– Сема действительно болен чумой? – Или чем-то в этом роде. – А где его содержат? – Он мне этого не сказал. И телефона не дал. Сказал, что связи с ним не будет до самого конца. – До какого конца? – Ну, либо он поправится, либо… либо нет. – Значит, связи у тебя с ним нету никакой? – Нет. Связь односторонняя. Он мне звонит, я ему нет. – И что… возможно, Сема уже умер? – Ой, нет! – испугалась Ника. – Не говорите так! Наоборот, сегодня мне звонил его врач. Сказал, что состояние Семы удалось стабилизировать. Врач сказал, что организм у Семы молодой и сильный, и ему почти удалось побороть болезнь. По крайней мере теперь у Семы появился шанс остаться в живых. Но больному требуется покой. – И врач тебе звонил только для этого? Какой милый человек! – И еще он сказал, что больной очень просит, чтобы я привезла продукты и присмотрела за его сестрой. – За Василисой? Но она ведь тоже в больнице. – Завтра ее вроде бы должны выписать. Врач сказал, что Сема очень тревожится, что Васька останется без присмотра. Ну, вот я и приехала, чтобы навести тут порядок. Подруги огляделись по сторонам. Да уж, работа по наведению порядка предстояла Нике огромная. Надо бы остаться и помочь девушке, но внезапно Кира с Лесей услышали голос Эльзы: – Ну ладно. Пожалуй, не будем тебе тогда мешать и пойдем. Позвони нам, если узнаешь что новое. И не успели они и глазом моргнуть, как Эльза очутилась за дверью. – Ты куда? – догнала ее уже на лестнице Кира. – Как куда? – искренне удивилась Эльза. – Ухожу. А что нам тут еще делать? – Мы совсем не поговорили с Никой. – Но вы же слышали, она будет делать уборку. И она намекала, чтобы мы в этом ей помогли. – Ничего она не намекала. – Ну да, правильно! Открытым текстом прямо и заявила! И Эльза принялась внимательно рассматривать свой маникюр, который у нее, надо отметить, несмотря на все перенесенные тяготы, потери и горе, был просто безупречным. Когда Эльза успела его сделать? Неужели она таскала лак и маникюрный наборчик с собой? Это показалось Кире странным, царапнуло за душу. Но сейчас сыщицу больше волновал другой вопрос, и маникюр Эльзы остался глубоко в памяти. – Мы должны еще поговорить с Никой. – Делать больше нечего! – Она может знать, кто заразил Сему чумой. – В общем, вы как хотите, а я убираться в чужой квартире не буду. И вообще… Если этот Сема такой заразный, не надо нам лишнее время находиться в его квартире! Капризуля Эльза сама не знала, чего хочет. Но зато подруги знали. И Леся сказала: – Хочешь ты или не хочешь, а мы тут останемся. – Да, да! А ты можешь уходить! Домой поедешь сама! – Стойте! – всполошилась Эльза. – Вы обещали, что отвезете меня домой! Я одна туда идти боюсь! – Отвезем, когда закончим разговор с Никой. – А мне где ждать? – Где хочешь, там и жди! Хочешь, посиди на лестнице! Выполнять все капризы Эльзы подругам уже надоело, и они не собирались прыгать перед бывшей старостой на задних лапках. Так что они вернулись к Нике и застали ту за разборкой продуктов. – Вернулись? – удивилась девушка и тут же предложила: – Хотите перекусить вместе со мной? – А можно? – Разносолов не обещаю, но яичницу я поджарить вполне в состоянии. Будете яичницу? Кира с Лесей съели бы сейчас что угодно. А яичница из шести яиц, плавающая в масле, показалась им райским кушаньем. Ника не стала высушивать яйца, оставив их слегка «сопливыми». Такое кушанье полагалось размять белым мякишем, а потом есть, макая во влажную бело-желтую массу кусочки хлеба. – М-м-м… вкуснятина! – Да! Очень вкусно! – Это рецепт моего папы. Вообще-то готовить он не умел, но вот яичница у него всегда получалась очень вкусная. Ее нужно посыпать черным перцем, и тогда вкус будет совершенно замечательным. – И взгрустнув, Ника продолжила: – Семка такую яичницу тоже очень любил. Бывало, нам лень что-то сложное себе готовить, мы сразу десяток яиц поджарим и наедимся от пуза! Счастливые, довольные. Если бы Колькина мама увидела, как мы хлеб прямо руками берем, ее бы, наверное, инфаркт