– Ну как же, – она вновь смотрела снизу на меня и торжествовала. – Мы же с вами в бутике пересеклись, мило поболтали. Я тогда и решила, что ваш брак с Иваном движется к разводу. Я ему подобных поводов не давала, но знаю, что он не станет терпеть любовника жены. Особенно когда любовника считал своим самым верным человеком. Я так и застыла возле двери. Иван медленно поднимался. Я не смотрела на мужа, но кожей чувствовала, как он закипает. И потому удивил его довольно спокойный и тихий голос, хотя в каждом звуке слышалось давление: – Ты, старая сука, понимаешь, что сейчас ляпнула? Она эту сцену, должно быть, тренировала еще усерднее, чем я поведение на допросах. Руки ее сразу задрожали, а в глазах появилась паника полной дуры, которая пытается осознать, что же сделала не так. Отставила быстро чашку, тоже подскочила на ноги и залепетала: – Наверное, я ошиблась! Просто увидела, что за руки держатся, молодые такие оба, красивые… подходят друг другу очень. И додумала остальное! Ваня, прости, не принимай близко к сердцу. – За руки держатся? – повторил за ней эхом муж и медленно перевел взор на меня. Старая сука, тут я с ним согласна. Но он даже не знает, что эта старая сука умна и хитра, что она ни перед чем не остановится. Она уже давно в курсе, что мы с Кошей ее не обманули, в курсе, что Иван пошел войной на Алаева. Тогда она именно этим раскрытием и пригрозила, если мы предадим. И в курсе, что сам Иван вышел полностью сухим из воды, даже профит получил. Ее месть не привела ни к чему хорошему, хотя именно ко мне претензий быть не может. Но она решила воплотить угрозу – зачем? Притом, дрянь стервозная, прекрасно понимает, что саму ее я сейчас выдать не могу – это означало бы выдать и нас. Я приподняла подбородок и посмотрела на нее с высокомерием, растянув губы в презрительной усмешке. – И за руки не держатся, и в бутиках с вами не встречаются. Ирина Михайловна, мы в последний раз виделись с вами на выставке. Теперь мне очень интересно, чего ради вы выдумали еще какую-то встречу. Ведь проверить просто – название бутика и день. Ваня все записи с камер поднимет и убедится, что меня и близко там не было. Ни с Кошей, ни с телохранительницей – с которой я и посещаю всегда магазины. Так в чем же причина такой нелепой лжи? – День вспомнить? – она все еще продолжала изображать дуру. – Да легко, посмотрю по платежкам. Хотя теперь думаю, что ошиблась. Извини, Лиза, извини, Иван. Вообще не знаю, зачем такое сказала. Сами разберетесь. – Когда это примерно было? – Иван старался говорить спокойно, но взрыв будто уже приближался отголосками. – Не помню точно. В начале прошлого месяца. – Как удобно! – припечатал он ее. – Записи в общественных местах хранятся тридцать дней. Как удобно было вспомнить о таком эпизоде сейчас, когда ничего не может ни подтвердить, ни опровергнуть твои слова! – Так лезть не хотела, – ответила она, на секунду потеряв облик обеспокоенной идиотки. Хотя Иван вряд ли заметил промелькнувшую на секунду уверенность. – Еще обвинили бы в ревности к бывшему. К тому же Лиза не производит впечатление девицы, которая, влюбившись в другого, не поговорит об этом с мужем, чтобы честно расстаться. А ты уж точно не производишь впечатления человека, которому наставляют рога прямо под носом! И не вспомнила бы, не собиралась вообще упоминать. Вырвалось просто. Она себя подставила под удар – сейчас если Иван убедится в ее лжи, то ей мало не покажется. Но она и раньше доказала, что готова всем рискнуть… Ради чего в конкретном случае? Не отомстить же мне за то, что у Ивана хватила ума не вооруженной армией против старого врага идти? Разве что… Я так внезапно поняла причину, что задохнулась – и сразу затараторила, именно это объяснение и могло обеспечить мне фору: – А может… может, вам пришло в голову настроить Ивана против Коши? Вам ли не знать, что тот ведет все его дела?.. О боже, Ирина Михайловна, неужели вы настолько ненавидите бывшего мужа? Или мстите за что-то? Вопрос с намеком, который Иван должен уловить. Ну не настолько же он ее не знает, чтобы даже месть за