«Найди другой способ». Я никогда не пыталась узнать, каково это — быть гибридом. Я никогда не проявляла милосердие. Что, если мне суждено спасти его вид? Пророчество гласило, что моя мать не сможет спасти последующие поколения от инфекции, но ее дочь сумеет это сделать. Без человечества именно гибриды являлись последующими поколениями. Мое сердце бешено заколотилось. Вот оно? Вот ответ? Это их я должна спасти? Адреналин заструился по моей крови и заставил дыхание участиться. Я дернула ручку двери и выскочила наружу. — Погоди, — Эребус последовал за мной и с топотом обошел передний бампер. — Возвращайся в грузовик. Я подняла палец, а другую руку прижала к пустому сердцу. Окружающая пустыня простиралась до массивных скал на востоке. Серое небо отбрасывало на бесплодный ландшафт чудовищные тени, загоняя солнце за горизонт позади меня. Впереди лишь тьма. Дневной свет вернется, но если я заберусь обратно в грузовик, если я позволю ему отвезти меня домой, я буду пятиться назад, начинать с начала. Сражения. Сопротивление. Смерть. Только в этот раз я буду пустой тенью той, кем была раньше. Ответ, будущее, находился не на плотине Гувера. Салем прав. Я бежала. Но решение крылось и не в нем. Если бы я осталась, то его присутствие в конечном счете соблазнило бы меня. Я бы поддалась томлению своего сердца и простила бы его из-за своей слабости. Мне нужно простить себя. Мои манипуляции причинили ему столько же боли, сколько он причинил мне. Мне нужно простить себя за то, что я поставила свои мотивы и свое сердце превыше его. Мне нужно простить себя за то, что не поняла связь между моими клыками и его венами. Мне нужно простить себя за то, что я любила его вопреки всему этому. Хоть раз в своей чертовой жизни мне нужно поступить правильно и через этот поступок обрести освобождение. — Если ты не вернешься обратно в грузовик, — сказал Эребус, делая решительный шаг в мою сторону, — я затащу тебя силой. Мы на открытом пространстве, и в этой местности всегда есть гибриды. Я это знала и не собиралась возвращаться в тот грузовик. — Ты раньше охотился на меня, — песок хрустел под моими ботинками, пока я шла к блеклому горизонту. — Это было нечто инстинктивное? — Ты возглавляла анти-гибридную армию, решительно настроенную нас истребить. Инстинкт убить тебя — это практическое решение. — По сей день? — я обернулась к нему через плечо. — Ты все еще хочешь моей смерти? — Забирайся в грузовик, — он ткнул напряженным пальцем в сторону двери. — Ты сказал мне найти другой способ. — Чем дольше мы стоим здесь, и твой запах пропитывает воздух, тем более опасной становится эта маленькая остановка, — он просканировал темноту, черты его лица напряглись. — Поговорим в машине. — Да все вечно сводится к этому. Я разговаривала, искала и ломала себе мозг годами. Я все еще не знаю, что делает меня особенной, или что я должна с этим сделать. Я сражалась и проиграла. Я проиграла свое бл*дское сердце, — образы Салема пробудили огненное жжение в груди, боль была невыносимой и нескончаемой. — Но есть одна вещь, которую я никогда не пробовала. Я шаркала ботинками по песку, мой страх не унимался и полз по коже, пока окружающие тени становились темнее, гуще. Я оставила лук в грузовике, но он мне не нужен. Кинжал висел на моем поясе. Останься в живых? Моя мать нарушила собственное правило. — Не знаю, что ты творишь, — прошептал он, — но ты, бл*дь, заставляешь меня не на шутку нервничать. Салем вырвет… — Тогда уезжай, — я обхватила себя руками, и все мое тело затряслось под пугающим бременем того, о чем я думала. — Или останься. Скажи ему, что отвез меня, но останься. Мне нужна твоя помощь. Что-то царапалось в окружающей тьме, обширные земли эхом разносили каждый звук. Шорох шагов. Затем еще шаги. Они могли находиться в нескольких метрах или в целой миле отсюда, но они приближались. Эребус тихо метнулся ко мне, и его жесткий взгляд не отрывался от кромешной тьмы пейзажа. — Стой, — я вытащила кинжал моей матери и прижала кончик к внутренней стороне моего запястья, когда слезы ужаса переполнили мои глаза. — Я не собираюсь с ними сражаться. — Ты с ума сошла? — он потянулся ко мне. Я полоснула лезвием по своему предплечью — маленький порез, но достаточно болезненный, чтобы у меня перехватило дыхание. И достаточно глубокий, чтобы выступила кровь. Он резко зажал рукой