– Ну да… – и вовсе упавшим голосом признался папа. – В морозильнике целое корыто пломбира. – Что? Все сожрала?! – Я вполне допускал такой ужас, раз последствия были столь сокрушительными. – Все не дали, – сказал папа. – Хотели завтра Саньке понести… Теперь понесешь, как же! – Это я во всем виноват! – во весь голос объявил я, чтобы мама тоже услышала. – Только ты не поверишь, па… – Теперь уже во что угодно можно поверить, – передернул плечами маленький папа. И я стал рассказывать. Рассказывал-рассказывал – и вдруг папа как воскликнет с восторгом: – Вот это кайф! Я аж отшатнулся: – Ты о чем, па? Папа посмотрел на меня и… и зажался. – Давай рассказывай дальше. Я продолжил. Но когда дошел до основного рациона метагалактического Зайчишки-Аришки, папа аж подскочил на месте. – Я так и знал! Я так и знал! Мне твой друг сказал, что вы по ее следу собрались пойти. Да? – Собрались… – не слишком оптимистично признался я. – Берите меня с собой! Это существо для науки просто страшно нужное! – Вот именно, что «страшно»… – пролепетал я, не ожидавший от папы такой реакции, хотя как раз ее и следовало ожидать. – Я ее на наш испытательный стенд приведу! – раздухарился мой маленький папа. – Ее изучать надо! Это ж абсолютная революция в наших знаниях о мироздании! Мои возражения вначале были не слишком увесистыми: – Это полный капец всему, а не революция… Да кто тебя такого в твой институт теперь пустит? – Ну, я смогу доказать! – не унимался папа. – Я знаю всех… и знаю такое, что такой мальчишка знать не может… И вообще, я что, не похож на себя взрослого? – Похож, похож… Похож на младшего сынка старшего Большегруздева, – приложил я родного папу. – Только теперь тебе больше подойдет фамилия Малогруздев. Уж прости, па. Мой омерзительно-циничный тон немного охладил пыл одержимого наукой пацана с кандидатской степенью по физико-математическим наукам, доцента, завкафедрой и все такое… – Но это все равно как-то надо будет устроить, – насупившись, стал думать он. – Такое упустить нельзя. Полный переворот в физике и био логии. Она же – представительница совершенно другой формы жизни, какая и в голову никому не приходила… Елки-палки! Это ж десяток Нобелевских премий! – Ага! Стопятьсот Нобелевских премий, – съязвил я. – Только вручать их будет некому. – Это еще почему?! – удивился папа. – А ты дядю Аркадия спроси, у которого там кровавое месиво на ковре, – нашел я самый веский аргумент, хотя папа еще не знал про детские забавы дяди Аркадия. – Хорошо еще, что бомбардировщики с ядерными бомбами по дому не летают… и о ракетах межконтинентальных он в детстве не мечтал. – Да? Аркадий? – удивился папа. – А что у него там? Я рассказал. Папа долго молчал. Потом вздохнул и все-таки решил попробовать снова: – Может, все-таки возьмете меня с собой? Может, так легче будет ее уговорить вернуть все, как было? Но я уже был подкован и вооружен: – Всякое может случиться, па. Мы же сначала до полиции хотим дойти. Какую-то лапшу им там навешать. А если полиция начнет выяснять, кто мы такие? И кто ты такой? Мне что, показать на тебя пальцем и сказать, что ты мой родной папа? Сначала нас задержат за дурацкие приколы, а потом в психушку повезут. Папа посидел, покусывая губы. – М-да… Еще тот бардак получается, ты прав, – признал он. – Ты прав. Ее бы только найти и уговорить все вернуть обратно. На мороженое денег хватит. Я уж не стал пугать папу теми мыслями, которые пугали меня самого: а что, если Аришка не сможет ничего сделать «обратно». Она, похоже, сама не знает, как это у нее все получается… Папа что-то почувствовал. – Да уж… Если так все останется, тогда что… повзрослеть бы скорее, что ли. Ну, в университет-то я легко поступлю снова, если что. Если меня на работе не признают. Только вот маме нашей совсем нелегко будет. У нее и так проблема… Теперь два паспорта нужно. Тут вдруг из меня выпало такое, что я сам пожалел: – Ну, вон у президента Франции жена тоже лет на тридцать старше, и ничего… И тут папа истерично заржал… но, в отличие от меня, в обморок не завалился. Он ржал-ржал, слезы руками размазывал по щекам, а когда успокоился, сказал: – Знаешь, президенты много чего могут себе позволить. – Эй, вы скоро там?! – раздался вдруг хоровой голос нашей мамы. Мы оба вздрогнули и