— Извините, пожалуйста! Последнее, что я услышала, был искренний смех Платонова: — Ну, надо же, какая страсть! — Что, так и плеснула в лицо?! Лизка, ты — молодец! Я горестно вздохнула: — Он сейчас наврет Михайлову, что это я исключительно от страстной любви к нему позволяю себе такие выходки! Понимаешь, Платонов просто виртуозно оборачивает все себе на пользу. Женька вздохнула. — Все-таки, думаю, тебе нужно обо всем рассказать Михайлову. Неужели ты не понимаешь? — Ага, а Платонов тогда расскажет, что я влюблена в него! Подруга пожала плечами: — Ну и что? Не съест же тебя Михайлов за это признание. Ему это будет даже лестно. Мы не успели обсудить этот вопрос. Раздавшийся в кабинете звонок заставил вздрогнуть не только меня, но и Женьку. Эдик изумленно глянул на нас, снял трубку, протянул мне. Уверенный, довольно низкий женский голос возник в трубке: — Здравствуйте. Нам необходимо поговорить. Если бы вы могли выделить мне полчаса вашего драгоценного времени… Уже догадываясь и про себя холодея от этой догадки, я спросила: — Нина Васильевна? — Разумеется, это я. Не пугайтесь, я не буду устраивать скандал на людях. Я так же мало в этом заинтересована, как вы. Мне просто хотелось бы обсудить с вами некоторые вопросы. — Хорошо, — решилась я. — Давайте через полчаса встретимся в бизнес-центре. На втором этаже есть кофейня, думаю, там нам никто не помешает. Женька сказала твердо: — Ты как хочешь, но я буду неподалеку. Если что — зови! Я закрыла за собой дверь, и тяжелые бархатные портьеры кофейни отгородили меня от фонтанов, тропической зелени, суеты и зеркального блеска бизнес-центра. Здесь было тихо, негромко и хрипловато пел Крис Ри, восхитительно пахло только что смолотым кофе. Нина Платонова пришла раньше. Она сидела лицом к дверям, и, конечно, стразу же увидела меня. Она с очевидным усилием улыбнулась и показала мне на стул напротив себя. — Я позволила себе сделать заказ. Хозяйка заведения подала нам на подносе две чашечки кофе. — Я заказывала два капуччино, — мимолетно удивилась моя соседка. Хозяйка улыбнулась мне и пояснила: — Лиза — наша постоянная посетительница. Она всегда пьет натуральный черный кофе без сахара. Что-нибудь еще? У нас сегодня замечательный вишневый штрудель. Я поддержала разговор, вежливо заметив: — Это заведение славится своей выпечкой. А вишневый штрудель — их фирменное блюдо. Платонова любезно улыбнулась, но от предложения отказалась: — Обязательно воспользуюсь вашей рекомендацией, но как-нибудь в другой раз. Мы остались одни, и я вопросительно подняла на нее глаза: — Думаю, что все светские условности нами были соблюдены. О чем вы хотели поговорить? Нина Платонова повертела в руках ложечку и аккуратно пристроила ее на блюдце. Она подняла на меня глаза, и медленно сказала: — Лиза, у нас с Кириллом Сергеевичем очень доверительные отношения. Он рассказал мне все. На тот момент он не был уверен в своих чувствах, и просил меня дать ему две недели на раздумья. Я полагаю, сегодня вы с ним встречались… Я перебила ее. — Нина Васильевна! Вне зависимости от того, что вам сказал муж, существую еще я и мои желания. Верю, что вы очень любите мужа, но сказать, что разделяю ваши чувства, не могу. Кирилл Сергеевич — сложный человек, и я уже имела случай убедиться, что он не любит отказываться от своих заблуждений. Так вот, вам я скажу истинную правду: я не люблю вашего мужа. Она кивнула: — Кирилл говорил, что с вашей стороны это было только увлечением, но он надеется… — Простите, но у меня складывается странное впечатление, что вы уговариваете меня… Моя собеседница полезла в лакированную плоскую сумку и достала сигареты, нервно закурила. Вообще, я присмотрелась к ней, и подивилась поступкам Платонова еще раз. Несомненно, она была красива, лет сорока, пожалуй, но все еще очень красива, ухоженное лицо, дорогая одежда, подобранная с большим вкусом, изящные, ухоженные руки с