А потом он ушел, не оглянувшись, оставив человека, с которым пришел, мертвым на полу, как тарелку, которую случайно-нарочно разбили на званом обеде. Как только звук его шагов был заглушен глухим хлопком входной двери, осталась только тишина. Лукьян допил виски и расстегнул пиджак. Он даже не взглянул на меня. Вместо этого он подошел к барной тележке, поставил на нее пустой стакан и вернулся. Мертвое тело в комнате перестало существовать. По крайней мере, для него. У меня возникло странное воспоминание о том моменте на кухне с мамой. У меня кровь застыла в жилах. — Не хочешь переодеться к ужину? — спросил он. Я моргнула, переводя взгляд с непреклонного взгляда смерти на другой взгляд, еще более непреклонный, чем смерть. Я хотела спросить об Илае. О том, почему он убил своего коллегу. Об этих океанах крови. Хотела закричать. Может быть, блевануть. Но вместо этого я встала, обогнув кресло так, что он оказался между мной и Лукьяном. Каким-то образом тело в комнате больше не имело значения. Ни для Лукьяна, ни для меня. Потому что Лукьян был чем-то большим, чем смерть. Стыд и боль, свернувшиеся в каждой части меня, были более насущными, чем мертвый психопат на полу. — Т-то, как ты это сделал, о-обращался со мной, — заикаясь, произнесла я тихим, грубым и совершенно слабым голосом. Я ненавидела, что боль того момента просочилась в мой тон. Я встретилась с ним взглядом сквозь туман. Я сдержалась, чтобы не вздрогнуть от его бесчувственного выражения и того факта, что оно все еще было неотразимо красивым, даже если вытравлено безразличием. — Ты вел себя так, будто я – ничто, — это был едва слышный шепот, мои руки были сжаты в кулаки так сильно, что ногти царапали внутреннюю сторону ладоней. Его холодный взгляд не отрывался от моего. — Это было больно, — прохрипела я. Что-то мелькнуло. Как жар, отражающийся от раскаленной дороги летом, мерцающий в миражах перед тем, как вернуться в небытие. — Я ранил твои чувства, — заключил он низким дрожащим голосом, от которого вибрировала комната. Это потрясло меня до мозга костей. Он был так далеко от этой комнаты. От меня. Мне удалось сдержанно кивнуть, все еще цепляясь за надежду, что это – притворство. Игнорируя более вероятную возможность, что, как он обращался со мной перед этими людьми, было проблеском правды за занавесом того, что я себе вообразила. — Мне плевать на твои чувства, — сказал он. На этот раз я вздрогнула. Еще одно мерцание. Оно длилось дольше, но оставалось бестелесным. — Если стоит выбор между спасением твоей жизни или заботой твоих чувств, я выберу твою жизнь. Всегда, солнышко, — он шагнул вперед, и, несмотря на его ледяной тон и мраморно-остекленевший взгляд, воздух вокруг нас запылал жаром, когда он коснулся моего тела своим. — Я буду жить с тем, что ты злишься на меня, обижаешься, даже ненавидишь. Но я не буду жить с твоим трупом. Вот так просто. Твои чувства не имеют к этому никакого отношения. И ты должна понять, что я сделаю все, чтобы сохранить тебе жизнь, даже если придется убить то, что между нами. Даже если придется уничтожить твою душу. Я сделаю это. — Я думаю… — я сглотнула. —… ты уже сделал это. Он смотрел на меня все тем же холодным пустым взглядом, не выражая никаких чувств или реакции. — Нет, солнышко. Ты узнаешь, когда я это сделаю. Не думай об этом. Мой желудок скрутился, когда он опустился передо мной на колени, как будто молился или поклонялся. Они остановились как раз на том месте, где меня хватал Илай. Его большой палец скользнул по нежной коже. — Я думаю, больше всего тебя беспокоит то, что сейчас произошло, а не то, что тебе больно, — пробормотал он снизу, его рука двигалась вверх. — Тебя это взволновало. Я задыхалась в воздухе вокруг нас, он был наполнен смертью, страхом, грязью и, самое главное, сексом. В отличие от Илая, его руки не двигались медленно. Они быстро поползли вверх по моим ногам, одна наэлектризовывала кожу, другая цеплялась за платье, дергая его вверх. Холодный воздух поцеловал мои бедра. Лукьян стянул трусики с моих бедер, его ладонь скользнула по моему лобку, поднимаясь вверх к животу. Мое платье было снято через голову и упало на пол прежде, чем я смогла сориентироваться. То же самое с лифчиком. Мои соски напряглись, требуя внимания Лукьяна. Его большой палец коснулся ареолы. Потом он зажал сосок между большим и указательным пальцами. Сильно. Я воскликнула. И от удовольствия, и от боли. Теперь я могла издавать этот звук. Меня слышали только Лукьян и мертвец. Между ног у меня скопилась влага. Его рот призрачно приблизился к моей шее, его зубы сначала встретились с кожей. Еще сильнее. Трусики пропитались силой возбуждения. — Не так ли, солнышко? — спросил он. Мое дыхание было слишком резким, чтобы я могла ответить, мозг запутался от его слов. — То, что случилось с тобой раньше, оставило на тебе шрам, — прохрипел он. Мой желудок скрутило кислотой от воспоминаний, которые он вырывал на поверхность, от которых я пыталась убежать. Он заметил мою перемену, но не остановился. Погладил