оцепенели на пару мгновений. – Крепись! – сказал мой маленький папа, осторожно похлопал меня по плечу и тихо спросил: – Что ответим? – Да вы не шепчитесь там! – весело крикнула в другой комнате двойная мама. – Я и так ваши мысли читаю. Аль, ты ведь уже не боишься, да? Ты готов? – Ох! У всех маленьких девочек мечта – подслушивать чужие мысли, – почти неслышно пробормотал папа. – А у мальчиков разве нет? – откликнулась слаженным двухголосьем мама. – Ну, мне же такой способности не дали! А тебе вот сразу все, здесь и сейчас. Это ж ты ей всю бадью с мороженым на стол поставила! – вслух и сердито отозвался папа и глянул на меня с нетерпением. – Мам, заходи! Я не испугаюсь! – крикнул я… но, помнится, весь сжался. Дверь открылась. И вошла наша мама в двойном числе… Самое удивительное, что они вошли не по очереди, а вместе – сразу обе оказались по эту сторону дверного проема. – Вот что это? То ли дифракция, то ли вообще неизвестно что! – восхищенно проговорил папа. – Слыхал, сын? Я теперь у папы какая-то дифракция. И как с такой ему теперь жить? – немножко нервно веселилась мама. – Такие вот теперь от него слышим комплименты. А ты что скажешь? – Глаза разбегаются, – помнится, пролепетал я первое, что в голову взбрело, но это первое было и честным признанием. Все движения мам-близнецов были абсолютно одинаковы, синхронны… Одета мама в двойном числе была так, будто в театр собралась. На ней была ее любимая бежевая шелковая юбка плиссе и более темная блуза. В ушах яркие кольца. Остроносые туфельки на шпильках в тон блузке… Только прическа была еще какая-то недоделанная. Честно говоря, меня и вправду это зеркальное раздвоение мамы уже не напугало, тем более что она так веселилась в своем новом образе… однако немного повело, голова чуток закружилась, как будто мозг подсознательно силился выбрать, угадать, какая из них настоящая мама, а какая – копия. – Какой-то тоже сомнительный комплимент! – хохотнула наша мама. – Ты у нас теперь двойная звезда! – тотчас вывернулся из трудного астрофизического положения папа. – Ладно тебе, двоеженец ты наш! – хохотнула мама, пока не приближаясь к нам. – Такое и французскому президенту не снилось! Мы с папой грустно переглянулись. – Нет, я в театр не собралась, – успокоила меня мама, а то мое воображение уже начало рисовать жуткие картины всеобщего обморока в партере и зрителей, падающих прямо вниз с балконов. – Просто весело и прикольно: все, что я пытаюсь надеть, сразу раздваивается… Да я сама не знаю, какая я настоящая! По-моему, мы обе. Так все странно видеть в четыре глаза, так все объемно выглядит. А можно и все, как в панораме, увидеть! Вот так! И мамы стали синхронно разворачиваться в разные стороны… немного постояли спина к спине, только между ними оставался зазор примерно в полметра… потом обе повернулись к нам спиной. – Только вот если лицом к лицу, то как-то не очень, – хором и даже стереофонически поделилась с нами мама… и повернулась лицом к лицу самой себе. – Как-то сразу горячо становится… и вот смотрите еще. Две мамы осторожно потянули навстречу друг другу указательные пальцы. С расстояния примерно десять сантиметров между пальцами возникла дуга коронного разряда, при дальнейшем приближении возник ослепительный белый шар, а кисти нашей двойной мамы тоже засветились почти как у меня, когда я брал в руку ту проклятущую радиолампу. – Хватит! – испуганно выпалил папа. – Все-все, Паш, я и так уже обжигаюсь, – так же беззаботно констатировала мама чудеса, напичканные в нее таинственной малышкой-зайчишкой. Она одновременно отдернула руки, шар с сильным хлопком пропал, и в воздухе сильно запахло озоном. – Шаровая молния… – прошептал папа. – Обалдеть можно! Лин, ты так больше не экспериментируй, пожалуйста. А то, может, какая-то из тебя вся состоит из антивещества. От этих папиных слов у меня ознобчик по спине пробежал. – Тогда же рвануть уже должно было так, что мало не покажется! – продемонстрировал я с испугу дикие познания в физике. И в тот же миг странная картина полыхнула в моей памяти… Две маленьких, совершенно одинаковых девчонки в белых халатиках несутся друг навстречу другу – и ба-бах! Сон, что ли, какой-то вспомнился? Жутковатый сон, но яркий такой, ярче многих воспоминаний о реальных событиях.