– Тогда и мой муж не сделал ничего криминального. – Меня распирало от злости. – Милая, не стоит мешать мух с котлетами. Поук методично навязывал тебе свою волю, восемь лет насилуя мозг, почти лишил тебя дара и совершенно не каялся в содеянном. Скажу больше, он наверняка рассчитывал, что ты просто умрешь однажды. – В каком смысле? – Ну, его не было бы рядом, и ты начала бы вспоминать. Рано или поздно. Кровоизлияние в мозг – отличная штука. Ты умерла бы, не поняв, что пошло не так, и даже некромант, подняв тело и вызвав душу на допрос, не нашел бы подвоха. Хотя до некроманта дело и не дошло бы. Просто нервы, развод и смерть. Так бывает, увы. – Он не может быть настолько чудовищем. – Может. Но мы говорили о моем клиенте, Хапински. Ты сравнила его со своим чудо-мужем, а это в корне неправильно. Дорэн никогда не берет что-то против воли. Другое дело, что он может немного помочь тебе принять собственные желания и не стыдиться их. – Это отвратительно. Он внушает женщине желание, и она изменяет мужу или… – Бред. Его сила не настолько велика, чтобы навязать что-то. Но так уж устроены инкубы, что чувствуют за милю неудовлетворенные желания. Понимаешь? Вот, например, ты… – Заткнись! – зашипела я, оглядываясь по сторонам в надежде, что нас никто не слышал. Адам усмехнулся, откинулся на спинку стула и, пожав плечами, согласился: – Больше ни слова. Я выдержала в тишине не больше десяти минут. Эта сволочь говорил за это время с официантом, с проходившей мимо девушкой, неудачно уронившей прямо рядом с ним сумочку и даже с собственным стейком. Только не со мной. – Хорошо! – Отложив вилку и нож, я закатила глаза. – Рассказывай дальше. Вот почувствовал он, что женщина жаждет… ну… – Секса. – Да-да… И что? – И тут природа берет свое, – довольно отозвался Боннер. – Организм начинает выработку феромонов, а тело – небольшое преображение. – Так это правда? Они еще и меняться могут? Как оборотни? – Лишь слегка. К примеру, Хапински не сможет стать крупным качком с широченными плечами. Но, если нужно, он помолодеет на время, изменит цвет волос и глаз и даже подкорректирует черты лица. Слегка, но все же… Все для дамы, как говорится. – А потом? – Потом он уходит, простившись навсегда. Забеременеть от него невозможно, потому что – это тебе понравится – они могут зачать детей только по любви. Романтика, а? – Тогда чем же он так не угодил той девушке, что раздула скандал в новостях? – Как раз тем, что ушел, – хохотнул Боннер. – А она смогла потянуть за нужные ниточки. Пыталась вернуть и заставить быть с ней на веки вечные. Инкубы – потрясающие любовники, Кэтрин. – Тебе-то откуда знать? – ехидно уточнила я. Адам даже не подумал оправдываться, загадочно улыбнувшись, он чуть пригнулся и шепнул: – Среди них, как ты говорила сама, есть и женщины, дорогая. Суккубы. – Фу-у-у. – Я поджала губы, раздула ноздри и замахала руками. – Эти подробности оставь при себе. Некромант засмеялся, откинув голову, чуть прикрыв глаза и качая головой. Тихо, но неожиданно заразительно. А я так и замерла, не в силах отвести от него взгляд и глупо улыбаясь в ответ. – Я не буду рассказывать, – проговорил Адам спустя пару секунд, – но покажу тебе их. На юге. Если захочешь. – Ты там с ними… познакомился? – Нет. – Он снова стал серьезным и подал знак официанту. – Пора закругляться. Завтра тяжелый день, и я хочу как следует отдохнуть. К слову, у меня кое-что есть для тебя. Провел небольшой ритуал, пока ты работала с сахили. – Для меня? – сказать, что я удивилась, – ничего не сказать. – Угу. В моем номере. – Если это что-то из твоего бара, а ритуал заключался в распитии начатого нами коньяка, то я пас. – Идея весьма неплохая, запомню. – Боннер прикоснулся часами к табло счета, принесенного официантом. – Но ты снова ошиблась, Кэтрин. Идем, пока я сытый и добрый. Мы почти дошли до номера, постоянно соревнуясь в остроумии и стремясь задеть друг друга словом, когда я замедлила шаг, из-за чего немного отстала от спутника. Заболела голова. Это была не совсем обычная боль, а пульсирующая, нарастающая и медленно расползающаяся от висков к темечку. Адам, едва ли не бегущий впереди, что-то спросил, и я хотела сказать, что не слышу его, когда меня толкнули в плечо. Незнакомец-нахал прошел мимо, даже не думая извиняться за поведение. Я резко обернулась, чтобы высказать свое недовольство, но замерла. Обоняние уловило некий запах: знакомый и в то же время давно ставший чужим. И тут же мозг, пользуясь этой миниатюрной подсказкой со стороны, услужливо визуализировал картинку. Молодой человек с длинными светлыми волосами стоял ко мне спиной, пропуская чип-ключ между пальцами. Пахло от него почему-то апельсинами и корицей, а рядом с ногами обнаружился чемоданчик наподобие моего, но другого цвета и с иной гравировкой. Такие получали маги-техники сразу после выпускных экзаменов. Блондин говорил с кем-то, и его