мою грудь, на этот раз мягко. — Ты достаточно сильна, чтобы преодолеть это. Комфорт его хватки на моей груди исчез в поисках удовольствия. Его пальцы погрузились в мокрые трусики, мой клитор уже пульсировал. — Ты достаточно сильна, чтобы позволить мне преодолеть это, — прошептал он мне в шею. — Теперь твои вкусы потемнели. Внутри тебя есть потребность, которую ты слишком боишься удовлетворить. Я вскрикнула, когда он вошел в меня пальцами. Одинокая слеза скатилась по моей щеке. Эта слеза забрала с собой все мои предубеждения, что я смогу отделить свою травму от удовольствия. Что-то внутри меня прояснилось от этой слезы. — Но, солнышко, я-то не боюсь, — сказал Лукьян, его сильный голос укреплял мою решимость и в то же время разжигал желание. — Не боюсь твою тьму. И я её удовлетворю. Я позволю тебе поглотить мою тьму. Его пальцы двигались против меня, когда он прикусил мою нижнюю губу зубами. Медно-пахнущая струйка потекла по моему подбородку, когда он разорвал кожу. Его язык слизывал жидкость, мои внутренности пульсировали под его пальцами от этого жеста. — Я позволю твоей тьме поглотить мою, — сказал он, прижимаясь губами к моим. Несмотря на то, что до кульминации оставалось несколько секунд, моя внутренняя ярость взяла верх. Мое внутренне чудовище, которое сидело в темноту, вышло на свет. Мы оба оказались на полу, прежде чем я поняла, что произошло. Глаза были на одном уровне с трупом, которым я была так одержима несколько минут назад. Я едва взглянула на него. Мои глаза были прикованы к Лукьяну. Его слегка расширенные и темные радужки были полны голода. Он лежал на спине, распластавшись там, куда я его толкнула. Моя кровь закипела от силы собственного контроля. Я прижалась к его губам, контролируя поцелуй, командуя им, когда мои пальцы скользнули в его волосы, дергая пряди, проверяя их силу. Я терлась о его твердость страстно, фанатично, и трение нашего одетого возбуждения толкало меня через край. Он хмыкнул, когда я кончила на него сверху, без какого-либо проникновения, лишь от взгляда и губ. Все остальное становится похожим на сон, но острым по краям. Мои колени затекли, но каким-то образом я смогла уверенно подняться на ноги, встать над ним, обхватить большими пальцами трусики и снять их. Они упали рядом с его ладонью, он тут же сжал их в кулаке, его член напрягся в брюках. Я улыбнулась, моя нога уперлась ему в грудь, надавливая. То, как его рука обхватила мою голую лодыжку, сжимая сильнее, дало понять, что ему нравится боль. Он приложил достаточно давления, чтобы сдвинуть ступню так, чтобы мои ноги развелись по сторонам его лица. Я была беззащитна перед ним, его взгляд проникал в меня. Хватка снова усилилась, на этот раз не для того, чтобы мягко сдвинуть меня с места, а чтобы дернуть вниз. Мои колени больно ударились об пол, он положил руки мне на бедра, прежде чем я успела ударить. Мои колени оказались по обе стороны от его головы, его лицо было в нескольких дюймах от моей киски. Он пожирал ее глазами. Мое дыхание было не более чем быстрыми вдохами и выдохами воздуха. Я сосредоточилось на его взгляде, моем положении власти и рабства. Затем он дернул меня вниз. Поэтому я восхитительно коснулась его губ своим восхитительным местечком. Его руки впились в мои бедра, дергая их вверх и вниз, так что у меня была сила, а у него – контроль. Даже моему монстру в тот момент было все равно. Ничто не имело значения, кроме резкого и неистового ритма, который он заставлял меня соблюдать. Может быть, это было несколько часов назад. Настолько долго, что кости в коленях и голенях кричали от боли, настолько долго, что нервные окончания в моем клиторе кричали о конце, но в то же время умоляли о большем. Мне все это было безразлично. Мысли были заняты Лукьяном. Поэтому я чуть не взорвалась, когда он поднял меня, поставил на четвереньки и без предупреждения, только расстегнув молнию на брюках, вошел в меня. Я закричала от такой позы и того, что он сделал с моим и без того нежным телом. Лукьян хмыкнул в ответ, но не остановился. В этом не было необходимости. Он знал, что я смогу справиться с болью. Он знал, что мне это нужно сейчас. В моей голове взорвалась агония, когда он схватил меня за хвост, дернув голову назад, так что его рот коснулся моей щеки. Такой ракурс показывал, чего он от меня хочет. На меня смотрела смерть. Мой собственный мрачный жнец вёл меня к краю жизни и обратно. И мне нравилась каждая гребаная секунда. *** Лукьян Он тихо закрыл дверь, сам не зная зачем. Элизабет была без сознания, ее тело и разум настолько истощены, что она еще долго проспит. Ему нравилось трахать ее до беспамятства, глядя в мертвые глаза мужчины, который осмелился прикоснуться к ней. Которого он убил за то, что тот унизил ее. Это была ошибка, но он был обязан это сделать. Он жаждал этого каждой клеточкой тела. Ей тоже понравилось заниматься сексом до потери сознания. Он понимал это по синякам, покрывавшим каждый дюйм ее тела. Каждый старый синяк усиливался с поразительной быстротой.