Блажка не сразу поняла, что он только что сказал. – Ты имеешь в виду… Ваятеля? – Вождя Серых ублюдков. Ваяльщика. – Лодырь сдвинул брови. Мозжок громко рассмеялся. – Про него… бывают спектакли? – Блажка почувствовала, как ее желудок пытается вытолкать что-то наверх. Месиво это или просто отвращение – она точно не знала, но подавила позыв. – Драматические постановки, – уточнил Лодырь. – Да, он довольно романтический образ среди… – Черти чертовские, Шлюхан, заткнись! Приказ соблюдать молчание продержался до конца дня. Они гнали свинов в ночь столько, сколько это имело смысл: ведь даже у рожденных в Уделье варваров был предел выносливости. Луна и звезды варились в мутном бульоне облаков, отчего ночная езда становилась безрассудством. Они разбили лагерь на равнине. Это было рискованно, но они не стали тратить время на поиск более подходящего места: его можно было просто не найти. Блажка позволила развести огонь. Ужин составили только несколько глотков воды из бурдюка. Никто из кочевников не пожаловался. – Вы двое спите, – сказала им Блажка. – Я буду бдеть. Нам нужно дать свинам хорошо отдохнуть, но если после полуночи небо прояснится, мы поедем дальше. Кочевники ответили согласным бормотанием. Лодырь улегся, расположившись на брюхе своей свиноматки. В копытах полукровок такая поза называлась «сосунком», и не каждый варвар позволял ездокам так спать, особенно самцы. Очажок позволял Шакалу, и это было одной из многих черт, которые делали его свина особенным. От мысли о нем Блажке стало горько, и она прогнала ее. Щелкочес всхрапнул на краю освещенного костром круга. Этот свин ни за что не дал бы сделать из себя подушку. Из свинов, которых дали Клыки, точно никто бы этого не позволил, даже самки. С другой стороны от костра Мозжок усердно чистил арбалет. – Тебе нужно спать, – сказала Блажка. – Это тренчало сдохнет, если я не буду о нем заботиться. – Сколько ты уже с ним? Большинство вольных не могут содержать тренчала. Мозжок на мгновение остановился, задумавшись. – Этот – лет пять. Последовало долгое молчание. Блажка решила оставить его в покое, но он заговорил сам. – Первое я потерял. Я старался счищать ржавчину со станка, натирал воском тетиву. И не заметил, что кожа на ремешке стерлась. Как-то переходил весной Гуадаль-кабир, когда было самое полноводье. Течение тогда чуть не унесло и меня, и моего свина. Но перейти нам все-таки удалось, только тренчало ушло. Остаток сезона я просидел в Кальбарке, упражняясь с долбаным луком. Это совсем не то. – Не то, – согласилась Блажка. Внимание Мозжка на мгновение переключилось куда-то между Блажкой и арбалетом, и он явно задумался, стоит ли ей о чем-то сообщить. – В чем дело? – спросила она. – Некоторые кочевые треплют языками, что у вас в копыте есть один здоровый троекровный. И он как твоя правая рука. Но у Костолыба я такого не видел. Только Колпака. Блажка почувствовала укол беспокойства. – А почему спрашиваешь про троекровного? Мозжок пожал плечами, все еще сосредоточенный на арбалете. – Я дрался вместе с троекровным из Серых ублюдков как-то в Предательскую. Много лет назад. Его тогда еще только недавно приняли посвященным. Просто интересно, тот же это полукровка или нет. – Овес, – сказала Блажка. – Да, он. Он мертв? Мне такое трудно представить, знаешь, но я помню, вашему копыту несладко пришлось той весной, когда пришли тяжаки. – Мне пришлось его отослать. Из-за недостатка продовольствия. – Чудище слишком много ело, да? – Мозжок безрадостно усмехнулся. – Ну это же трикрат, я понимаю. – Наоборот, – сказала Блажка. – Он ел мало. Или вообще не ел, чаще всего. Думал, сможет перенести голод лучше остальных. Такая глупость! – И ты его прогнала? Мозжка, казалось, больше занимал спусковой крючок его тренчала, чем