Если красивое лицо этой женщины было заметно сразу, то что у нее есть фигура, Блажка и не подозревала. Стоя перед ней сейчас, Аламра вовсе не выглядела жердиной. Да, она была невелика ростом, но не тщедушна. Ни плоский живот, ни крепкие плечи не намекали на худобу. Изгибы бедер и груди, которые было легко не заметить, когда она одета, мягко дополняли ее твердую фигуру. Орочья кровь не разбавилась внутри Аламры – она собралась вместе, чтобы создать видимость человеческой мягкости поверх безупречной стали. – Тебя не насиловали, – сказала Блажка. – Нет. Он был мил. Я искала утешения. – Утешения? – Блажка усмехнулась. – Жизнь в копыте – не для утешений, девка. И уж точно не для соплячек, нахрен! Что ты задумала? Чтобы он доубирал за тебя стойла? – Усердный труд не в его природе. Думаю, он делал бы это медленно и небрежно. Мне не нужно было, чтобы он работал. Я получила то, чего хотела. – Нарушив мой приказ! До этого спокойная, Аламра слегка дрогнула. – Он был не из этого копыта. Я не думала, что это нарушение! – Я сказала не шлюховать! – Он мне не платил. Я сама хотела его. Простите меня. Я не знала, что это проступок. – Проступок? Тебя назначили убирать дерьмо в хлеву. Тебе дали задание, нахрен. И тебя никто не назначал сюда, чтобы трахаться! – Вы правы, разумеется. Эта жизнь для меня внове. По-видимому, у меня трудности с тем, чтобы избавиться от старых привычек. Блажка презрительно усмехнулась. Она могла вообразить, какой была старая жизнь у этой женщины, раз она разговаривала увереннее голой, чем одетой, и чье представление об утешении предполагало грязные колени и полный рот семени. – Сыновья уезжают. Надевай свою одежду и езжай с ними. Аламра, к ее чести, не впала в панику. И не бросилась умолять. – Могу я задать вопрос? Блажка не ответила – лишь выжидающе посмотрела на женщину. – Вы помните, что я из Сардиза? Блажка лишь покачала головой. – Ее поглотила Тиркания задолго до моего рождения, но некоторые обычаи у нас все же остались. Те, что нам позволили сохранить. Султаны содержали Дом слепящего блеска. Вы можете по его названию понять, что это было? – Бордель, – призналась Блажка. Аламра не дрогнула голосом, не отвела взгляда. – Нет, ничего такого вульгарного. Во-первых, это приют, правда, только для девочек. И школа. Я с детства училась танцевать, петь, читать и писать на стольких языках, скольких вы и не слышали, сочинять на них стихи, играть на музыкальных инструментах. Все это, и не только, занимало мои дни в богатом доме со струящимися фонтанами, тенистыми садами и закрытыми балконами, выходившими на улицы, которые кишели вшивыми детьми-побирушками того же возраста, что и я. И да, позже меня обучали соблазнять мужчин и приносить им удовольствие. Это не считалось постыдным, ибо женщины из моего дома пользовались уважением, и это было все, что я знала. Теперь я знаю о мире куда больше, чем тогда, и я все равно не чувствую за это стыда. Навыки, которая я приобрела со временем благодаря обучению и усердию, дали мне преимущества. Скажите, вождь, вам стыдно за ваше владение клинком, меткость стрельбы из арбалета, ловкость езды на свине? Вам стыдно за те преимущества, которые вы обрели, чтобы выжить в своем родном краю? Ответ был прост, но вопрос все же заставил Блажку замешкаться. – Нет. – Нет. Здесь вы быстро бы погибли, не будь у вас этих умений. Вы также быстро бы погибли, даже будь они у вас, в моем городе. Сардиз – мирный и процветающий, однако вы умерли бы там от голода, потому что ваши навыки там мало что значат и относятся лишь к сфере мужчин. Я могла бы прожить там в роскоши и довольстве, и все же пришла сюда, в Уль-вундулас, чтобы найти женщину-полукровку, которая наплевала на сферу мужчин. Я хотела овладеть новыми навыками. Вашими навыками. Нашла вас. И все равно вы меня выгоняете. Не за то, что нарушила приказ, не за то, что развлекалась, когда должна была работать, о чем я сожалею. Нет. Вы выгоняете меня потому, что считаете не кем иным, как бесполезной шлюхой. Аламра принялась медленно натягивать одежду. Блажка почувствовала бессловесный гнев в движениях этой хрупкой, миниатюрной, слабой женщины, ей