– Похоже, я не единственная, кто думает, как Ваятель. – Ты никогда не была соплячкой. – Я знаю, нахрен! Овес выставил руку, бессловесно призывая к спокойствию. – Когда мы с Шакалом росли, был еще один сопляк. – Он немного помолчал, сосредоточившись на том, чтобы вытащить из памяти его имя. – Джоам. Хороший ездок. Крепкий боец. Самый уверенный стрелок из нас. А одной ночью… мы нашли его болтающимся на стропилах в казарме. Он повесился. Не было никаких признаков, которые бы на это указывали. Была еще пара чуть старше нас – не помню даже, как их звали, – но они не прошли голосования в братстве и ушли пешком пытать счастья у Сеятелей черепов. Но до Борозды так и не добрались. Есть причины, почему в Отрадной… черт, да во всем Уделье нет других полукровок, кроме как братьев в копытах или кочевников. Большинство не переживают тренировок или позора от провала. И шансы этих троих не падали только из-за того, что было у них между ног, Иза. Полукровки с болтающимися стручками терпели неудачи и погибали много лет, потому что это просто тяжело и все. – Я никогда об этом не думала, – призналась Блажка. – У нас об этом не говорят. Сопляки – никто, пока не докажут своей состоятельности. Те, кто умирает или сбегает, с таким же успехом могли бы вовсе не жить. Но ты этого не знаешь. Ты сама училась стрелять, сама училась драться. К тому времени, как мы с Шаком стали Ублюдками и начали учить тебя ездить в седле, ты и это быстро освоила. Все давалось тебе легко, Блажка, только старый говнюк подливал дерьма. И боясь, куда заведет их этот свин, Блажка возразила: – Это и тебе давалось легко. И Шакалу тоже. – Да хрен там! – выпалил Овес, рассмеявшись. – Вождь смотрел на меня сквозь пальцы. Так сильно хотел заполучить трикрата, что не обращал внимания, что я едва мог управляться с арбалетом. А Шакал? Да он почти никогда не носил бриганта! Блажка не могла сдержать улыбки. – Вечно бунтовал. – И это еще не все. – Овес отпил из бутылки. – Он никак не мог запомнить сигналы. Никогда не видел лучшего полукровки на свине, но когда ведущий ездок раздавал команды, от Шака толку не было. Бивневая. Хвостовая. Спиральная. Ничего не мог запомнить. И это не говоря уже о стандартных шагах, которые используются в патруле! Блажка слушала как зачарованная. Она и не думала, что между ними троими были секреты. – И что он сделал? – Он? Я! Я все ночи не спал, натаскивая его. Это заняло не одну неделю! Слава чертям, ты бы никогда этого не узнала. – Нет, – ответила Блажка, собравшись с мыслями. – Нет, теперь-то он не ошибается. Неудивительно, что у Отца на него аж стручок твердел. Когда она договорила, Овес почесал бороду. – Так… что тебя беспокоит? – Что Отец прав. Если бы Шакал остался, то он бы сейчас был вождем, а не я. Овес отмахнулся от нее и рыгнул. – Но он не мог остаться. Он же Амулет Азульхана… или как его там. – Я знаю! – воскликнула Блажка, вскакивая с кровати, чтобы отпрянуть подальше от собственной глупости. – Дело не… не в том, что я сержусь, что тогда был он, а не я. А в том, что будь вождем он, Ублюдки не были бы сейчас в этой куче дерьма. Будь он вождем, Мараные орками от нас бы не отказались и Сыновья были бы готовы помочь. Черт, у Отца был такой вид, будто он готов отдать нам все свое копыто, если бы только… если бы вождем стал Шакал. Все было бы иначе, и мне очень часто хочется, чтобы он был здесь. От этого признания ей захотелось залепить во что-нибудь кулаком. – Ты права, – проговорил Овес после недолгого раздумья. – Мы не оказались бы в этом дерьме, если бы вождем был Шакал. Мы были бы мертвы. Это заставило Блажку обернуться и посмотреть на своего старого друга. Овес наклонился на табурете вперед. – Я люблю этого полукровку не просто как брата. Это может звучать немного по-заднему, если честно. Но он никогда не смог бы вести копыто через такое дерьмо, в каком мы находимся сейчас. Шакал никогда не знал… повседневных трудностей. Он был к ним слеп. Шак видел жизнь Ублюдков только в Горниле, в погонях за улюдами и со шлюхами, которые боготворили бы их стручки, на коленях. Ты сама это знаешь. Он жил только так и никак иначе. Иногда мне даже хотелось его стукнуть. – Овес сделал долгий глоток. Сглотнув, он пристально посмотрел на Блажку, внезапно напомнив ей лицо, которое делала Берил, когда хотела, чтобы ее слушали. – Он любил Уделье и это копыто и любил нас. И