Элизабет Неделю спустя Мы ужинали. Не разговаривали. Но для нас это не было чем-то необычным. Необычным было поведение Лукьяна. Он казался… встревоженным. Он вернулся почти таким же, каким ушел. Его взгляд был немного жестче, наше молчание длилось дольше. Наши любовные ласки стали более безжалостными, жестокими и почти отчаянными. Это было неплохо. Но будто с каждым днем к нам что-то приближалось. Словно шел отсчет, как долго я буду позволять своему разуму запирать себя в этом месте. Создавалось впечатление, что мир вот-вот обрушится на меня, независимо от того, буду я находиться в этих четырех стенах или нет. Сегодняшняя ночь ничем не отличалась. Это было через неделю после того, как Лукьян приехал домой. Первый день мы провели в постели. На следующий день мы тренировались, но он нападал мягче из-за моего окоченевшего и покрытого синяками тела, вызванных его яростными прикосновениями прошлой ночью. К концу недели мы вернулись к привычному распорядку дня, но он заметно отсутствовал, говоря только, что у него «есть дела». Сегодня вечером до сих пор было неуютно. Во всяком случае, больше, чем раньше. Хотя это выдавали лишь мельчайшие детали. То, как он постукивал пальцем по столешнице, то поднимая, то опуская нож и вилку. Он отрывисто смотрел на меня, а не пристально, как обычно. Это нервировало. Наконец я отложила нож и вилку. — Ладно, выкладывай, — скомандовала я. — Что? Я закатила глаза. — Ты наемный убийца, Лукьян. Ты не можешь притворяться невинным, — сухо сказала я. Он сложил руки вместе и наклонился вперед, так что его локти коснулись стола. Я удивленно приподняла бровь. Лукьян, мой Лукьян, тот, кто нарушил все правила, установленные людьми, которым нужно иметь человечность, – он был приверженцем застольных манер. Мечта моего учителя исправительной школы. Он знал, как правильно пользоваться вилками и как складывать салфетку. Он заметил мою изогнутую бровь, потому что замечал все. — Я ошибся, — сказал он. Я сама подалась вперед. — А я то думаю, почему здесь очень холодно. Ад замерз. Уголок его рта дернулся. Но никакой улыбки. За все время, что мы были вместе, я не видела его улыбки. И не была уверена, что когда-нибудь увижу за свою жизнь. Кто знает, сколько она продлится. — Да, я понимаю, что тебя позабавило мое заявление, учитывая твои прежние насмешки, когда ты думала, что я знаю все, — сухо сказал он. — Но, к моей чести, я правда много чего знаю. — Но не всё? — невинно спросила я, широко раскрыв глаза. Другой уголок рта дернулся. Это можно было бы назвать дразнящей улыбкой, если бы не страх в его глазах. — Не всё, — согласился он. — Ну, ты еще молод. Есть время, — поддразнила я. Он пару раз моргнул. — Время есть, — согласился он. — Для других вещей. За этими словами скрывался еще один смысл, который я просто стеснялась уловить. — Сейчас самое время признать, что я был не прав в одном разговоре, который мы вели за этим самым столом, — он взглянул на дерево, словно оно могло хранить воспоминания. Потом снова посмотрел на меня. — Однажды ты сказала мне, что знание – это сила. Я возразил. И это было неправильно. Имея дело с любым противником, с любым врагом, я побеждаю его и узнаю о нем все. Больше, чем они сами о себе знают. Я терпелив. Я наблюдателен. Настороженный. И когда я думаю, что у меня достаточно информации, я все равно смотрю и жду еще немного. — Как ты поступил со мной? — спросила я, все еще чувствуя укол прошлого, но не такой болезненный, так как знала, что если бы не наше прошлое, у нас не было бы этого настоящего. Он коротко кивнул. — Но тогда я тоже ошибался. Я всю жизнь буду тебя изучать. И этого будет недостаточно. Меня это не удовлетворит. Ты – вечный источник, Элизабет. Никогда не наступит конец. Я тяжело вздохнула от его слов, от легкости, с которой он их произнес, и от нежного проблеска тепла за ними. Даже когда он сказал, что любит меня, мне пришлось поднапрячься, чтобы найти в этой фразе тепло. Он не дал мне времени, чтобы теплота меня заполнила. — Когда я все знаю или думаю, что знаю, тогда я и наношу удар, побеждаю своего врага, — продолжал он бесстрастным и ледяным тоном. — Именно это я и должен был сделать со своим злейшим врагом. Я ждала. Он не произнес ни слова. — И твой самый большой враг…? — Ты, — сказал он. — Точнее, та часть тебя, которая все еще позволяет твоей жизни и боли управлять тобой. Та часть, которая означает, что внешний мир потерян. Я замерла. Я не знала, почему меня это так ранило. — Мне нужно узнать об этой части все: откуда она берется, чем питается. Чтобы победить. Уничтожить. Я сказал, что ты единственная, кто в конечном счете может это сделать, и я все еще согласен, — он помолчал. — Это не значит, что я не могу помочь. Я сглотнула. — Так и есть. Я просто… Он поднял руку. — Я не хочу больше унижать себя из-за слабости, — перебил он. — Хватит с нас этого, — он встал, формально застегивая пиджак. Я была права, мой учитель этикета не обратил бы внимания на убийцу. — У меня есть кое-что для тебя, — сказал он. Я восприняла это как приглашение и встала. Молча позволила ему вести меня вниз, в подвал. В основном потому, что я не хотела говорить, потому что боялась того, что он еще скажет. С чем мне предстояло столкнуться. — В последний раз, когда ты привел меня сюда, тут был мой муж, окровавленный и связанный, — заметила я, когда мы спускались по лестнице. — Мне ожидать чего-то подобного? Он ответил не сразу, подождав, пока мы спустимся вниз, пока его рука не сомкнулась на дверной ручке, он повернулся ко мне лицом. Я чуть не споткнулась на последней ступеньке, если бы Лукьян не удержал меня свободной рукой. Я споткнулась из-за объема эмоций на лице Лукьяна. Я мельком заметила что-то похожее на нервы на его обычно непоколебимой внешности. И что-то похожее на тепло. Что-то, что успело распространиться на мои кости. — Нет, не совсем, — сказал он. — По крайней мере, я так не думаю. Хотя можешь убить меня, если что-то пойдет не по плану. И есть большая вероятность того, что все пойдет не по плану, — его хватка на моей руке усилилась. — Обычно я не рискую. Но выигрыш того стоит, — еще одна пауза и скрип поворачивающейся дверной ручки. — Расплата – это ты. Я не успела ответить, спросить его, кто украл моего холодного расчетливого любовника и заменил его этим чуть более теплым, но не менее расчетливым, потому что у меня перехватило дыхание. В буквальном смысле. Мое сердце даже перестало биться. То, что всего несколько дней назад было голой и пустой комнатой, полной смерти и пятен крови, стало… чем-то совершенно другим. Мой рот быстро открывался и закрывался, пытаясь попеременно говорить и получать кислород.