голос будоражил, рождая внутри нечто давно забытое. Как же его имя? При попытке вспомнить в голове зазвенело. Схватившись за виски, я застонала. В следующий миг к носу прижался открытый пузырек, в котором плескалась отвратительно пахнущая жидкость. От начавшегося следом кашля я даже прослезилась. – Лучше? – спросил Адам, деловито закупоривая нашатырный спирт и убирая его в совершенно плоский внутренний карман пиджака. Явно пространство там было расширено за счет магии. Даже думать не хотелось, что еще Боннер носил с собой таким образом. – Хуже, – словно немощная, пропищала я, протягивая к нему руку и опираясь на плечо. – Сейчас упаду. – Сшибает с ног сила моего обаяния или снова решила повспоминать прошлое? – Боннер подхватил меня за талию и повел в прежнем направлении. – Не знаю. Не уверена. – Значит, обаяние, – уверенно заявил адвокат. – Нет, я не уверена, что сама решила повспоминать, – сказала и снова закашлялась. – Меня кто-то толкнул, и я почувствовала запах. Из прошлого. Мне кажется, также пах кто-то, кто был мне дорог тогда, много лет назад. Боннер бросил взгляд куда-то в сторону, и мне вдруг показалось, что он принюхивается. Даже решила, что издевается над моими словами таким образом, но в следующий миг он прибавил шагу, и теперь я практически бежала, увлекаемая им вперед. – Хорошего мало, – только и сказал некромант в ответ на мое: «Что не так?» Остановились мы, лишь достигнув каюты, и я уже практически висела на Боннере. Подхватив на руки, он внес меня в номер и уложил на диван, пробормотав что-то вроде: «С такой отдохнешь только на том свете». Отреагировать на его слова я смогла только тихим вздохом, признавая свою вину и соглашаясь со всем подряд. Потому что спорить и вредничать не было ни сил, ни желания. Приметив подушку, я сползла из сидячего положения в горизонтальное, уложив больную голову на мягкое и вытянув ноги. Диван показался мне в тот момент пределом всех мечтаний, а вот голос Боннера, не дающий провалиться в сон, раздражал неимоверно. – Чтоб тебя, – раздалось над ухом, и меня насильно усадили. – Не спать, Кэтрин. Что за наказание. Смотри на меня. Уснешь сейчас и проснешься в лучшем случае идиоткой. Давай, поговори со мной. Я зевнула, даже не удосужившись закрыть рукой рот. Раскрыв глаза пошире, уставилась на Боннера, тот что-то толковал о подарке и поднес к моему лицу руку. Раскрыв ладонь, показал мне маленькую пуговицу и спросил, где у меня лежат нитки. Я пожала плечами. – Черт с тобой, бери ее так. Зажми в кулаке! Пуговица перекочевала ко мне. Зеленая, простая. Кажется, я видела такие на его рубашке. – Это что, и есть обещанный подарок? – спросила, подавляя очередной приступ зевоты. – Твоя щедрость не знает границ. – Знаю. – Адам поднялся на ноги, и меня заставил встать с зажатой в кулаке пуговицей. – Идем со мной. Глаза не закрывай. Сейчас я тебя немного отвлеку, нам важно выиграть время. Я кивнула. Говорить не хотелось, а ослушаться Адама казалось плохой идеей. Потому я послушно шла, хотя ноги стали практически ватными, а веки ужасно потяжелели. В итоге мы оказались в ванной комнате, где Боннер, настроив душ, обрызгал прижавшуюся к стеночке меня водой. Я вздрогнула, проснулась, выругалась и собралась уходить, сославшись на лопнувшее терпение. Он хмыкнул, схватил меня поперек живота и сунул прямо в одежде в кабину, где лилась ледяная вода. Ледяная! Я взвизгнула, дернулась, завизжала. Адам радостно усилил напор. Тварь такая! Побарахтавшись внутри кабинки с полминуты, а может и больше, я окончательно оглохла от собственных воплей, поскользнулась и едва не упала, потянув некроманта за собой. Он поймал, вытащил и только тогда закрыл воду. – Полотенце там, – сообщил мерзавец, глядя, как я трясусь от холода и ужаса. Бросившись к шкафчику, вынула махровый халат, непослушными руками еле-еле надела его, укутавшись полностью, и уже тогда с ненавистью уставилась на Боннера. Тот невозмутимо вытирал лицо и голую грудь. Мокрая рубашка лежала рядом на умывальнике. – Теперь я умру от восп-пале… апчхи… легких! – сказала, вытирая замерзший нос и поправляя капюшон. – Зато не прямо сейчас и не на этом дирижабле. Я оттянул твою кончину. Снова! – Боннер кивнул на дверь, и я гордо вышла. Встретились мы на его кровати. Я под одеялом, он плюхнулся сверху, лицом на матрас. При этом протянул мне руку, и рядом со мной упала все та же зеленая пуговица. – Ты уронила в душе. Не теряй, – сказал некромант в подушку. – Это какой-то оберег? – спросила я, поднимая подарок и зажимая его в кулаке. – Вроде того. Ментальный затвор. Если будешь носить с собой, никто не влезет в голову без спроса и разрешения. – Но почему пуговица? И почему именно такая? – Я покрутила неказистую вещицу перед носом. – Что было под рукой… – Адам зевнул, покрутился, лег удобнее. – Пришей ее завтра. А пока положи под подушку. Дверь закрыта, на ней защита. Спи.