому, не зная, куда идти. — Нечто настолько очевидное, что мы просто этого не замечаем… никто этого не замечает. Часто мы не видим чего-то только потому, что оно… как это говорят… на виду. Но что? Что она говорит нам? — Прекрасно. Давайте посмотрим, что тут у нас на виду, — говорит Бентон. Таким откровенно враждебным и замкнутым она видела его нечасто. Своего презрения к капитану он не скрывает. На итальянце отличный костюм в мелкую полоску, на золотых запонках, когда на них падает свет, вспыхивает герб карабинеров. — Да, на виду. Каждый дюйм ее обнаженной плоти — до того как ее положили на носилки. Мы должны изучить ее в этом состоянии. Нетронутой. Такой, какой он оставил ее. — Капитан не сводит глаз со Скарпетты. — Но прежде, пока я не забыл, за нашу последнюю встречу в Риме. Предлагаю тост. Предлагать тост, когда на столе перед ними фотографии мертвой молодой женщины, ее обнаженного, изуродованного тела, в этом есть что-то… нехорошее. — Выпьем за ФБР, — продолжает капитан Пома. — За их решимость видеть во всем террористический акт. Довольно-таки легкая цель — звезда тенниса. — Ссылаться на такое — бесполезная трата времени. — Бентон поднимает бокал и пьет без тоста. — Так передайте вашему правительству, чтобы оно прекратило выступать с этими намеками. И раз уж мы одни, скажу со всей откровенностью. Ваше правительство ведет закулисную игру, и единственная причина, по которой мы не обсуждали эту тему раньше, заключается в том, что итальянцы просто не верят столь смехотворным утверждениям. Террористы здесь ни при чем, что бы ни утверждало ФБР. Это глупо. — Здесь с вами не ФБР сидит, а мы. Мы не ФБР, и я устал от ваших постоянных ссылок на Бюро. — Вы ведь не станете отрицать, что большую часть карьеры провели в ФБР. Пока не ушли со сцены и не исчезли, притворившись мертвым. По каким-то причинам. — Будь это теракт, кто-то уже взял бы ответственность на себя, — говорит Бентон. — И я бы не хотел, чтобы вы упоминали здесь ФБР или касались моей биографии. — Неутолимая жажда огласки и постоянная потребность всех запугивать и управлять миром. — Капитан Пома наполняет бокалы. — Ваше Бюро расследований допрашивает свидетелей здесь, в Риме, переступая через Интерпол, хотя им полагается работать сообща и у обоих агентств есть в городе свои представители. Из Вашингтона присылают каких-то идиотов, которые не только не знают нас, но и не умеют расследовать сложные дела… Бентон обрывает его: — Уж вам, капитан Пома, следовало бы знать, что политическое и ведомственное соперничество в самой природе зверя. — Пожалуйста, зовите меня Отто. Мы же друзья. — Капитан придвигает стул поближе к Скарпетте, принося с собой запах одеколона, потом передвигает свечу и бросает неприязненный взгляд на разгулявшихся американцев. — Знаете, мы ведь пытаемся вам симпатизировать. — Не надо. Остальные не пытаются. — И почему американцы такие шумные? — Потому что мы никого не слушаем, — говорит Скарпетта. — Поэтому у нас Джордж Буш. Капитан Пома поднимает лежащую возле ее тарелки фотографию и изучает внимательно, словно не видел раньше. — Смотрю на то, что на виду, и вижу только очевидное. Бентон наблюдает за ними с каменным лицом. — Всегда следует исходить из того, что такого понятия, как «очевидное», не существует. Это всего лишь слово, — говорит Скарпетта, вытряхивая из конверта еще несколько фотографий. — Ссылка на личное восприятие. А мое восприятие может отличаться от вашего. — Что вы и продемонстрировали весьма показательно в управлении полиции, — замечает капитан. Итальянец словно не чувствует тяжелого взгляда американца. Скарпетта смотрит на Бентона, давая понять, что обеспокоена его поведением, для которого нет никаких оснований. Ревность в данном случае неуместна. Она не сделала ничего, чтобы поощрять ухаживания капитана Помы. — И что у нас на виду? Почему бы не начать с ног? — предлагает Бентон. Его моцарелла остается нетронутой, зато он пьет уже третий бокал вина. — Неплохая мысль. — Скарпетта рассматривает фотографию с крупным планом голых пальцев Дрю. — Ногти покрашены недавно. Насколько нам известно, она сделала педикюр перед самым вылетом из Нью-Йорка. — Она повторяет то, что знают все. — А это важно? — Капитан тоже рассматривает фотографию, наклоняясь при этом так близко к Скарпетте, что его рука касается ее руки и она ощущает жар и запах его тела. — Я так не думаю. На мой взгляд, важнее то, что на ней было. Черные джинсы, белая шелковая блузка, черная кожаная куртка с черной шелковой подкладкой. И черные трусики и бюстгальтер. — Он задумывается ненадолго. — Любопытно, что на теле не осталось волокон и нитей от одежды, только от