Потому что тренировки были просто тренировками. Чем-то, что он должен был делать и добивался успеха естественным путем, ценой многих повторений. А вот учение, знание добывалось совершенно иначе. Нужно было не просто сто раз повторить чужое движение, нужно было осознать нечто новое, встроить в систему. Знание говорило о том, каков на самом деле мир. Каков на самом деле сам Акайо. Ни одно физическое умение не давало таких чувств. Вдруг подумал — это он тренировался с четырех лет. Это он открыл для себя наслаждение от впитывания новых знаний совсем недавно. Для Таари и, возможно, для многих эндаалорцев, все было наоборот. Они с детства учились, узнавали мир вокруг себя так же быстро и по такой же необходимости, по которой юные имперцы тренировались до седьмого пота. Логично, что после этого именно физические упражнения кажутся желанными, именно в них, как в чем-то более сложном и редком, хочется добиться успеха. А он просто ревновал — к их образу жизни, к тому, что казалось ему счастьем даже теперь, когда розовое марево влюбленности в новый мир развеялось. Перед ними открылась прогалина, деревья расходились широким кругом. Судорожно вздохнул Джиро, споткнулся, растерянно оглядываясь, Тетсуи. — Место военного лагеря, — спокойно, будто представляя кому-то старого, но не слишком близкого знакомого, сказал Иола. — Можно остановиться на обед. Здесь не оказалось брошенных палаток и обозов, сгладились выкопанные вокруг шатров канавки, дожди смыли следы от костров. Акайо, опустив паланкин на землю, оглядывался, узнавая то тонкое деревце посреди поляны, на которое вешали знамя, то расколотый молнией пень, вид на который открывался из генеральской палатки. Прошел чуть дальше Джиро, потоптался, замер, подняв голову к небу. Акайо вспомнил — там была собранная из бамбуковых прутьев вышка дозорного. Сейчас палки от нее валялись в стороне, наполовину уйдя в землю. Оглянулся туда, где стояла полевая кухня, ожидая увидеть на ничем на первый взгляд не отличающемся месте Иолу… Но тот вместо того, чтобы бродить по поляне, разбирал свой рюкзак. Акайо встряхнулся, подошел помогать. Эти воспоминания были бесполезны, отвлекали от настоящего дня, затягивали, заставляя думать — а что, если бы? Даже когда точно знаешь, что никакого “если бы” быть не могло. Костер разводить не стали — здесь, у подножия гор Эндаалора, было тепло, еду на первые дни готовить не требовалось. В бумажных свертках, которые они распихали по рюкзакам в последний момент, оказалось что-то похожее на пироги. Хлеб напоминал имперский, хотя здесь такие тонкие, полные начинки лепешки обычно варили, а не обжаривали. Впрочем, эти улики были уничтожены за минуты, даже крошек не осталось. Джиро нашел родник, из которого брала воду армия. Хотя после дождей он разбух и помутнел, достаточно было процедить воду через ткань, чтобы вернуть ей прозрачность. Таари сидела на подушках паланкина, повторяя за Тэкэрой формулы вежливых приветствий и прихлебывая воду из фляги. Акайо не задумывался раньше, как много вещей она нашла, сколько людей в Эндаалоре делали для них паланкин, посуду, обувь. И все это привезла Таари, договорилась с мастерами, пока они шили одежду, искренне веря, что именно от их труда зависит успех похода. Впрочем, и от него тоже. Это было похоже на действия армии — если один фланг совершит ошибку, не устоит, проблемы будут у всех. Пока казалось, что эту битву они выиграют… Однако до первой встречи с имперскими крестьянами это было такое же пустое утверждение, как попытка предсказать исход битвы, увидев армию на марше. Когда начинается настоящий бой, многое может пойти не так, как планировалось на карте. До заката было далеко, так что после не то завтрака, не то обеда они снова двинулись в путь. Дорога, которую протоптала армия на месте узкой лесной тропы, еще не успела зарасти, идти по