Слишком легко было забыть, что существует что-то, кроме хаоса, насилия, страха и смерти. Они все выжили, хотя были грязными, измученными и травмированными. Но существовало нечто большее, гораздо большее. Жизнь была больше. Они могли найти ее снова. Они доберутся до Убежища. Окажутся в безопасности. Они найдут место для музыки, красоты и любви. Такое место существовало. Она знала это сердцем и душой. Амелия открыла глаза, когда затихла последняя призрачная нота. Было совершенно темно, если не считать свечения, исходящего от смартфлекса, который установил для нее Мика. Остальные участники группы погрузились в обессиленный сон, как только их тела опустились на мягкие диваны. Уиллоу и Финн разложили два дивана вместе, разделив подушки с Бенджи, устроившимся между ними. Селеста заняла кожаный диван, как можно дальше от Хорна. Мика все еще читал при свете фонарика. Джерико дежурил у главного входа в мебельный магазин. Сайлас пошел к западному выходу, который вел к другому торговому центру — с магазином спортивных товаров и горящими трупами. Габриэль охранял южный выход, ведущий на огромную парковку. Слева от южного выхода находились туалеты, административные помещения и стальная дверь, соединявшая магазин с большим складом, где хранилась мебель в пластиковой упаковке, ожидавшая своей очереди на доставку. Амелия спрятала скрипку в кашемировый свитер, найденный в одном из дизайнерских бутиков. Ей нужно поспать. Она устала, но сны по-прежнему оставались капризными и коварными. Бывали ночи, когда Кейн преследовал ее — его ужасные руки, шарящие по ее телу, глаза-бусинки и злобная, похабная ухмылка. Она просыпалась, вздрагивая и плача, охваченная ужасом, слабая и напуганная снова и снова. Это случалось уже не каждую ночь и даже не каждую вторую ночь. Медленно, неумолимо она избавлялась от него. Кейн больше не имел над ней власти, ни мертвый, ни живой. Скоро он вообще перестанет ей сниться. Она вздохнула и в темноте направилась в туалет, используя для освещения голубое свечение своего смартфлекса. Дождь шел так часто, что солнечная зарядка Джерико стала почти бесполезной. Батарея ее смартфлекса разрядится уже завтра. Амелия пыталась убедить себя, что ей все равно. Но все же было что-то успокаивающее в голубом свечении интерфейса, в том, что время и дата все еще работали, хотя мало что еще оставалось. Сейчас было 22:15 среды, 13 декабря. Как будто это имело какое-то значение. Но почему-то это все равно оставалось важным. — Смотри под ноги. — Голос Габриэля раздался из темноты, когда Амелия едва не ударилась голенью о торцевой столик, неудачно стоящий в проходе между мебельными рядами. Габриэль включил фонарик на батарейках и осветил ей дорогу. Она остановилась у дверей в туалет. Гроза прекратилась, но лишь слабый свет проникал сквозь стеклянные двери южного выхода справа. Густые облака закрыли звезды. Пустая парковка и несколько бесплодных деревьев влажно блестели. — Как думаешь, сегодня будет мороз? — Скоро будет. Боль давила на веки. Амелия прижала пальцы ко лбу, желая, чтобы боль ушла. Она надеялась, что это не мигрень, но, по крайней мере, пока они в безопасном месте. Хотя мигрень — не самое страшное. Когда наступит следующий приступ? Почувствует ли она предупреждение, или он обрушится на нее, как ревущий поезд? Какой ущерб он нанесет? Какую часть себя она потеряет? Ее воспоминания? Способность ходить и бегать? Ее музыку? — Что-то случилось? — Доброта в голосе Габриэля отозвалась другой болью, острым уколом в глубине ее души. — Я в порядке. — Она едва могла разглядеть его лицо, только очертания, глаза Габриэля слабо блестели в темноте. Желудок сжался против ее воли. — Спасибо за скрипку, — тихо сказала она. Габриэль вздохнул. — Мой брат, правдолюб. Я должен был догадаться. Амелия натянуто улыбнулась, хотя он не мог этого видеть. — Он последователен, надо отдать ему должное. — Он хороший парень. — Да, хороший. Они погрузились в неловкое молчание. Слышал ли Габриэль, как быстро и неуверенно бьется ее сердце? Это был первый раз, когда они по-настоящему остались наедине со времен «Гранд Вояджера». На нее нахлынули воспоминания. Она едва не зашаталась под их тяжестью. Вспышка боли пронзила глаза. Амелия оцепенела, ее зрение помутилось. Она слегка покачнулась. — Эй. Ты в порядке? — Габриэль протянул руку и поддержал ее. Его ладонь коснулась обнаженной кожи ее запястья, вызвав каскад сполохов. Она затаила дыхание и отстранилась. — Прости меня, — быстро сказал он, делая шаг назад. Габриэль говорил