нос и отпрянул назад, глаза смотрели жестко и свирепо. — Беги! — его клыки удлинились из-под этой огромной ладони, дыхание сделалось сиплым, последние капли контроля погибали. — Забирайся в грузовик и запрись. Я не хочу тебя кусать. — Ты не можешь меня заразить, — кровь пульсировала в моих венах, стуча в одном ритме с лихорадочным биением сердца. — Больше никакого убегания. Больше никакого сопротивления. Я поднесла лезвие к другому запястью и пронзила кожу. Огонь полыхнул вверх по моей руке, и я всхлипнула от боли. От всемогущего страха. Бл*дь, я так боялась, что мои ноги подкосились. Я рухнула на колени и уставилась на реки крови, пальцами сжимая рукоять кинжала моей матери. Того же кинжала, которым она вскрыла свои запястья и излечила нимф. Мое нутро окаменело от ужаса, но сомнений не было. Это ощущалось ужасающе правильным. Эребус прижал тыльную сторону ладони к своему носу и напряженно, сердито расхаживал туда-сюда на расстоянии трех метров. Топорики и клинки позвякивали на его поясе, но он не хватался за них. Он не хотел убивать гибридов, и я тоже. — Твоя кровь нас не излечивает, — прорычал он. — Нет, не излечивает, — прилив слез душил мой голос. — Но моя смерть излечит. — Что? — его глаза полыхнули гневом. И голодом. — Откуда ты знаешь? Моя мать не хотела беременеть после распространения вируса. Она противилась идее принести жизнь в этот несчастный мир. Но как только она забеременела и определила свою судьбу, она смогла уничтожить тлю. В итоге именно обещание ее смерти истребило их. Я пыталась убивать гибридов оружием. Пыталась остановить их размножение. Пыталась кусать их. Пыталась кусать Салема. Пыталась победить это все любовью. — Моя смерть — единственное, что я еще не пробовала. Его лицо исказилось, как будто он разрывался между тем, чтобы укусить меня, остановить меня и собственноручно убить меня. Приближающиеся шаги становились все громче, и мой пульс участился. Мои отцы будут безутешны, но они понимали предсказания как никто другой. Пророчество было всезнающим, всемогущим, и его нельзя избежать. Оно забрало мою мать, и оно намеревалось забрать меня. Уже забрало. Я умерла в тот день, когда потеряла свою связь с Салемом. Салем. Рыдание накатило, безжалостное в своей атаке. Он провел бы всю оставшуюся жизнь в ожидании меня. Одинокий и несчастный. Но в этом нет необходимости. Он мог двигаться дальше. Он освободил меня, и я хотела сделать то же самое для него. Мое сердцебиение зашкаливало, посылая дрожь паники по моим конечностям. Я твердо оставалась на песке и простила себя за свои слабости. Я простила себя за все. Из тьмы появились силуэты. Клыки. Рычание. Бешеный, хищный голод. Пришла пора мне сделать то, что суждено. Пора проявить милосердие, простить Салема и предложить свою кровь. Пришла пора мне умереть. Глава 33 Ночь давила со всех сторон, пока я стояла коленями на песке и дрожала от желания убежать. Накатило головокружение, и звук собственного сердцебиения грохотал в ушах. Четыре самца-гибрида выбежали из тьмы с дикими от голода глазами и сверкающими в лунном свете клыками, направляясь прямиком ко мне. Всякий раз, когда гибрид встречал человеческую женщину, в нем пробуждался инстинкт трахать и оплодотворять, кусать и заражать. Но я не была обычной человеческой женщиной. Десять метров, девять метров… они замедлились. Узнав мои рыжие волосы, они остановились как вкопанные. Их шок при виде дочери Ив, стоящей на коленях без своего лука, поразил их и заставил остановиться. Но их колебание не продлится долго. Они верили, что я являлась единственной и крупнейшей угрозой для их вида. Они не станут кусать, чтобы заразить. Они будут кусать, чтобы убить. — Эребус… — мой ужас был столь сильным, что я уже не чувствовала пульсации в запястьях. Он стоял в стороне, часто дыша через рот, глаза не отрывались от моих окровавленных рук. Ожесточенная дрожь сотрясала меня, моя кожа покрылась потом и похолодела. «Я не хочу умирать». — Не дай им изнасиловать меня, пожалуйста, — слезы переполнили мои глаза. — Позволь им осушить меня, но не давай им… снимать с меня одежду. Он издал низкий, полный боли рык, клацнув клыками как двойными лезвиями. — Я не могу подойти ближе. Не могу! Если он меня укусит, это не имело значения. Почему он переживает? Может, он не хотел быть частью этого, даже если Салем никогда не узнает.