ней было легко. Паланкин взяли Наоки и Рюу, дно корзины едва не касалось земли, зато почти не кренилось. Акайо припомнил, что полгода назад армия проходила деревню, но на карте ее почему-то не было. Возможно, скрывали кроны деревьев, ветвистые, как метелки, с глянцевыми, жесткими на вид листьями. Иола, с которым он поделился предположением, согласно кивнул: — Я тоже помню. Маленькая такая, слева от дороги. Можно будет заночевать и купить еду. Таари идею одобрила, мечтательно улыбнулся Тетсуи, наверное, предвкушая сон в настоящем имперском доме. Акайо не стал его разочаровывать, хотя предполагал, что все равно придется лечь под открытым небом — слишком их много, вряд ли в деревне найдется место для всех. Один Кеншин выглядел странно напряженным, часто оглядывался по сторонам, словно скрываясь от погони. Акайо решил, что спросит вечером, но все стало ясно намного раньше. — Не прикасайся! Страшный крик заставил всех замереть. Умиротворяюще шуршали кроны деревьев, щебетали о чем-то своем птицы. Акайо, убедившись, что прямой опасности нет, медленно оглянулся. Нашел взглядом Кеншина, который протягивал руки в не то умоляющем, не то останавливающем жесте, словно мог волшебным образом дотянуться до стоящего в десяти шагах от него Джиро. Тот как раз собирался опереться о дерево и вытряхнуть попавший в сандалию камушек, а теперь замер с протянутой рукой, балансируя на одной ноге. Бросил взгляд на остальных, медленно выпрямился, на всякий случай отступая от дерева подальше. Кеншин, переведя дух, объяснил: — Они ядовитые. Сок этого дерева как кислота, разъедает кожу, даже кора жжется. Паланкин покачнулся, Таари выглянула из-за занавеси. — Почему ты не сказал раньше? Кеншин дернул головой, заменяя этим ставший запретным жест пожатия плечами. — Если мы пройдем через рощу достаточно быстро, они нам не навредят. — За ней должна быть деревня, — не то спросила, не то просто напомнила Таари, внимательно глядя на опустившего голову раба. — Мы хотели зайти туда, купить еды и переночевать. Он коротко кивнул, но Таари продолжала смотреть, не делая знак двигаться дальше. Кеншин мялся, как солдат, пойманный на попытке взять двойную порцию риса из общего котла. Наконец вздернул подбородок, сказал с нарочитой, явно скопированной у Джиро дерзостью: — Я туда не пойду. Вы этого добивались? Она неожиданно мягко улыбнулась. — Как я понимаю, так будет безопасней. Подождешь нас, спрятавшись в зарослях у дороги. Идемте. И скрылась за занавесью, оставив гадать — что она поняла про Кеншина? Почему ему не стоит появляться в деревне? *** У поворота на узкую тропу их встретил не традиционный храм, а крохотное святилище. Столб высотой едва до колена накрывала крыша из двух пластов глины, в выемке под ней вместо колокола стучали друг о друга тростниковые палочки, выкрашенные в черный цвет. Имена предков покрывали белый камень такой густой вязью, что спрашивать о возрасте деревни было бы глупо. Акайо шел первым и первым опустился на колени перед святилищем. Вспомнил мать матери, единственную, кого застал из своих предков, и с которой все равно не был близок. Встал. Отошел, глядя, как повторяют ритуал другие. Паланкин поставили на землю, Таари, внимательно проследив за Тэкэрой, постаралась не упустить ничего — так же мелко подошла к столбу, так же скользнула ладонями по подолу, опускаясь на землю. Встать в непривычно узкой одежде не смогла, на помощь поспешила ободряюще улыбающаяся Тэкэра, подхватила "невесту" под локоть. Акайо слышал обрывки слов, но не вникал в их смысл. Куда сильнее его беспокоил Кеншин. Тот стоял в стороне, сложив руки на груди и глядя куда-то в небо, будто не замечая святилища. На него косились — по знанию деревьев и нежеланию идти в деревню было почти очевидно, что он из этих мест, и тем непонятней казалось показательное неуважение к собственным