искренне, его голос был полон раскаяния. — Я не хотел доставлять тебе неудобства. Она потерла руку. — Все… все в порядке. — Мне очень жаль, правда, — неожиданно сказал Габриэль. Его слова вырвались с трудом. — Прости меня за все. Я знаю, что ты, наверное, не поверишь мне. Я бы не поверил. Но каждую секунду каждого дня я думаю о том, как поступил с тобой. Тебе, вероятно, тяжело находиться рядом со мной после того, что я сделал… Амелия напряглась. Она не планировала заводить этот разговор сейчас. Она не готова. Она чувствовала себя незащищенной и уязвимой. — Что ты ожидаешь от меня услышать? — Тебе не нужно ничего говорить. Это нелегко для меня… — Он прочистил горло. — Я, вероятно, все неправильно объясняю. В ней вспыхнул гнев. В этом не было никакого смысла, но Амелия ничего не могла с собой поделать. Она не хотела с ним разговаривать, так почему вдруг разозлилась за то, что он так долго тянул со своими извинениями? — Прошли месяцы. Ты мог бы сказать что-нибудь раньше. Она почувствовала, как Габриэль вздрогнул. — Я был пленником в наручниках. Ты умирала от вируса «Гидры». Не самое лучшее время. Амелия рассмеялась. Резкий и болезненный, но все же это был смех. Темнота, окружавшая их, как-то освобождала. Как будто они находились в другом мире. Как будто она могла сказать все что угодно, наконец-то произнести слова, которые обдумывала уже несколько месяцев. — Я простила тебя за терроризм, можешь не сомневаться. Но когда ты узнал правду… — Я знаю, — тяжело вздохнул Габриэль. — Ты предал меня. Амелия ждала, что Габриэль начнет оправдываться, заявит о промывании мозгов или, что Симеон заставил его отказаться от нее, чтобы хоть как-то приуменьшить то, что сделал. Именно Кейн и Симеон причинили настоящий вред, именно они были настоящими чудовищами… но Габриэль не стал говорить ничего подобного. — Ты рискнула, — вместо этого сказал он. — Ты доверилась мне. У нас… у нас был момент. Больше того. То, что я чувствовал к тебе, было настоящим. Я хочу, чтобы ты это знала. Я не притворялся. Нет… совсем нет. Эмоции переполняли Амелию. Слезы заструились по векам. Услышать от него эти слова было важно. Габриэль понимал, что он сделал. Как сильно ее обидел. Ее сердце все еще напоминало огненный шар в груди. — Хорошо, — пролепетала она. Ее глаза приспособились к темноте. Она могла различить его руки, сжимающиеся в кулаки по бокам. — Ничего хорошего. Этого не было тогда и никогда не будет. Я воспользовался твоим доверием и разбил его на тысячу осколков. — Да… — Амелия подняла подбородок. Осторожно подбирая слова, словно они могли сломаться у нее на языке, она проговорила: — Ты предал мое доверие, но не сломал меня. Габриэль стоял так близко, что она слышала его дыхание и толчки в груди. От его кожи исходило тепло. Ее сердце забилось быстрее. — Ты сильнее, чем я был, — тихо сказал Габриэль, — чем я есть. Она теребила свой браслет с шармами под свитером. В глазах пульсировала боль, но Амелия не обращала на нее внимания. — Ты мог рассказать всем, что сделал мой отец, что это он создал вирус «Гидры». Ты мог заявить о своей невиновности. Но ты не стал. Почему? Габриэль подвинулся, и прислонился к стене. В тусклых тенях четко вырисовывались очертания его профиля. Он был все так же красив, силен и свиреп как ястреб. — Они бы начали подозревать тебя и твою семью заодно. Вас стали бы допрашивать, посадили в тюрьму или еще хуже. — Ты позволил своему брату поверить, что ты чудовище, вместо того, чтобы выдать меня. — Я и так был чудовищем, — мрачно отозвался Габриэль. Долгое время никто из них не разговаривал. Амелия не знала, что ей думать и чувствовать. Он совершил поистине ужасные поступки. Он поступил чудовищно. Но разве из этого следует, что он все еще монстр? — Мика говорит, что надежда есть для всех. Габриэль сдвинулся в темноте. — И Надира тоже. При мысли о Надире у Амелии защемило сердце. Она была по-настоящему доброй и отзывчивой. Без нее мир стал гораздо хуже. Надира верила, что в Габриэле еще есть добро, что даже террорист может искупить свою вину. Возможно ли это? Хотела ли она, чтобы это было правдой? Он пристально посмотрел на нее. — Ты сама сказала Мике правду. Амелия не стала объяснять ему, что доверие — вещь хрупкая, но драгоценная. Когда оно рушится, рушится и ее сердце. Но она не могла оставаться сломленной. Амелия отказывалась от этой участи. Она не могла позволить Кейну, Симеону или отцу победить. Ей хотелось кому-то довериться. Это стало частью восстановления себя, по одному кусочку за раз.