хватил. Она яйца признавала только в виде пышного омлета на тарелке из расписного фарфора. Или по утрам ей папа Коли приносил сваренные «в мешочек» яйца в серебряной подставочке, со снятым кончиком, а внутрь добавлял кусочек сливочного маслица. Все перемешать, а потом деликатненько так выедать кофейной ложечкой. Одна порция – одно яйцо. – Мы тоже поняли, что у Коли мама такая, что с ней не забалуешь. – Это еще мягко сказано. Вот уж кто заслуживает чумы – так это именно она! Всю жизнь Кольке погубит, попомните мое слово! Раз уж разговор сам зашел на эту тему, подруги охотно поддержали его. – Свекрови – сами по себе уже чума. – Мамы мальчиков почему-то воображают, что их дети самые лучшие на свете. – А все прочие не достойны даже лизать пол у ног их отпрысков. Эта последняя фраза донеслась с порога квартиры. Три девушки обернулись в ту сторону и поняли, что произнесла ее Эльза, которая стояла в дверях. – Вот, решила вернуться, – смущенно произнесла девушка, торжественно ставя на стол большой белый торт. – Купила в ближайшей кондитерской, чтобы не было так грустно. Торт вызвал бурное одобрение трех других девушек. Ника быстро выставила на стол чистые тарелки. Кира вооружилась ножом. А Леся принялась заваривать чай. Эльза наблюдала за всей этой суетой с видом царицы, которая слишком высока положением, чтобы самой хлопотать с простолюдинами. И хотя торт был очень хорош, Кире с Лесей он в горло как-то не полез. А вот Ника подобными мыслями себя не изнуряла. Она с аппетитом слопала целых три куска и с сожалением покосилась на остаток. – Нет, пожалуй, больше не стану. Хотя сладкое я люблю. Могу слопать за один присест целый килограмм пломбира! – По тебе и не скажешь. Ты довольно стройная. – Ага! Стройная! – весело хмыкнула Ника, которой вкусная еда заметно подняла настроение. – Как же! А еще люблю полить его разными сиропами, посыпать шоколадом и орешками, и тогда… м-м-м… ням-ням-ням! Ника сладко зажмурилась, отчего ее и без того круглая мордашка сделалась еще круглее. Вид у девушки был до того потешный, что остальные не выдержали и прыснули со смеху. – Чего вы смеетесь? – очнулась Ника. Но тут же не выдержала и засмеялась сама. Характер у нее был легкий и неунывающий. Жизнелюбие так и било из нее струей. Если не получится что-то, Ника не станет долго огорчаться, поплачет, снова улыбнется, и вот уже перед вами прежняя Ника – веселая и живая. – Слушай, а Сема тебе не говорил, кто мог заразить его этой дрянью? – Чумой? Нет, не говорил. Хотя… Ника задумчиво облизала ложку и продолжила: – Хотя на днях, как раз перед тем, как заболеть, он был на похоронах одного своего знакомого. Не друга, нет. Для друга тот слишком высоко летал. Этот человек был клиентом Семы. Очень хорошим клиентом, с которым Сема немного сдружился. Его звали… – Его звали Коля. – Вы тоже его знали? – подняла на них глаза Ника. – Ну да, правильно, Коля. Так вот перед смертью тот встречался с Семой и жаловался на головную боль и общее ужасное состояние. Сказал, что кости с утра ломит. Похоже, он простудился. Сема сказал, что выглядел Колька очень неважно. Он даже просил его, чтобы тот не садился за руль. Но Коля сказал, что все под контролем. Бывало и похуже. За руль сел, а на следующий день Сема узнал, что он разбился как раз в тот момент, когда ехал от его салона к себе домой. Это было уже кое-что. Выходит, перед смертью Коля заезжал в салон к Семафору. Но зачем? Что ему было нужно там? – Ничего, мотоциклы приехал посмотреть, – пожала плечами Ника. – Сема сказал, что они получили новую партию. И он сразу же отзвонился Коле, как это было у них заведено. Подруги незаметно покосились на Эльзу, и она кивнула. Все верно. Такое бывало частенько. – Сема очень удивлялся. Он сказал, что Николай приехал к нему почти в нормальном состоянии. Бледный был, это да. Но держался огурцом. А поплохело ему очень резко. Скрутило прямо в один момент. Пот на лице выступил. Затрясло его всего. Он даже мотоциклы смотреть не стал. Уехал.