было трудно на нее смотреть. Вскоре Аламра была одета и уже собиралась покинуть стойло. Блажка схватила ее за руку, получилось грубее, чем она намеревалась. – Ты никогда не станешь ездоком. Подбородок Аламры опустился, взгляд упал в землю. – Я знаю, вы так считаете. – Нет… – Блажка отпустила ее. – Это мне так говорили. Говорила девочка, с которой я росла. Моя подруга. Мы никогда не могли понять желаний друг друга. В итоге я ее возненавидела, а она меня. Потому что я доказала, что она ошибалась. А она… доказала, что я была права. Она хотела только быть койкогрелкой, а закончила тем, что ей не хватило твердости даже для этого. – И вы думаете, я такая же. Блажка набрала воздух в грудь. – Наверное, ты сильнее, чем была она. Я это вижу. Но ты никогда не сможешь ездить на свине, Аламра. Никогда не натянешь тетиву. В тебе недостаточно силы полукровки. Просто мышцы слишком слабые. Со временем мы, может быть, научим тебя сносно владеть тальваром, но Ублюдки – не то место, чтобы с тобой нянчиться. И мы не будем нянчиться. Вместо этого, я полагаю, тебе лучше сделать ставку на те навыки, что у тебя уже есть. И те, которых нет у нас. – В смысле? – Аламра подняла глаза. – В смысле есть способ, как ты сможешь послужить этому копыту. Только не здесь. И для этого тебе понадобится вся твердость троекровной. – Расскажите. Глава 21 Как только Сыновья разрухи выехали и ворота за ними закрылись, Ублюдки собрались в лавке бондаря. Шесть лиц смотрели на Блажку, сидя вокруг большого прямоугольного стола, занимавшего центральное место в комнате. Овес сидел в торце напротив нее, Мед был по правую руку. Больше никаких секретов. – Нам многое нужно обсудить, – начала Блажка. – Мед рассказал вам почти все, но есть еще кое-что, что вам нужно услышать от меня. Но я ненавижу повторяться, поэтому давайте сначала посмотрим, не сядет ли с нами на этом собрании еще один брат. На лицах Хорька, Меда и Дуболома расцвели довольные улыбки. – Некоторые из вас считают, что Абрил готов выйти из сопляков, – продолжила Блажка. – Кто его выдвигает? – Я, – сказал Мед. Дуболом, сидевший напротив него, дважды постучал по столу. – Двоих хватит, – сказала Блажка. – Так что давайте сядем на этого свина и посмотрим, куда он нас завезет. Абрил рос в приюте у нас в Отрадной, стал сопляком еще в Горниле, вынес Мелочника… – упоминание павшего квартирмейстера Серых ублюдков несколько омрачило большинство сидевших за столом, – …вернулся в Отрадную после того, как его возлелеяли в Шквале бивней, – а стоит заметить, не все сопляки оттуда вернулись, – и с тех пор усердно работал на благо нашего копыта. Но чтобы стать посвященным братом, мало быть просто хорошим рабочим. И поскольку я его не выдвигала, я хочу услышать это от вас. Мед? – Он хорошо говорит по-орочьи, вождь. И никогда не уклонялся от обязанностей, насколько я знаю, и еще неустанно стоял в дозоре. Блажка кивнула и повернулась к Хорьку. – Абрил хорош в патруле, – сказал он. – Не отвлекается, несмотря на свои ужимки. Держит себя в руках. И копает траншею так же, как я лижу щелки, с рвением и упорством. – И эта траншея тоже сухая и неподатливая, – пробормотал Облезлый Змей, на что Овес фыркнул. Блажка продолжила. – Дуболом? Как он со свинами? Мясистый большой палец показал вверх. – Над кулачными боями ему стоит еще поработать, – проговорил Колпак, не дожидаясь, пока его спросят. – С тальваром сносно обращается, а с ножом – слабо. Мед выступил в защиту претендента. – Слабо по сравнению с кем, Колпак? С тобой? Это то же, что сказать, что он стреляет хуже, чем вождь. На некоторые стены не взберешься. – Как с тренчалом? – спросила Блажка. На этот счет у нее было и свое мнение, но она хотела услышать ответ копыта. – Лучше, чем я сейчас, – сказал Мед, выдавив смешок. – Вполне хорошо, – сказал Хорек. Облезлый Змей был менее уверен. – У него не было возможности потренироваться с движущейся мишенью. Колпак кивнул подбородком в подтверждение. – У меня тут тоже есть некоторые сомнения, – сказала Блажка. Мед с досады почесал свой эльфийский гребень. – Он убил того оленя, и я уверен, тот не стоял и не ждал его. И потом накормил деревню.