надеюсь, что, где бы он сейчас ни был, до сих пор любит. Но послушай меня: если сказать честно, он не смог бы провести копыто сквозь первый год. Мы не были на войне, Блажка. Что бы мы увидели? Может быть, он передал бы копыто тебе, но потому, что знал: ты можешь сделать то, чего он не сможет. Никогда. Никто из нас не справляется с повседневными трудностями так, как ты. Потому что тебе никогда не позволяли их игнорировать. Так что лучше начать разбираться с тем, что нам предстоит. Только ты сможешь нас через это провести. Он протянул ей бутылку. Блажка улыбнулась. И предоставила допить вино ему. Утро пришло с очередным дождем, на этот раз таким тяжелым, что потемнело небо. Это было необычно, зато бак для воды, который использовался в Отрадной, получал столь нужное пополнение. Баламут, Облезлый Змей и Колпак вернулись с рассветной поездки на реку, когда Блажка с Овсом возвращались с раскопок. Работа продолжалась, но закончить ее пришлось прежде, чем иссяк день. Блажке нужно было собрать группу в Горнило, а Овес вызвался помочь с мобилизацией поселенцев. – Успех есть? – спросила Блажка возвращающихся ездоков, когда те въезжали в ворота. Баламут покачал свежетатуированной головой. К счастью, Хорек набил ему традиционное копыто, обвитое разорванными цепями. – Похоже, рыбаки из нас со Змеем дерьмовые. – В этом я не сомневалась, – подколола его Блажка. – Благодарю, – произнес Облезлый Змей и покосился на Колпака. – Зато этот умеет как-то заговаривать других хладнокровных существ, которые не умеют моргать. Не обращая внимания на насмешку, Колпак передал со своего седла целую корзину. В ней Блажка с радостью обнаружила четверых жирных усачей. – Маловато, чтобы прокормить город, – прошептал Колпак. Из уст любого другого полукровки подобное заявление было бы воспринято как сожаление. Из уст же Колпака – не более чем расчетливое соображение. – Значит, сопляки сегодня хорошо поужинают, – решила Блажка. Она ненавидела приказывать, кому какую еду определить. Особенно тяжело было не отправлять все в приют, но необходимо было соблюдать баланс. Черт, даже посвященным братьям нужно есть хотя бы раз в неделю, хотя инстинкты велели им нести на себе всю тяжесть голодных мук. Уньярских припасов не хватит навечно, особенно если они будут распоряжаться ими небрежно. Гравиль и Лопо стояли неподалеку, готовые принять варваров от патрульных. Оба делали вид, будто не слышали, что сказал вождь, но возбуждение от нежданной награды все равно заплясало на их лицах. Блажка поманила их рукой и передала корзину. – Съедите, когда стемнеет, – наказала она. – И смотрите, чтобы запах не расходился. Сварите или съедите сырыми, если хотите, нахрен, но если поднимете в деревне переполох из-за запаха, то следующим, что мы приготовим, будете вы. Поняли? Двое претендентов энергично закивали. – Есть, вождь. Овес склонился над сопляками, с его бороды капала вода. – И никаких рыбных подарков деревенским девкам, чтобы ваши стручки намокали только от дождя. Оставьте все себе. Они снова закивали. Блажка мотнула головой, давая им знак проваливать. – Идите. Спрячьте корзину. Мы сами возьмем свинов. – Когда сопляки убежали, ездоки повели своих животных в сторону хлева. Змей с Колпаком шли впереди. Баламут двинулся рядом за Овсом. Блажка стукнула трикрата по руке и указала подбородком на удаляющихся сопляков. – Даже такие голодные, они стали бы менять еду на секс? Трикрат хмыкнул. – В их-то возрасте? В них больше семени, чем мозгов. Баламут задумался. – К тому же… – Что? – спросила Блажка, наклоняясь так, чтобы разглядеть его за грузным туловищем Овса. Баламут слегка пожал плечами. – Побыть героем, знаете, отдать девушке свой паек, чтобы она мило улыбнулась. Это куда приятнее, чем короткая радость, что можно получить от еды. – Черт, – проговорила Блажка, усмехнувшись, – может, ты в чем-то и прав. За целую рыбу с костра? Да, может, я и позволила бы какому-нибудь дрожащему претенденту взобраться на себя на те шесть мгновений, которые ему понадобятся, чтобы излить себя. – Нет, не позволила бы, – заметил Овес. Баламут чрезмерно резко содрогнулся и высунул язык. – Черт, вождь! Фу-у. Блажка не знала, обижаться на это или смеяться. – Мысль о трахе вызывает у тебя отвращение, полуорк? Баламут снова вздрогнул. – Это как спать с матерью, столько тебя я знаю. Правильно, Овес? Овес сморщил нос.