предкам. Акайо понимал, что нужно заговорить с Кеншином, спросить. Но идти тоже было нужно. *** Деревня показалась из-за деревьев как раз тогда, когда скрылись оставшиеся за спиной столб и замерший рядом с ним Кеншин. Сумерки еще не опустились на лес, лишь вытянулись тени, и дома в резком, полосатом, как тигриная шкура, свете, выглядела даже не бедными — нищими. Здесь не было высоких деревянных полов и рисовой бумаги, не было резных ступенчатых крыш. Меж некоторых столбов были натянуты только тростниковые плетенки, пестрые от того, сколько раз старые прутья заменяли на новые, у других были все-таки прочные стены, но тоже не из дерева, а из бамбука потолще, похожие на хибарки, что устраивали столичные рыбаки на берегу. Акайо помнил — эти дома были такими легкими, что рыбаки поднимали их на спинах и относили подальше во время прилива. Но рыбаки в них прятались от солнца и ветра, а не жили! Из большого, лучше всех выглядящего дома, вышел старик, поклонился гостям. Они ответили более глубоким поклоном, уважая возраст. Тот улыбнулся, затряс головой: — Не диво спутать измятый пояс со старым. Я вряд ли старше вас, путники, простите, что ввел вас в заблуждение. Заинтересованно наклонилась вперед Таари, пришлось спрашивать быстрее нее: — Как так вышло, господин? — Это долгая и неинтересная история, — вежливо сообщил старик, утверждавший, что видел не больше тридцати дождей. — Мой дом подобен мелкой чаше, которая не способна вместить букет лотосов, однако во дворе всем найдется место. Акайо, уже взявший на себя роль голоса путников, поклонился, выражая согласие. Тут же показались соседи старика, споро вынесли циновки, расстелили. Когда-то красивая, но слишком усталая женщина принесла котелок и миски, исчезла. Акайо молчал, ожидая, когда приготовления будут завершены, а хозяин назовет свое имя. Присматривался, видел у многих шрамы на руках и лицах. Искоса поглядывал на Таари, которая рассматривала все с жадностью эндаалорского ребенка. Думал — слава звездам, что она играет роль невесты. Им, уже вышедшим из дома отца и еще не вошедшим в дом мужа, позволялось то, на что не имели права остальные. В том числе неприкрытое любопытство. — Прошу разделить со мной трапезу, — старик склонился снова и наконец-то представился. — Я Хэчиро Мори, староста Лаконосной деревни. — Я Оока Акайо, голос моей семьи, и я благодарю вас, господин Хэчиро. Он представил всех, по кругу, после каждого имени пережидая очередной обмен поклонами. С удивлением понял, что церемонность начинает раздражать, но лицо держал. Добрался до женщин, ограничился достаточным для них "невеста рода Уэниси" и "наставница невесты". Опустился по левую руку от хозяина, справа без заминки сел Иола. Он в самом деле выглядел старшим, и при этом достаточно молчаливым, чтобы роль "голоса" имела смысл. Таари и Тэкэра устроились на противоположном конце стола, хозяйка дома, оставшаяся не представленной, молча суетилась вокруг, наполняя миски прозрачным зеленоватым бульоном, не рисовым, а из каких-то местных трав. Нужно было начинать разговор, и Акайо начал. Спросил о предках, разговор о которых ожидаемо растянулся до конца трапезы, вынудив в ответ придумывать имя жениха Таари и пересказывать историю Юки о знакомстве их отцов. Хозяйка принесла чай, наконец-то опустилась на циновку рядом с Тэкэрой. Предки старосты и фантазия Акайо иссякали, так что он спросил об урожае. Хэчиро довольно покивал: — Урожай хороший, очень хороший. Мы приносим большую пользу, нам привезли свиток от императора! Много лака получилось, и всего двое умерших. Над столом повисла тишина. Акайо понял, что не хочет спрашивать дальше, но так же — что если не спросит он, спросит Таари. — Вы подвергаетесь опасности? — Это так же естественно, как риск серны, вышедшей к водопою, — чуть удивленно отозвался Хэчиро. — При работе с лаконосным