Елена проводит рукавом по лицу, всхлипывая из-за музыки. Я делаю нерешительный шаг к ней. — Я не знал, что ты играешь на пианино. Она вздрагивает. Я сокращаю расстояние между нами и обнаруживаю, что ее телефон лежит на музыкальной стойке, проигрывая мелодию с YouTube. — Зачем сидеть за пианино и не играть? — я машу рукой, чтобы она подошла. Она слабо улыбается. — Я не умею. У меня возникает искушение узнать причину ее слез, но я решаю не делать этого, когда она отворачивается, чтобы вытереть лицо рукавом своего джемпера. — Почему именно эта песня? — Моя мама любила ее. Она играла, но не могла убедить меня попробовать, потому что я хотела сосредоточиться на балете вместо ее дневных уроков. Хотя я бы хотела. Я не пропускаю ее использование прошедшего времени. Вместо того чтобы вытягивать из нее больше информации, я ставлю видео на паузу. Я провожу пальцами по клавишам, прежде чем начать песню заново. Ее глаза расширяются. — Ты играешь на пианино? Я киваю. — Тебе повезло, что я знаю эту песню. Это классика. Елена усаживается так, чтобы видеть, как я играю. Я улучаю момент, чтобы окинуть взглядом ее залитое слезами лицо. Ее грусть заставляет меня нахмуриться. Когда по ее щекам скатывается несколько слезинок, я снова поворачиваюсь к клавишам, предлагая ей уединиться. Мелодия обволакивает нас, пока я снова играю для нее песню. Когда я дохожу до второго припева, я усиливаю его, добавляя больше нот. Мои пальцы танцуют по клавишам, а Елена наблюдает за мной. Я выступаю только перед мамой, но играть для Елены — бодряще. Этот момент я хочу сохранить, не желая расставаться с тем, чтобы подбодрить ее. Чтобы стереть боль с ее лица, пусть даже на несколько минут. Когда песня заканчивается, она собирается встать, но я хватаю ее за запястье. — Подожди. Еще одна. Она снова садится, выглядя ошеломленной. Меня охватывает волнение, когда я начинаю играть первые ноты песни, которая, как мне кажется, идеально подходит для нее. Ее лицо светлеет, когда она узнает песню Эда Ширана «Photograph». — Честно говоря, я не уверена, что сейчас не сплю. Ущипнешь меня? Я приостанавливаю песню и вместо этого дергаю ее за волосы. — Я обычно появляюсь в твоих снах? — Нет. Не сплю. — Ее спина дрожит, когда она пытается скрыть свой смех. Я сосредоточиваюсь на клавишах, играя ей песню, напоминающую мне о надежде, которую она дает мне. Сумасшедший драйв, который она пробуждает во мне, чтобы быть лучше — быть больше. Больше для нее. Больше для меня. Наша комбинация смертельно опасна и в то же время неостановима. Моя сдержанность достигла своего максимума, как резинка, которая вот-вот лопнет. Елена кладет свою руку на мою, когда я заканчиваю играть песню. — Спасибо. — Новая слеза стекает по ее щеке. Я ненавижу их. Прежде чем она успевает уйти, я смахиваю капли другой рукой. — Почему ты плачешь, и как мне заставить тебя остановиться? Елена смотрит на меня туманными глазами. — Услышав, как ты играешь песню, которую она любила, многое во мне пробудила. Вторая была дополнительным бонусом. — Что именно? — хрипит мой голос. — Все. Счастье, боль, благодарность. В моей голове происходит столько всего, что я не могу в этом разобраться. Но больше всего я скучаю по ней. — Полагаю, ты потеряла маму? Она фыркает. — Да. Когда мне было двенадцать. — Черт. Мне жаль это слышать. — Мысль о том, что я буду жить без мамы, теперь вызывает у меня тревогу. Я не могу представить, как бы рос без нее. — Я потеряла ее и отца в один день. — Она делает паузу, уставившись на клавиши. — Они были убиты. — Она выдыхает дрожащий вздох. Я хватаю ее дрожащую руку, цепляясь за ее пальцы, как за спасательный круг, в котором она нуждается. — Черт. — Я была там. Когда это случилось. Вот дерьмо. Я не знаю, что сказать. Все во мне болит при мысли о том, что ребенку пришлось пережить такую травму. — Это была самая ужасная ночь в моей жизни. Я читала в шкафу, прячась на случай, если родители проверят меня перед сном. Но потом мои родители закричали, и раздались выстрелы. А потом наступила тишина. — Тебе не нужно больше ничего говорить. — Нет. Я должна. — Она делает глубокий вдох. — Мужчины пытались найти меня, но я была спрятана за одеждой и коробками. Когда я убедилась, что они ушли, я спустилась вниз и нашла их. — Она отдергивает свою руку от моей и закрывает лицо, чтобы скрыть свою беду. Рыдания, которые она издает, разбивают мое сердце, я беспомощен, когда она распадается на части. Ничто из того, что я скажу, не сможет унять такую боль. — Вот почему я не сплю в темноте. Мне снятся кошмары. В некоторых из них мужчины находят меня и убивают после смерти моих родителей. В других — моих родителей расстреливают у меня на глазах, а я не могу остановить мужчин. Я встаю и подтягиваю Елену к себе, прижимая ее к груди, нуждаясь в том, чтобы она была рядом. — Мы уничтожим эти кошмары по одному. К черту все это и к черту любого, кто попытается снова с тобой связаться. Елена заслуживает кого-то в своем углу, готового защитить ее. То, как она смотрит на меня, искушает меня стать таким для нее. Вот только я не герой. И именно это делает меня разрушительным. Глава 29 Елена Я прижимаю руки к груди Джакса, желая обдумать его слова. Он берет мои руки в свои и прижимает их к груди. Его сердце бешено колотится под моими ладонями. — Прости, что был мудаком. Черт, прости меня за то, что я вел себя с тобой так. Вечеринки, нажимал на твои кнопки, говорил гадости. Ты заслуживаешь лучшего, чем то, что я тебе давал. — Я не хочу, чтобы кто-то заботился обо мне из-за моей истории жизни. — Я пытаюсь отстраниться от него, но он держится. — Это не из-за твоей истории. А из-за того, кто ты есть, несмотря на эту историю. Его слова вцепились в мое сердце и удерживают меня на месте. Я не знаю, что сказать или что чувствовать по поводу изменений в его личности. Рассказывая свою историю, я не хотела, чтобы он меня пожалел. Честно говоря, я понятия не имею, что заставило меня поделиться с ним этой темной частью себя. Но я это сделала. Я хотела, чтобы он увидел меня настоящую. Не ту собранную версию себя, которую видят все, а ту, кем я являюсь, когда отбрасывается все незначительное и временное. — Дай мне шанс все исправить. — Его мозолистые пальцы проводят по моей щеке. Я могу только кивнуть в знак согласия. Он наклоняет голову и проводит губами по моим губам.