ответ, но Блажка все равно сказала: – Нет. Он по-прежнему служит копыту. Только в другом месте, где не заморит себя голодом. – Повезло ему, значит. Вдали от лишений и от опасности. – Он в Яме Почета. Мозжок вскинул голову. Пристально посмотрел на Блажку, забыв об арбалете. Затем, осознав, что она не шутит, тяжело выпустил воздух из-под заросших щек. – Давно? – спросил он. – Дольше, чем наш шлюханенок пробыл в Уделье. – Блажка кивнула на спящего Лодыря. Мозжок изумленно хмыкнул и с двойным усердием продолжил возиться с арбалетом. – Вот почему в Уделье не видно богов. Они все смотрят за твоим другом. – Значит, они знают, на кого им ставить. Больше они не говорили. Вскоре Мозжок отставил тренчало в сторону и устроился на тонкой скатке. И, под треск костра, полуорки захрапели вместе со своими свинами. Блажка удостоверилась, что оба кочевника всецело предались снам, и достала яд, который дал ей Костолыб. Сперва она минуту приглядывалась к пузырьку, затем вытащила пробку. Осторожно наклонила его над открытым ртом, пока не почувствовала, как капля упала ей под язык. Яд обжег мягкую плоть, сделав ее шероховатой. Во рту появился неприятный металлический привкус. Блажка поводила языком, сплюнула, но едкое ощущение проникло сквозь зубы и отказалось уходить. Облака так и не рассеялись. Блажка провела ночь, дрожа и потея, лихорадочно истекая слезами, кусая себя за руки, чтобы не поднять вой, и надеясь, что ее спутники не проснутся. Глава 5 – ШПИОНЫ КОРМЯТ МУХ, – критическим тоном прочитал Лодырь слова, вырезанные на теле трупа. – Я думал, они умнее этого. – Лжи не нужно быть умной. – Мозжок плюнул в землю. Блажка ничего не ответила, предоставив озвучить свое согласие насекомым, которые с жужжанием пировали над несчастным полукровкой, пригвожденным к дереву. Его голое тело распухло от жары. Старые шрамы, выдававшие в нем кочевника, тянулись поверх татуировок копыта, почти неразличимых из-за пурпурных пятен гнили. В нескольких милях отсюда был виден его свин – зверя клевало полдюжины стервятников. Кавалеро, должно быть, находили удовольствие в самой погоне, раз позволили бедолаге проделать такой путь пешком. – Уверен, что это ложь? – Лодырь почесал загривок. – Я слышал, орки в том году чуть не дошли до Гиспарты. Народ говорит, они бы так далеко не продвинулись, если бы им не помогли. Мозжок сурово взглянул на тертого. – Вольные ездоки не шпионят для тяжаков, малец. Усек? Никогда. Это тебе истина, которую можешь рассказать у себя на севере. – Орки обошлись бы с любым полукровкой куда хуже, если бы его поймали, – добавила Блажка. – Хуже? – Лодырь уставился на жуткую тушу. – Вот тебе еще истина, – согласился Мозжок. – Зачем тогда врать? – спросил Лодырь. – Хилякам, насколько я знаю, никогда не требовались причины, чтобы убивать полукровок. Зачем тогда нести эту чушь про шпионов? – Капитан кастили поехал умом, – ответил Мозжок. – Потерял ногу и тронулся. Ему теперь всюду враги мерещатся. Блажка снова промолчала. Бермудо в самом деле лишился ноги, а может, и разума, но из всех кочевников он охотился только за одним. За полуорком, который, Блажка знала, был теперь далеко от Уделья. Мозжок снова плюнул в землю. – Давайте его снимем. – Оставь. Слова Блажки заставили кочевника застыть в седле. – Черта с два я его оставлю! – Оставишь, иначе другие кочевники пострадают так же, как он. – Блажка кивнула на дерево и то, что его украшало. – Потому что это лучшее предостережение для других вольных, что здесь ездят кавалеро. Если мы положим его в землю, то предостережения они не получат. Мозжок задумался над ее словами с недовольством, но возразить против здравого смысла не сумел. – До борделя уже недалеко, – сказал он. – Есть приличный шанс, что хиляки, которые это сделали, сейчас там.