простыни. — Мы не знаем наверняка, что это была простыня! — излишне резко напоминает Бентон. — Ни одежда, ни часы, ни ожерелье, ни кожаные браслеты, ни сережки найдены так и не были. Значит, их забрал убийца. — Капитан обращается к Скарпетте: — Почему? Возможно, как сувениры. Но раз уж вы считаете это важным, давайте поговорим о педикюре. Сразу по прибытии в Нью-Йорк Дрю посетила спа-салон. Детали этого посещения известны благодаря тому, что деньги были списаны с кредитной карточки Дрю. Точнее, карточки ее отца. Мне говорили, он многое ей позволял. — Думаю, мы можем говорить о ее избалованности, — замечает Бентон. — Я бы не бросалась такими словами, — возражает Скарпетта. — Дрю заработала то, что имела. Она тренировалась по шесть часов в день, тренировалась усердно. Недавно выиграла кубок «Фэмили сёкл», от нее ждали победы на следующем турнире… — Вы ведь там живете, — вступает капитан Пома. — В Чарльстоне, в Южной Каролине. Это ведь там разыгрывают кубок «Фэмили сёкл». Странно, не правда ли? В ту же ночь она вылетела в Нью-Йорк. А оттуда — сюда. И вот… — Он жестом указывает на фотографии. — Я хочу сказать, что деньги не выигрывают турниры и не приносят чемпионские титулы, а избалованные люди не работают так напряженно и с таким увлечением, как Дрю Мартин. — Отец потакал ей во всем, но мало заботился о ее воспитании, — говорит Бентон. — То же и мать. — Да-да, — соглашается с ним капитан Пома. — Какие родители позволят шестнадцатилетней девушке путешествовать с двумя восемнадцатилетними подружками? Тем более если и поведение ее стабильностью не отличалось. — Когда с ребенком трудно, легче всего сдаться и опустить руки. Не сопротивляться. — Скарпетта думает о своей племяннице, Люси. Когда Люси была ребенком, у них случались настоящие сражения. — А что ее тренер? Об их отношениях что-то известно? — Ее тренер — Джанни Лупано. Я разговаривал с ним. Он знал, что она приезжает сюда, и ему это не нравилось, потому что в ближайшие месяцы Дрю предстояло принять участие в нескольких крупных турнирах, в том числе и в Уимблдоне. Ничем особенным он не помог и, похоже, был сердит на свою подопечную. — В следующем месяце здесь, в Риме, проводится открытое первенство Италии, — напоминает Скарпетта, удивленная тем, что капитан не упомянул об этом факте. — Конечно. И ей следовало тренироваться, а не бегать с друзьями. Сам я теннис не смотрю. — Где он был во время убийства? — спрашивает Скарпетта. — В Нью-Йорке. Мы навели справки в отеле, где, по его словам, останавливался Лупано, и там подтвердили, что он зарегистрировался у них. Кстати, тренер тоже отметил перепады в ее настроении. Сегодня подавленна, завтра весела. Очень упрямая, трудная в общении, непредсказуемая. Лупано сказал, что и сам не знает, сколько бы еще смог с ней проработать. Сказал, что у него есть дела получше, чем сносить ее выходки. — Интересно бы знать, наблюдались ли подобные расстройства у других членов семьи, — говорит Бентон. — Вы ведь, наверное, спросить не потрудились? — Нет, не спросил. Очень жаль, но как-то не подумал. Не сообразил. — И еще было бы весьма полезно выяснить, не проходила ли она лечение у психиатра, о чем семья может и умалчивать. — Пока известно лишь, что у нее были проблемы с питанием, о чем она, кстати, говорила открыто, — сообщает Скарпетта. — И никаких упоминаний о расстройствах настроения? Неужели родители ничего не замечали? Бентон задает вопросы холодно, как будто допрашивает капитана. — Ничего. Обычные перепады настроения. Типичные для тинейджера. — У вас есть дети? — Бентон протягивает руку за бокалом. — Если и есть, мне об этом ничего не известно. — Что-то случилось, — размышляет вслух Скарпетта. — С Дрю что-то происходило, только никто нам об этом не говорит. Возможно, что-то такое, что лежит на поверхности. Ее поведение. Ее злоупотребление алкоголем. В чем причина? — Тот турнир в Чарльстоне, — говорит капитан. — Где у вас частная практика. Как это… Lowcountries? А что такое Lowcountries? Что это означает? — Он смотрит на Скарпетту, медленно крутя в руке бокал. — Мы находимся почти на уровне моря. Буквально — низинная местность. — И ваша местная полиция не проявила к делу никакого интереса? Хотя она и выступала у вас на турнире за два-три дня до убийства? — Да, любопытно… — бормочет Скарпетта. — К убийству Дрю Мартин чарльстонская полиция никакого отношения не имеет, — перебивает ее Бентон. — Это не их юрисдикция. Скарпетта снова смотрит на него, а капитан наблюдает за обоими. И так весь день. — Никакая юрисдикция еще никогда никого не останавливала. Особенно тех, кто любить заявляться без приглашения и совать всем под нос свои жетоны.