Михайлов сжал мой локоть, участливо спросил: — Устала? Я кивнула. Музыка кончилась, все вышли на веранду, а вскоре решили разъезжаться. Краем глаза я заметила, что Платонов пошептался с Иосифом и тот, снисходительно улыбаясь, покивал ему, направившись к другой машине. Я твердо решила, что с Платоновым не поеду ни за что, и вцепилась в Женькин локоть. Платонов обернулся, разыскивая меня в темноте, и я утянула Женьку в тень. Неожиданно рядом возник Михайлов: — Девочки, усаживайтесь! Платонов, наконец, обнаружил нас и возмутился: — Игорь, что ты распоряжаешься? Я с удовольствием довезу девушек, тем более, что нам по пути. Мунир стоял у автомобиля, прислушиваясь к беседе. Он молчал, но чувствовалось, что свой интерес в беседе имеет. Спор решил Михайлов. Он решительно распахнул дверцы джипа, усадил нас с Женькой и примирительно сказал: — Как-нибудь в следующий раз. Договорились? Я девушек привез, я их и отвезу. Все, давайте прощаться. Мы с Женькой переглянулись, но промолчали. Возражать Михайлову никто не решился, даже бритоголовый министр. Впрочем, когда мы подъехали к въезду во двор, где жила подруга, мне показалось, что в стороне, под липами, стоял уж очень приметный автомобиль. Мысленно я хмыкнула, но вслух не произнесла ни звука. Михайлов высадил меня у парадного, я поблагодарила его и хотела уже выйти. При этом неловко зацепилась цепочкой сумочки за подлокотник, она порвалась, и содержимое сумочки разлетелось по коврику. Михайлов засмеялся, и мы еще несколько минут шарили по полу, собирая мои ключи, пудреницу и рассыпавшуюся косметику. Пару раз наши руки нечаянно соприкоснулись, и у меня от этого краска бросилась в лицо. Наконец, я все беспорядочно запихала в сумочку и вышла. Михайлов завел машину и тронулся. Небо уже серело, и я подняла голову. На нашем балконе стоял Демидов и курил. Видимо, он наблюдал за моим возвращением и подумал, что мы с Михайловым… Я так устала этой ночью, что меня это ничуть не озаботило. Я помахала ему, но он не ответил. Поднявшись в квартиру, я пристроила злополучную сумочку на полку, с наслаждением сбросила туфельки и босиком прошла в кухню. Налила минералки, понимая, что объяснения не избежать. В дверях появился Демидов. Он мрачно посмотрел на меня и спросил: — Обязательно было целоваться с любовником под нашими окнами? Я подняла на него глаза и устало сказала: — Если я скажу тебе правду, ты ведь мне не поверишь? У меня порвалась цепочка на сумке, и рассыпалась косметика. Михайлов мне просто помог собрать ее. Вот и все. Демидов в бешенстве сощурил глаза: — Ты права, я тебе совершенно не верю! Как будто я не знаю, что ты боготворишь своего Михайлова! Я поднялась и спокойно сказала: — Да. Боготворю. Но это не значит, что я с ним целовалась в машине, и тем более не значит, что он — мой любовник. И давай уже пойдем спать, устала ужасно. Я осторожно обошла его, на ходу сняла браслет и гривну, вынула из ушей тяжелые серьги. Постояла под душем. Потом вытянулась на прохладных простынях, закрыла глаза. Передо мной мелькали лица и впечатления дня. Демидов в спальню не пришел, улегся на диване в гостиной, и я подумала, что это в первый раз со времени моего замужества мы спим врозь. С этой мыслью я и уснула. По воскресеньям мы всегда себе позволяем поспать подольше. Я подмерзла под утро, и по привычке хотела согреться около горячего, как печка, Демидова. К моему изумлению, рядом его не оказалось. Я вспомнила о ночных событиях и загрустила. Перспектива объяснений с Демидовым меня серьезно пугала. Вообще по натуре я не люблю никакие объяснения, а тут я все-таки чувствовала какую-то свою вину. Я вздохнула и вышла из спальни. Демидов сидел в холле и держал в руках мою сумочку с оборванной цепочкой. Он поднял ко мне лицо: — Это и в самом деле правда? Ну, то, что ты вчера рассказала? Мне неожиданно стало жалко его, и я присела рядом. — Конечно, правда. А зачем мне тебе врать? — Ну, я не знаю… — И я не знаю. И что нам теперь с этим делать? Демидов отнес меня в спальню, и наша ссора закончилась так же, как и все прочие до нее. Утром в понедельник выяснилось, что заказчики прислали разделительную ведомость по оборудованию, которая шла в разрез со всеми нашими предварительными договоренностями. Женька, которая вместе с двумя сметчиками последние две недели не разгибаясь, увязывала оборудование и комплектующие, злобно и громко выругалась. — Две недели — коту под хвост! — завопила она. — Придется поработать вечерами, — грустно заметила я. Последние три месяца мы и так пропадали на работе, отчего у Эдика были перманентные скандалы в семье: теща орала, что Соня — дура, что муж ей изменяет, а она ему позволяет ноги о себя вытирать… Нам с Женькой было легче, хотя Демидову тоже мало нравилось все это. Неожиданно Женька заявила: — Я оставаться не могу. Может у меня быть своя личная жизнь? Мы с Эдиком переглянулись, и я вспомнила, что вчера весь вечер телефон подруги был отключен… Тревожный знак! Воспользовавшись паузой, я подобралась поближе и тихо спросила: — Женька! Это — то, что я думаю, или ты все-таки имеешь в голове хоть каплю мозгов? Женька упрямо наклонила голову и сказала: — Да, это — оно самое, и даже гораздо больше. Я люблю его. Я всплеснула руками и сердито прошипела: — Чокнутая! У него жена и четверо детей, он хвастался, что осенью ждет внука! Женька пожала плечами: — Ну и что? И не ори на меня, пожалуйста! Сама хороша! У меня, между прочим, мужа нет, не то, что у некоторых. Я обиделась. Поднялась и отошла к своему столу. В молчании мы проработали часа два, как вдруг влетела наша сметчица Оля и возбужденно сказала: — К нашему Михайлову такой мужик пришел! Конфетка! Поскольку мне ни до каких мужиков дела не было, я промолчала. Женька неожиданно насторожилась и спросила: — Высокий, темноволосый, похож на певца, черт, забыла, как его? Ну, ямочка у него на подбородке… — На Серова, точно! Вот, вот, а я все думаю, где видела его раньше! Женька уселась на место и сказала: — Он с Михайловым учился вместе, я его на юбилее встречала.