– Ты избавлена от дикарского языка, – пояснила Синица. Блажка понятия не имела, что это значит, но по крайней мере эльфийка начала ей отвечать. – Что это вообще сейчас было? – Акис’накам – защитница моего народа. Последняя, кто у нас остался. – А я бы сказала, у вас для этого есть достаточно воинов. – Блажка фыркнула. – Даже самые смелые среди них не могут одолеть орочью погань. Блажка горько усмехнулась. – Орочью погань. Приятно сознавать, что ваш народ ненавидит меня так же, как тяжаков. – Ты неправильно поняла. – Не так уж неправильно, как ты думаешь, остроухая! Это твое траханое племя загнало меня сюда. Ваш Н’кисос такой гордый, что пытался меня убить. Но я не дура! Когда у него не вышло, остальные загнали меня в эту проклятую пещеру. И что-то я не слышала, чтобы ржавокожие когда-нибудь позволяли своей добыче сбежать. Синица смотрела на нее с сожалением. – Призрачный Певец завел тебя сюда, это так. Его храбросвященные прибыли вперед твоих истинных поводырей. Это не было волей Сидящей Молоди. Блажка закрыла лицо обеими руками. – О да, теперь мне все понятно. – Ты иронизируешь. Блажка смогла лишь, не открывая лица, разразиться беззвучным смехом. – Зачем вы пришли в Псово ущелье? – спросила Синица. – Моему копыту нужна помощь, – сказала Блажка, поднимая голову. – Нас изгнали с наших земель… – Она подготовила себя к тому, что не сможет произнести нужного названия, но то далось ей легко: – Асилья кага арху… Она умолкла, озадаченная и застигнутая врасплох. Пытаясь припомнить слова, она не только вызвала их в памяти, но и сумела без запинки произнести. Только сейчас она поняла: все это время она говорила с Синицей по-эльфийски и не испытывала трудностей ни с произношением, ни с пониманием. Блажка приоткрыла рот, поднесла руку к губам. «Ты избавлена от дикарского языка». – Ты что со мной сделала, нахрен? – прошептала Блажка по-гиспартски, просто чтобы убедиться, что все еще на это способна. – Этот дар будет с тобой, пока я рядом, – ответила Синица на языке Рогов. – Тебе нужно много рассказать, а я с трудом тебя понимаю. Твой грубый эльфийский нам мешал. – Чародейство траханое, – проворчала Блажка. – За ним ты и пришла. – Чтобы узнать, как его побороть! Как убить того гигантского тяжака, который управляет почти бессмертными дьявольскими тварями. Но теперь я вижу, что правильно не хотела сюда идти. – Тебе не помогли? – вопрос был пронизан упреком. – Если сослать нас в ущелье и запретить покидать его – это, по мнению Рогов, помощь, то да. Что же касается попыток меня убить, то я бы сказала, это, в общем, далековато от значения понятия «помощь». Синица лукаво посмотрела на нее. – Призрачный Певец и его воины отринули наш совет. Это было неразумно. Страх привел их к глупости. – Призрачный Певец. Это тот ездок с красными полосками под глазами? Что-то по нему не было заметно, что он наложил в свои оленьи штаны, когда меня увидел. – Путь нашего воина требует противостоять своим страхам, а не выставлять их напоказ. Блажка снова подумала о том, как Н’кисос – теперь его имя прозвучало у нее в голове, как Кровный Ворон, – прикоснулся к ней у водопада. – Почему они меня боятся? – Крах-из-Плоти, – ответила Синица нараспев. – Он не пойдет за нами сюда, – заверила Блажка, хотя в ее словах было больше убежденности, чем в мыслях. – А если пойдет, вашему народу хватит сил его побороть. Но нам – нет! У нас не было выбора. – Они боятся не его. А тебя. Блажка успокаивающе выставила ладонь. – Нам нужно скорее разгрести это дерьмо, эльфийка. Я здесь торчу лишь потому, что только что выжила после объятий змеи в перьях со шлюшьим лицом, и теперь у меня ноги, как обмякшие стручки. И я не знаю, что ждет меня вне этой пещеры, поэтому не намерена оставаться тут дольше минуты-другой. Но мне нужно вернуться к моему копыту прежде, чем они выкинут какую-нибудь дурь, так что давай уже поясняй. Синица кивнула. – Похоже, тебя не волнует этот долгий конфликт между моим народом и орками, который принес так много смертей. Мы сами утратили бо́льшую часть этой истории. Достаточно только сказать, что древние эльфы жили в огромной лесной чаше с непостижимых времен. Вся магия, что осталась у нас от них, в основном заключена в реликвиях, которые мы разучились использовать. Если истории, что нам рассказывают в детстве, правдивы, то наши предки