сына не распознать? Ей хватило ума не отвечать, а с теми же извинениями и оправданиями торопиться к выходу – пока Иван не отмер. Он и не думал ее останавливать – найдет, если понадобится. Как думает он. А она скроется из города, уже все пути отступления продуманы, как предвижу я. Я придумала лучшую причину, вообще возможную в такой ситуации, но было одно «но» – в теме ревности мой муж всегда был неадекватен. Он раздавит любого, кто о моей неверности только вякнуть осмелится, но сначала убедится, что не было реального повода вякать. Он едва держался – я это видела. Прошла мимо и села в кресло, которое недавно занимала обвинительница. Посмотрела на мужа прямо. Пусть спрашивает! Но он почему-то не спешил задавать вопросы. Сейчас сюда бы Кошу вызвал, но того, как назло, не было в доме. Тяжелое молчание так затянулось, что я решила его нарушить: – Иван, а ты никогда не думал, что Ирина Михайловна не так проста? Да, она не доставляла проблем после развода, но почему ты считаешь, что происшествие с Максимом она запросто забыла? Ты сейчас на коне, но только представь, если кому-то удастся рассорить вас с Кошей – неважно, кто победит, вы оба проиграете. Заметил же, что она не по мне пыталась ударить? Не придумала, что я с Пижоном или Славкой, или вообще с другим парнем, это звучало бы правдоподобнее. Нет, она вписала почему-то Кошу и подчеркнула это! – Заметил, – отозвался Иван задумчиво. – Помолчи-ка, Лиза. Именно молчать сейчас было глупо – я словно наблюдала, как он выискивает в уме малейшие доказательства. Не хочет верить, Ирину ненавидит, но доказательства ищет спонтанно, не отдавая себе отчета. Вот же тварь эта Ирина! Тварь, союз с которой был ошибкой! Ей плевать на меня. Да она будет даже рада, если Иван не станет разбираться и прибьет меня прямо сейчас на месте. – Вань, ну ты что-то совсем меня пугаешь! – я нервно усмехнулась. – Ладно, если ты во мне видишь тупую изменницу с макияжем вместо мозгов, но Коша, по-твоему, тоже тупой? Представь, что Коша влюбился в твою жену, – на этой фразе я содрогнулась, – он взял бы ее за руку в общественном месте? Я его терпеть не могу, но как раз за ум и хитрожопость! – Да-да, это совсем не вписывается… – Иван наконец-то начал соглашаться. И все равно я урегулирования не добилась. Коше Иван так и не позвонил. Зато вызывал ребят по одному и задавал один вопрос, не стесняясь моего присутствия: – Ты не замечал каких-нибудь странностей между Кошей и Лизой? – Иван Алексеевич! – Морж почти обвинял. – Вы что-то странное сами говорите! Я даже думать об этом намеке не хочу. Да Коша за вас любого порвет! – Чего? – сильно удивился Славка. – Елизавета Андреевна вообще на мужиков не смотрит, я это за ней еще с самого начала приметил! И еще два подобных ответа, которые успокаивали и меня, и Ивана. Пока Пижон не заявил: – Замечал, Иван Алексеевич. Один раз видел, как она из его комнаты в непотребное время выходила. А еще в последние дни они будто заученными фразами переговариваются. Никаких нежностей, но что-то изменилось. Он просто выбил меня из колеи, я о выражении лица позабыла и вылупилась на него. Не ожидала – вот каждого из предыдущих подсознательно опасалась, но только не Пижона. Его невнимательным не назовешь – шулеры вообще приучены считывать любые невербальные реакции. Но именно он, спасенный когда-то Кошей, просто не имел права ничего подобного заявлять! А ведь когда-то меня об этом предупреждали – все они служат только Ивану. И ради прикрытия старых ошибок перед ним запросто сложат трупы своих якобы друзей… Я завопила, чтобы внешний шок прикрыть оскорбленным тоном: – Ты совсем спятил, Пижон? Коша со мной работает – тренирует, плюс блоги я ему заношу. Прикинь, мой дорогой муж попросил относить ему тексты! Никогда не думала, что ты из-за этого меня в шлюхи запишешь! – Спокойно, спокойно, – осек Иван и прогнал Пижона. Мне свои выводы так и не озвучил. Но я знала – зерно упало. Пока не напиталось доказательствами, но теперь с нас не спустят глаз. Теперь даже секундное прикосновение будет замечено, теперь никаких тренировок