деревом все подвергаются опасности. — Ядовитые деревья, — догадался Иола. — Откуда берется лак, из их сока? — Да. Если соблюдать осторожность, достойную мастера, то можно обойтись без опасных ожогов, но запах вредит всегда, — оглядел напряженные лица, скользнул по своей щеке с призрачной улыбкой человека, знающего свою судьбу. Но вместо пояснения зашел издалека: — К нам редко заходят путники, и мы сравниваем лишь с теми, кто увозит лак. Они успевают увидеть два или даже три наших поколения, для нас же их лица почти не меняются. Десять урожаев назад господин Изао был красавцем, и я тоже. Сейчас он красавец, а я старик. Десять урожаев спустя он все еще будет красавцем, а мое имя запишут на столбе. — То есть вы живете всего сорок... Урожаев? — растерянно спросила Таари. Староста покосился на нее недовольно, но памятуя о том, что она невеста, ответил: — Сорок — это много. До сорока я вряд ли доживу. Это все запах, он старит тело. Повисла тишина, тягостная, как над постелью тяжелобольного. Кусала губы Таари, слышно было, как сглотнул Юки. Акайо силился представить и не мог — жить так, зная, что ты проживешь в два раза меньше других... Зная, что умрешь в бою молодым. Зато — ради империи. — Маски, — вдруг сказал Тетсуи. Поднял на Акайо умоляющий взгляд, прося — поддержки! Помощи! Нельзя же так оставить! Акайо на миг прикрыл глаза, показывая, что понял. Повернулся к недоумевающему старосте. — Мой младший брат прав. Вы не пробовали использовать маски? Прикрывать рот и нос тканью, это защитит от вредного запаха. — Может быть, надо смачивать водой, — отрывисто кивнул Иола. — Или чем-нибудь еще. Господин Хэчиро, наверняка же было, чтобы партия сока портилась. Из-за чего, вы можете вспомнить? — Вода его портит, да, — подтвердил тот. — Если не закрыть бочки перед дождями, весь урожай пропасть может. Спасибо, добрые господа. — Перчатки еще, — тихо добавил Наоки, — фартуки, как у кузнецов. И маски лучше кожаные, с тканевыми вставками. — Где же мы кожу достанем, — вздохнул Хэчиро. — Мы бедные крестьяне... — У вас, — Акайо сделал быстрый жест, извиняясь за то, что прервал, но не остановился, — лес вокруг. Можно добыть зверя и снять шкуру. Подумал — кожу надо еще как-то обработать. Подумал — эндаалорскую сеть бы сюда, вмиг бы узнали! Подумал — в паланкине есть связь. Для крайних случаев, да, но разве спасение стольких людей — не крайний случай? Обернулся к Таари. — Та... — запнулся, закашлялся, в ужасе понимая, что они не договорились об имени. Придумал на лету, что в голову пришло, — Тамико знает, как обрабатывать кожу. Ведь так? Она сомневалась не больше мгновения. Склонила голову, как хорошая имперская девушка, даже чуть ниже, чем положено. — Да, брат. Мне нужно лишь немного времени, чтобы вспомнить. Почти бегом вернулась в паланкин, дернула занавесь, прячась. Акайо знал — сейчас она открывает внутреннюю стену, пишет запрос, который, дай звезды, Риико получит в ту же секунду. И ответит так быстро, как только сможет. — У вас ученая сестра, господин, — заметил Хэчиро. Акайо только коротко кивнул. Он знал, что стремление помочь выдавало их, но... Есть вещи, на которые нельзя закрыть глаза. Нельзя остаться в стороне, отмахнуться, сказать "моя миссия важнее". Если ты поступишь так, то потеряешь право называться человеком. — Она мечтала стать помощницей при храме, — вдруг сказал Рюу. — Монахи знают все, но часто им не хватает рук, особенно для работы в библиотеке. Тогда принимают помощниц, даже женщин. Конечно, монахи и помощницы никогда не видят друг друга и не касаются, едят разную пищу и живут в разных домах, но знания у них общие. Хэчиро чуть склонил голову, посмотрел на закрытый паланкин. Акайо показалось, что он видит сочувствие на изборожденном слишком ранними морщинами лице, когда староста сказал: — Надеюсь, Уэниси Ясуо будет ценить ум своей жены.