знали, как устроены чудеса, и жили в великом достатке. Но орки это уничтожили. Наступила пауза, и когда эльфийка заговорила снова, ее слова зазвучали, будто заученные наизусть. – И явились они из дымящихся джунглей Дар’геста, рожденные во гневе, без желания и без причины быть иными. Приносящие смерть и сеющие горе. Они ничего не строили, ничего не создавали, не сочиняли песен. Звери боялись и избегали их. – Тяжаки как тяжаки, – признала Блажка. – Это самое древнее упоминание о них, что у нас сохранилось. Они пришли в чашу наших предков и принесли туда войну. Но магия эльфов была сильна, как и их оружие. Они отразили захватчиков и могли бы избавить от них всю землю, но оказалось, что орки зачали падение чаши в утробах женщин, которых изнасиловали. Как теперь знают люди, некоторые из тех жертв пережили насилие и породили детей-полукровок. Они не могли знать тогда, но этому потомству было суждено погубить мир. Та пышная чаша стала теперь Затопленным морем, потому что орки впервые со времени своего создания познали способ стать сильнее. Сильнее. Блажка почувствовала укол тревоги, услышав это слово. Ук’хуул. Самый сильный. Орки называли своих чародеев ук’хуулами. – Они ничего не знали о магии, пока не смешали свою кровь с нашей, – продолжила Синица. – И остались бы в неведении, потому что не заботились о полукровках, которых зачали, но эти полукровки были столь же жестоки и кровожадны по натуре, что и их отцы. Они росли среди эльфов, но никак не могли научиться любви. И используя магию, которая текла у них в венах, они проявили себя теми же орками, стали самыми свирепыми воителями и самыми смертоносными чемпионами. Но никто из них не остался верен тем, кто их воспитал. Они стали Крахом-из-Плоти. Блажка придвинулась ближе. – Ты хочешь мне сказать, что орк, который превратил жизнь моего копыта в ад, которого удалось прогнать только Божьим голосом, – чертов полуэльф? Синица кивнула. – Но… я не такая. – В тебе течет кровь моего народа. Это точно. – Но ты сказала той суке-змее… – Акис’накам. Прошу, прояви уважение. – Ты сказала ей, что я не Крах, нахрен. И уж точно я не выгляжу, как тот бугай, который на нас охотится. И… во мне нет его силы. На последнем заявлении она запнулась, припомнив бой с Н’кисосом. Тот прыжок, которым она его настигла, и тот факт, что ее не смогли остановить дубинки. – Ты другая, – сообщила Синица. – Твоя мать пошла на большой риск, когда попыталась тебя изменить и сделать такой, какой ты стала. – Откуда ты это знаешь? – спросила Блажка. Синица коснулась руками своего живота. – У меня с ней много общего. В Уделье все знали, что эльфы не выживают с орочьим семенем, что их женщины убивают себя, становясь жертвами насилия. Когда Блажка, Шакал и Овес увели Синицу со Старой девы, они присматривали за ней, чтобы та не попыталась покончить с собой. Хотя Блажка и выступала за то, чтобы отпустить ее и позволить сделать то, что ей нужно. И сейчас была очень благодарна Шакалу, который выиграл тот спор. О том же, как Синица снова понесла от орка, даже прямая и грубая Блажка расспрашивать не решилась. Вместо этого она задала другой вопрос, который не могла держать в себе: – Почему ты меня спасла? – Я считаю, что ты не испорчена проклятием Краха-из-Плоти. К счастью, Акис’накам согласилась. Это она тебя пощадила. Я всего лишь попросила. – Полагаю, те, кто вынудил меня спуститься сюда, не думали, что это возможно. – Да. Даже до того, как наша лесная чаша была затоплена, предки видели опасность в полукровках и делали шаги, чтобы не допустить их существования. Они заключали соглашения с древними могущественными существами, чтобы те помогали бороться с этим злом. Блажка постаралась не смотреть в проем, что вел в логово змеи. – Типа скармливали детей-полукровок чудовищам? – Мой народ считает убийство детей гнусным. Поэтому долг порченой матери – принести в жертву себя, пока дитя еще не появилось на свет. – В жертву этой змеебабе? – Акис’накам – единственная, кто у нас осталась. Только она еще жива спустя столько лет после наводнения. Орочье семя сильно, и от него невозможно избавиться, когда оно прижилось. С людьми и эльфами тоже так, но для нас смерти матери недостаточно. Мы давно узнали, что скверная смесь эльфийской и орочьей крови страшно живучая. Это бесформенная мерзость, которая выживает и после смерти.