наедине. Коша по возвращении выслушал и не удосужился даже бровь приподнять перед ответом: – Я в бутике? М-да. Хоть бы в сауну вписали. Черт, так и знал, что она за Максима мне еще долго аукать будет. Ладно, Иван Алексеевич, давайте к делам, у меня тут целые списки. Потом рвение Ирины Михайловны обсудим, вряд ли она опаснее Алаева. Мы все сделали правильно, но удар отвести не смогли. Ирина высчитала идеально – подкосила доверие сразу. Иван до сих пор лишь догадывался о чувствах Коши, в моем поведении искал признаки отсутствия любви, – и так могло продолжаться долго, вплоть до моего побега. Ему не хватало одного: чтобы кто-то осмелился произнести его смутные подозрения прямо в воздухе кабинета, из которого они уже окончательно не исчезнут. Иван меня не обвинял, но наблюдал так пристально, что я даже думать против него теперь боялась. И вечером следующего дня явился в спальню – получил супружескую ласку, откинулся умиротворенно и прошептал в потолок: – Лиза, пойми меня, девочка. Дело в том, что я действительно тебя люблю. Ценю и готов пойти ради тебя на любые жертвы. Кроме той, где я тебя теряю. В прошлом я совершал ошибки, и все они были обусловлены этим страхом – потерять тебя. Прости, если можешь. Прости, если хоть одну минуту любила меня так же сильно. Прости за то, что я своей любовью когда-то покачнул твою. Это было первое за всю нашу совместную жизнь настоящее, искреннее извинение. И ничего хорошего оно не сулило. И Коша подтвердил на следующее утро – у нас выдалась только секунда на эту тихую реплику: – Бежать придется раньше, будь готова. Это конец, Лиза. Счет идет на дни – он уже знает. Я не кивнула, секунда закончилась. Возможно, Коша нашел прослушку теперь и в своей комнате. Возможно, его больше не оставляют без присмотра. Возможно, отыскались другие свидетели наших посиделок в беседке или отлучки из дома глубокой ночью. Сюда же упали непонятные переводы сумм. Сюда же – не всегда известное местонахождение Коши, когда он мог заниматься подготовкой фальшивых документов. Сюда же – странная реакция Веры, которая вначале отрицала их любовную связь, а потом охотно ее признала, мое нежелание забеременеть, противоречащее всем гласным заявлениям. Суть не так важна. Иван уже видит то, чего все это время видеть не хотел. Ирина не просто закинула нужное зерно, заодно и сами мы долго выкапывали подходящую яму. Коша даст знак – и я сорвусь отсюда. Выбора ведь нет. А сам он останется и уже точно примет удар на себя. Глава 30 Я волновалась, но не из-за суда, хватало других тревожных мотивов не находить себе места. Нас с Кошей почему-то не пригласили в зал, а распорядились ждать в комнате – вызывать для свидетельских показаний будут по одному. И именно там мы на целых несколько минут оказались наедине. Коша сразу пересел на стул ближе, опустил голову к сложенным замком рукам и заговорил очень быстро: – Ничего толком не готово, Лиз, но ждать нельзя. Сразу после суда я рвану за документами, дам тебе карту – сумма внушительная, но переводы при желании все-таки можно отследить. Потому при первой же возможности полностью снимешь по любому валютному курсу и оформишь счет на свое новое имя. Ночью я вывезу тебя из дома, сегодня же улетишь на Кипр. Там отсидись недели две и рви в другое место. – Куда? – я от волнения задыхалась. – Я по-гречески ни слова не знаю! – Потому в этом направлении искать будут в последнюю очередь. Выкручивайся, Лиз, понятия не имею как. Но по старому плану действовать больше нельзя. Понимаю, что просто вышвыриваю тебя в море и помочь ничем не успеваю. – Хорошо, выкручусь, – заверила я. – У нас даже пары дней нет на подготовку? – Нет, Лиз. Иван Алексеевич встречался с нотариусом. Означать это может только одно – ни ты, ни я больше в его завещании не фигурируем. А наша жизнь теперь исчисляется часами. Я задала закономерный вопрос: – Тогда почему мы все еще живы? Коша усмехнулся и скосил на меня взгляд, как если бы удивлялся моей непонятливости. – Мы – важные свидетели в предстоящем суде. Он ничего нам не скажет, пока не закопает Алаева. Сначала