неброским маникюром, великолепные волосы. Я почувствовала к ней жалость. Она стряхнула пепел и, видимо, решилась. — Я Кириллу очень обязана. Была в моей жизни по молодости одна история, Кирилл тогда показал себя настоящим моим другом. У меня был роман с человеком намного старше меня и по возрасту, и по общественному положению, ни о какой женитьбе и речи идти не могло. Тогда все было очень серьезно, и я могла лишиться и работы, и карьеры. Кирилл женился на мне. Все эти годы он воспитывал ребенка, рожденного мной от другого человека. А теперь, когда он встретил и полюбил вас, он надеется, что вы родите ему собственного сына. Я, как видите, даже этого не смогла, — после небольшой паузы с горечью добавила она. — Какой ребенок? Вы с ума сошли? Я, между прочим, замужем. Платонова исподлобья глянула на меня: — Можете ли вы сейчас, сию минуту, поклясться чем-то очень дорогим вам, в том, что любите мужа? По-настоящему любите? Я разозлилась: — Вас это совершенно не касается. И я не очень поняла, зачем вы добивались нашей встречи? Она погасила сигарету и внимательно посмотрела на меня: — Я разве не сказала? Это Кирилл просил меня встретиться с вами. Нет, нет, он не просил меня уговаривать вас, он хочет, чтобы решение, которое вы примете, было осознанным. Он попросил меня рассказать вам о том, что он может быть не только мужем, но и другом. И, если поверите на слово, он — великолепный любовник, вы в этом сможете и сами убедиться. Я поднялась. — Нет, вы точно все сошли с ума! Во-первых, он, потому что просил вас прийти, а во-вторых — вы, потому что согласились! Я-то пришла сюда только, чтобы убедить вас в том, что между мной и вашим мужем ничего нет, что все это — плод его воображения. Простите, но мой перерыв заканчивается, мне нужно уходить. — Я оглянулась, и добавила: — Мне очень жаль вас. Он обманывает вас, поверьте, он играет вашими чувствами, и он — совсем не тот человек, за которого себя выдает. Она спокойно посмотрела на меня и пожала плечами: — Зачем бы ему это было нужно? — Вот и я хотела бы знать, зачем? В шесть часов вечера Женьке на сотовый позвонил ее министр, и она умчалась. Эдик тоже сегодня торопился, так что я в лаборатории осталась одна. Ужасно хотелось посмотреть, ушел ли Михайлов, но, после утренней сцены с моим участием вряд ли это было благоразумно. Я сварила кофе, пару раз безуспешно набрала номер Демидова, выслушав сообщение механического голоса, и с чистой совестью уселась за расчеты. Неожиданно дверь открылась, и заглянула Анна Петровна. Она обычно старалась не задерживаться, поэтому я удивилась. — Лиза, я хотела бы поговорить с тобой. Я покраснела: — Анна Петровна, понимаю, что должна извиниться за то, что вы с Игорем Степановичем стали свидетелями этой нелепой сцены. — Нет, Лиза, я не по этому поводу. Я сегодня поняла, что ты еще очень молода, и, если я могу удержать тебя от ошибки, я должна это сделать. Ты знаешь, что мне не очень нравится твой муж, и, поверь, это не только потому, что он сбежал от нас. Но Платонов Кирилл Сергеевич — это не тот человек, ради которого стоит ломать свою жизнь. Она присела напротив меня, и тихо продолжила: — Давай так, я расскажу тебе то, о чем должна, а ты уж сама все обдумай и прими решение. Только у меня одно условие: ни одному человеку ты не расскажешь то, что услышала от меня. Понимаешь, многие участники событий, о которых я тебе расскажу — достойные люди, многих уже и нет с нами, царство им небесное… И я никогда не решилась бы… Я давно работаю в институте, много лет знаю их всех: Игоря Михайлова, Кирилла Платонова, Мунира Торшхоева — замечательный был выпуск, все они учились у Анатолия Карловича, и всех он привел в институт. Здесь же все и защищались. И Нину хорошо помню, такая красавица была. Она к нам тоже после института пришла. Сама она откуда-то из Перми, ни родных, ни близких у нее нет. — Ну, насколько я знаю, у нее есть сын.