устраняют самого сильного врага, потом уже чистят мелочи. Отчасти нам повезло, что все это всплыло в момент, когда Ивану Алексеевичу наша жизнь выгоднее мести. Я вздохнула. Коша прав в определении тенденций, даже если в деталях ошибается. И вполне может быть такое, что уже после сегодняшнего судебного заседания в нас с ним не будет смысла. Не факт, что Иван удовольствуется нашей смертью. Вполне возможно, планирует нечто более изощренное. Меня и убивать незачем – меня можно морально растоптать. А вот Кошу в живых оставлять опасно – его хрен растопчешь, а врагом его делать нельзя. Я с силой схватила его за локоть и попыталась поймать взгляд, но Коша смотрел в пол. – Ты же понимаешь, что тебе нельзя оставаться? Если бы через полгода, как мы собирались, то ты мог все провернуть незаметно, а вот это – уже слишком очевидно. Иван даже не усомнится, что ты его предал и все организовал, каждая снятая с твоего счета копейка докажет твою вину. Ты предатель, Коша! Нравится тебе это или нет, собирался ли ты кусать кормящую руку или нет, но факт в том, что ты предатель. Ты действительно верен ему настолько, что останешься рядом и умрешь? Заметь, не ради него, не защищая его, а потому что ты теперь станешь его главным врагом. Несколько секунд задумчивого молчания вылились в неожиданный ответ: – У меня целое судебное заседание, чтобы об этом подумать. Я шокированно смотрела на него, не доверяя услышанному. Это был первый раз, когда Коша пообещал хотя бы осмыслить приоритеты. Потому и промолчала. Хотя уже сама невольно погрязла в надежде. Бежать в никуда вдвоем – это страх совершенно другой природы, он и в душе как-то сразу благостно улегся. Суд прошел хорошо. Я забеспокоилась, не слишком ли хорошо – ведь впредь наши показания уже могут и не понадобиться. А если свидетель умрет, теперь Иван запросто может обвинить в этом убийстве алаевских. Уже в конце заседания со стороны защиты прозвучали обвинения в нечистоплотности и самого Морозова: о его грязных делах многое было известно, но громом среди ясного неба прозвучали показания, что он заказал избиение собственного сына. Судья, разумеется, заявления отверг – они не имели отношения к текущему процессу. Зато я видела, как Нимовский потер руки и задрал глаза к потолку, будто благодаря небеса. Он ждал этого подарка. Сейчас уже заявители без его поддержки не останутся – и следующим в суде оправдываться будет уже Иван. Он такого не ожидал – точнее, предвидел, что будут откусываться по проституции, наркотикам и подпольным клубам, но не ждал упоминания Максима. Ведь если того завтра привезут в столицу, то Иван не сможет отвертеться – так же, как сегодня не может отвертеться Алаев. Мне было понятно, откуда этот ветер подул – Ирина Михайловна тоже сложа руки не сидела и решила играть в том же правовом поле, раз бывший муж такие правила игры обозначил. Он может купить и десяток судей, но если Нимовский вцепится уже в него, то результат невозможно однозначно предсказать. Тем не менее заседание прошло слишком хорошо – Алаев был арестован прямо в зале суда. Я молча села в машину с Иваном, домой мы направлялись целой колонной. Коша, как и предупредил, почти сразу свернул, но в шумихе его отсутствие не заметили. Да и мало ли, куда он заехать решил? Так другие ребята себе и объяснили. Иван же был хмур и задумчив. Наверное, уже прикидывал в уме, как будет выкручиваться из новой задницы. И мне казалось, что у него есть все шансы выкрутиться – вероятно, я продолжала в него верить, как с самого первого дня знакомства, несмотря на то, что разлюбила. Просто Иван Морозов – монолитная глыба. Если завтра его все-таки упрячут за решетку, то это будет означать, что сам мир изменился – мир больше не такой, как был вчера, когда такие глыбы оставались непотопляемыми. – Ты переживаешь из-за обвинений? – я решила нарушить тишину. – Из-за всего. Работа у меня такая – из-за всего переживать. Кстати, Лиза, если ты боишься смерти – не бойся. Ты будешь жить. Со мной. – Ты о чем? – уточнила я недрогнувшим голосом, хотя подтекст расшифровала без труда.